Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века
Шрифт:
Родившийся, подобно Бэкону, в Шотландии философ Иоанн Дунс Скотт (около 1265 или 1274–1308) был видным членом ордена францисканцев и испытал значительное влияние суфийской мысли. Он учил, что никто не в силах обрести чистое теологическое знание одними лишь средствами разума и что необходимым элементом такого познания должно быть откровение. Эти взгляды, безусловно, разделяли все практикующие алхимики.
На истинно суфийский подход Дунса Скотта — а этот аспект, как мне кажется, до сих пор не особенно принимался во внимание, — намекает тот факт, что из-за неортодоксальных методов преподавания этого джентльмена и его сторонников, его имя вошло в сленг в виде слова «Dunce». [116]
116
Болван, идиот (англ.). — Примеч. пер.
Внутренняя логика и смысл историй суфийского типа может открыться ученику либо через размышления и личный опыт, либо (что более правильно) через внезапное озарение, причиной которого становится психологический шок от столкновения с вопиющей нелогичностью происходящего. Многие комментаторы соглашались, что так называемые суфийские шутки, по сути дела, шутками как раз и не являются. Однако это зависит от того, с какой стороны на них посмотреть. Их истинная цель — не в том, чтобы заставить аудиторию смеяться; их истинная суть не очевидна для восприятия непосвящённых.
Одна такая суфийская история обнаружилась в репертуаре западных комиков — буквально несколько лет назад я услышал её по телевизору, хотя и в несколько переработанном виде. Там она фигурировала как весьма бородатый анекдот, хотя на самом деле ведёт своё происхождение от муллы Насреддина, легендарного персонажа суфийского фольклора, действующего лица всевозможных «педагогических» историй, призванных проиллюстрировать те или иные философские идеи на нескольких уровнях сразу. Как-то раз лунной ночью один его друг застал Насреддина на улице за поисками какой-то потерянной вещицы.
— Где ты её потерял? — спросил его друг.
— Дома, — ответствовал Насреддин.
— Тогда почему ты ищешь её тут, на улице? — спросил пораженный друг.
— Потому что тут светлее, — невозмутимо ответил ему Насреддин.
Урок, зашифрованный в этой, казалось бы, совершенно ребяческой истории, гласит, что с духовной точки зрения искать лучше на свету мысли, чем во тьме очевидного и обыденного. Такое осознанно глупое поведение, содержащее, тем не менее, глубокий философский смысл, насквозь пронизывает весь суфийский фольклор и литературу и нередко бралось на вооружение странствующими «арлекинами», о которых у нас шла речь выше. Оно нашло себе применение и в алхимических текстах в форме намеренных лакун, двойных ходов, парадоксов, аллегорий и словесных игр.
Глава четвёртая
Фламель, Юнг, Блаватская и Тайные Учителя
Часто холодная дрожь пробегала по мне, и я спрашивал себя, уж не посвятил ли я свою жизнь очевидной фантазии.
Символизм, столь богатый, как алхимический, неизбежно ведёт своё происхождение от причин вполне адекватных, а не от простой прихоти или игры фантазии.
Следующий алхимик, о котором мне хотелось бы вам рассказать, занимает весьма почётное место в нашем параде учителей, ибо принадлежит к когорте тех, кто представил весомые и убедительные доказательства возможности физической трансмутации. На самом деле доказательства существования
Как и все отрасли науки, имеющие ценность и существующие достаточно долгое время, за почти три тысячи лет своей истории алхимия породила множество шарлатанов, обманщиков, мошенников, жуликов и самозванцев. И возможно, именно столь огромное их количество — образовавшееся за многие века бесчестных обманов и подделок — привело к тому, что великое Герметическое искусство оказалось низведено до нелепых басен и волшебных сказок. С другой стороны, вся эта софистика была, возможно, на руку подлинным алхимикам, работающим в полном одиночестве и заботящимся о сохранении тайны.
Но если уж мы взяли на себя труд совершить путешествие сквозь историю алхимии и изучить жизнь её великих деятелей и их писания, было бы грешно не воспользоваться возможностью и не отделить подлинных искателей и адептов от souffleurs, или надувателей. (Этим последним словом алхимики пренебрежительно называли неумелых любителей из-за их слишком буквального подхода к практической работе и, как следствие, слишком рьяного использования мехов.)
У нас есть также возможность тщательно изучить несколько имеющихся в нашем распоряжении впечатляющих примеров подлинной трансмутации. Среди наиболее хорошо документированных случаев — эксперименты, произведённые в Париже Никола Фламелем. Фламель — возможно, один из самых необычных средневековых алхимиков, хотя бы потому, что с ним связано очень мало тайн. О его жизненном пути уже писали несколько авторов, но мне всё равно хотелось бы обратить здесь внимание читателей на некоторые важные детали и связи, которые до сих пор не получали должного освещения.
Никола Фламель родился около 1330 года неподалёку от Понтуаза в более чем скромной семье. Несмотря на это, ему удалось получить прекрасное по тем временам образование. Он сам откровенно описывал не только как пришёл к алхимии, но и как после двадцати четырёх лет тайных трудов с помощью своей супруги Пернеллы в конце концов открыл секрет создания золота. [117] Всё это время и даже после своего ошеломляющего успеха Фламель скромно работал писцом и продавцом книг (См. ил 6).
117
Полный текст «исповеди» Фламеля вы сможете найти в приложении II «Свидётельство Никола Фламеля». — Примеч. авт.
В отличие от многих своих коллег-алхимиков, Фламель никогда не пытался ни спрятаться за латинизированным псевдонимом, ни скрыть источник своего богатства.
Ортодоксальные историки — или, возможно, как раз неортодоксальные ввиду их склонности отрицать очевидные факты — пытались выставить Фламеля просто успешным предпринимателем, сделавшим себе состояние на ростовщичестве, а потом расточившим его на церковные дела и благотворительность, чтобы искупить свои грехи.