Феномен двойников (сборник)
Шрифт:
Фаранел набухал на глазах; рос, расползался по экрану, раздвигал и заглатывал звезды. Не фонарик, а круг — буро-желтый, нахальный. Он дрожал в закрытых глазах, когда перегрузки размазывали тело, а когда наплывала невесомость, то казалось: это он тянет в себя. Вот сейчас лопнут ремни, и ухнешь прямиком в эту желтую муть.
Он сожрал уже четверть экрана, когда снизу мячиком выпрыгнул Ктен. Просто светлая пустяковинка, но Хэлан сразу понял, что это Ктен.
— Дотянули! — сказал Майх и сверкнул
Хэлан промолчал. Ктен словно сам накатывался на них, выпячивался в неправильный шарик. Приближался, наплывал, растягивался на весь экран. Середина провалилась, это был уже не шар, а какая-то щербатая лоханка.
Рявкнул двигатель, вдавило в кресло; Ктен отъехал в сторону, повернулся набок. Хэлан закрыл глаза. Что будет — то будет — не поможешь.
Их трясло и мотало; двигатель то ревел, то смолкал; и все длилось, и длилось, и уже не было сил даже на страх, и пусть будет, что будет, лишь бы уже конец, и…
И вдруг кончилось. Сразу. Совсем другая, прочная, тишина, и корабль уже не трясет. Он надежно стоит посреди черно-белой равнины, и вокруг колючий частокол горизонта.
Хэлан еле оторвался от экрана, чтобы глянуть на Майха. Майх спал. Обвис на ремнях, и спал, как неживой.
— Майх!
Вскинулся, глянул на экран, шевельнул губами. Медленным, каким-то не своим движением протянул руку, сделал что-то на пульте — и опять заснул.
— Вы очень здоровый человек, господин Керли, — сказал тот, кто назвался врачом, и Хэлан усмехнулся. Не успел бы кое-чего глотнуть — спал бы, как Майх.
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично. Даже голова не болит.
— А она и не должна болеть, — спокойно ответил тот, и Хэлан посмотрел на него с большим интересом. Никак не определялся у него этот человек, ни в какую схему не укладывался. Внешность? Тощий, сутулый, ходит как-то боком, локти прижимает, будто боится задеть кого невзначай. А повадка доброго доктора из детской передачи. Сейчас вот по голове погладит и лекарство даст. Уже дал! Вчера по такой дозе вколол, что и я отключился.
Тут, на Ктене, сразу все пошло наперекосяк. Вроде всякого ждал, но чтоб вот так взяли и сунули в карантин… Вот прилетает корабль на махонькую станцию, где сто лет чужих не было. Куда экипаж? В карантин, куда еще? Надо только одну малость забыть: какая это станция и какой это корабль.
А добренький доктор молчит, разглядывает. Надо думать обшарили все-таки, пока спал. На интересные мысли их, должно быть, мои карманы навели!
— Доктор, — спросил он, — а вы давно здесь?
— Как вам сказать? Некоторое время. А почему это вас интересует?
— Да так. Показалось, что вы не из старожилов.
Наклонил голову
— Почему?
— Да вот сидите, ни о чем не спросите. Свежий человек все-таки.
— Вам очень хочется втянуть меня в разговор, господин Керли? — мягко спросил врач. — Боюсь, я не могу себе этого позволить. Поговорим лучше о вашем здоровье.
— Зачем? Сами же сказали: здоров. Ну, так давайте хоть познакомимся. А то вы все «господин», а я просто «доктор». Как вас зовут?
— А вас? — так же мягко, спокойно, вроде и без угрозы.
— Хэлан Ктар, бывший сыщик уголовной полиции.
— Громкое имя. И вы можете его удостоверить?
— А как же. Вы в моих карманах рылись?
— К сожалению, да. И то, что там оказалось…
— Сувениры, доктор. Взял кое-что на память.
— О ком?
— О тех, кто нас ловил. Что, не очень убедительно?
— Нет, — сказал врач с сожалением.
— Ничего, придется поверить. Вы первый поверите.
— Почему же именно я?
— А я на Ктен по той же дорожке пришел, по авларской. Знаете такое имя: Винал Стет?
— А с чего вы взяли, что я должен его знать?
— Потому, что вы — авларец, доктор. Понимаете, манеры вас выдают. Речь, конечно, нет… а так чувствуется. То-то я вас никак не мог определить. Вроде с одной стороны — ни частной школы, ни института… не обструганы. А с другой — врач. И как смотрите, и как за пульс взялись. Да и руки у вас вон какие шершавые, мытые-перемытые. И ногти под самый корешок стрижете. Вот и выходит: врач без высшего, такое ж только на Авларе возможно.
Тот очень внимательно посмотрел на свои руки, покачал головой.
— Кто мне еще поверит, как не вы? Знаете же, что это для нас: наша единственная проклятая работа. Это у тех, — он кивнул куда-то назад — еще что-то есть. Семья там, дети. У нас только она. Если уж мы ради чего-то ее бросаем…
— Это очень трогательно, господин Ктар, только несколько не по существу. Я верю, что вы любите свою работу, но это как раз причина, чтобы не верить вам.
— Хорошо повернули! — сказал Хэлан. — Не ожидал! Дело не в работе, а в том, ради чего я ее бросил и в бега ударился.
— Это, может быть, и неглупая провокация.
— Да нет, доктор, очень даже глупая. Вы что, меня за дурака считаете? Да я бы это так обделал, что вы бы нас с Майхом обцеловали, пылинки б снимали!
— Вот потому я и говорю, что неглупая. Мы бы недолго с вас пылинки снимали, Ктар.
— А зачем? — спросил Хэлан. — Господи, да кому вы нужны? Ну, перекинул к вам Лен одного-другого. Так ведь раз я Лена знаю, на кой мне к вам втираться?
Врач улыбнулся. Мягко так, виновато, словно сейчас даст под дых. И дал.