Феномен ДБ
Шрифт:
Пожалуй, расшифровывать последнюю фразу я не стану – тут важен факт, а вовсе не конкретные люди, которые втянули Быкова в литературу. Впрочем, большая им за это благодарность от лица его преданных читателей!
Должен сказать, что довольно странно после цитированного мной признания о высоком покровительстве читать советы Дмитрия Львовича начинающим поэтам и писателям – этой более чем злободневной теме я посвятил целую главу. Ну а теперь пора бы вспомнить о самом ярком событии конца прошлого тысячелетия. В августе 1991 года случилось всем известное, ужасное и страшное ГКЧП. Но как ни странно, у Дмитрия Быкова с этим временем
«Это меня настигло в свадебном путешествии. Оно было, точнее, предсвадебное, потому что мы ещё дома ничего не сказали. Это была моя первая женя Настька Гурская».
На личности Настасьи Гурской я не стану останавливаться, так же как и на срочном возвращении Быкова в Москву на защиту нарождающейся демократии. Мне тоже довелось у Белого дома постоять, но я не считаю возможным назвать это каким-то подвигом и не требую за это привилегий – на раздачу наверняка бы не успел, там очень быстро всё к рукам прибрали.
Куда важнее следующий малоизвестный факт: в молодости Дмитрий Быков состоял в «Ордене Куртуазных Маньеристов». Его создатель, поэт и музыкант Виктор Пеленягрэ так вспоминал об этом времени [26]:
«Мы Диму звали командором-послушником. Он был юный, только-только пришел с армии, мы его шпыняли, обижали, гоняли за водкой. У поэтов же, как у уголовников, тоже шныри есть, воры в законе – короче, банда. Он недолго терпел и ушёл. А поводом стала одна история. <…> Мы вообще-то про всех членов Ордена придумывали какие-то ужасы. <…> Про Диму мы напечатали какую-то заметку, где были слова: "Быков вступился за честь проститутки". Все эти истории мы печатали в хронике происшествий в газете "Московский комсомолец". Наутро в его семье разразился скандал, потому что Быков как раз недавно женился, и надо же было такому случиться, что как раз в ту ночь он не ночевал дома! Видимо, в семье был большой скандал, и Дима так обиделся на нас, что вышел из Ордена куртуазных маньеристов, а от "МК" стал требовать опровержения на полном серьезе, звонил туда, ругался!»
Ох, уж не стала ли эта жуткая история причиной расставания с первой женой? Сам-то Дмитрий до сих пор любит над другими подшутить, а вот стоит его самого как-то разыграть или подколоть, сразу обижается. Не дай бог, и меня затаскает по судам.
В контексте упомянутого мной семейного скандала будет вполне уместным привести ещё одно признание Быкова, записанное поэтом и переводчиком Ильёй Кормильцевым [27]:
«Я люблю женщин. Бесконечно люблю. Это говорит моя еврейская половинка – плотоядная, сластолюбивая, отвратительно земная. У меня периодически случаются увлечения на стороне, которые жена стоически терпит. Потому что знает: писать я могу только с ней, а это даже важнее секса».
Не думаю, что Быков может писать только на пару с женой, иначе следовало бы предположить существование ещё одного, на этот раз семейного двойника. Даже если так, не удалось придумать для него названия, поскольку в голову приходит нечто не вполне благопристойное. Но раз уж речь зашла о сексе, просто необходимо рассказать про «Мулен Руж», оригинальном продукте Издательского дома Родионова, где попытались секс объединить с политикой. Попробуем перескочить на десяток лет вперёд, в 2006 год, когда Дмитрий Быков стал исполнять обязанности главного редактора журнала [28]:
«Moulin Rouge задумывался <…> как вызывающе
На мой взгляд, постельная лексика и эротика с человеческим лицом – это на любителя. Трудно сказать, то ли человеческого лица не получилось, то ли журнал не выдержал конкуренции с другими глянцевыми изданиями, то ли судебные тяжбы доконали, но эротическая одиссея продолжалась у Быкова всего два года, притом без особого успеха.
Гораздо успешнее продвигался Дмитрий на литературном поприще. Первый сборник стихов под многозначительным названием «Декларация независимости» вышел в 1992 году. Примерно в те же годы было напечатано несколько романов Быкова по мотивам популярных американских фильмов: «66 дней», «Орхидея джунглей», «Харлей и Мальборо», «Дикая Орхидея–2». Тут Дмитрий несколько слукавил, выступив под псевдонимом Мэтью Булл. Вполне могу поверить, что заграничный автор был популярен у читателей.
Алексей Дидуров так писал про это временное увлечение Быкова [18]:
«Пришлось ради хлеба насущного продавать с телеэкрана шляпу Маши Распутиной, заниматься в радиоэфире песенным развернутым буриме и плодить бульварные романы под англосаксонскими псевдонимами».
Что ж, если жизнь заставит, можно съесть и собственную шляпу, как любят выражаться англичане. Можно даже петь в эфире, не имея голоса. Чего только не сделаешь, чтобы заработать на пропитание семье. Я не пытаюсь Диму в чём-то обвинять, поскольку сам в 90-е подрабатывал на стороне.
Ещё одно обоснование этим увлечениям Быкова в лихие 90-е находим в его стихах, процитированных в статье Дидурова [18]:
Другое дело, что в условьях рынка,
В униженности, в нищете, в борьбе
Любой кретин (или, пардон, кретинка)
Желают сделать имечко себе.
Что ж, как ни печально, из песни слова не удастся выкинуть – всякое было в жизни начинающего журналиста. Это уже потом, когда стали появляться всё более успешные его двойники-осколки, Быков остепенился, перестал шокировать читающую публику. К этому времени какое-никакое имя сделать удалось – красноречивый, остроумный, парадоксальный в своих суждениях журналист весьма привлекательно выглядел на фоне косноязычных политиков и даже в окружении своих не менее словоохотливых коллег был, что называется, на голову выше остальных. Но поздно, раньше надо было начинать заботиться об имидже [29]:
«Когда мне было пятнадцать, руководитель нашей родной передачи "Ровесники", в совет которой я входил, Лилиана Сигизмундовна Комарова <…> сказала мне вещь весьма точную: "Имей в виду, ты человек приметный, а потому тебе будут припоминать всё, что другим сойдёт с рук"».
Видимо, тут не имелась в виду только привлекательная внешность Быкова или же его национальность. Быков приметен, что называется, по определению, поскольку в отсутствии этой самобытной его приметности не было бы никакого Быкова. По крайней мере, не было бы того, кого мы с вами знаем.