ФЕНОМЕН РОСТОВЩИЧЕСТВА
Шрифт:
Как только образовались различные хозяйства с определенным семейным владением, одна семья становилась богаче скотом, землей, рабами, а другая беднела. Крестьяне, попавшие в затруднительное положение, занимали у своих более богатых соседей хлеб или скот и брали на себя обязательство вернуть его с прибавкой или выполнять за это какую-нибудь работу. Если человек не мог отдать долг, он мог лишиться своего имущества. Если у него было нечего взять, он отправлялся отрабатывать долг на поле или на двор к своему кредитору. Так появлялось долговое рабство. Залогом служила сама личность должника или членов его семьи, затем - земля, а потом и другая вещественная собственность.
Первые
В Вавилоне ростовщичество засвидетельствовано уже во второй половине третьего тысячетелетия до н.э. Эти займы могли иметь одновременно и потребительский характер, и производительный - например, часть займа зерном шла на потребление (дожить до следующего урожая), а другая могла использоваться для посева (вырастить этот урожай).
Кроме того, первые формы займов и процентов имели, конечно же, натуральный характер (разновидность бартера). Крестьянин занимал один мешок зерна, а возвращал полтора или два. Таким образом, кредит опередил появление и рыночного хозяйства, и денег.
Конечно, ничто не могло гарантировать, что человек, уже попавший в затруднительное положение, сможет не только поправить свои дела, но еще и достать излишек, чтобы отдать долг. Как писал один историк хозяйства, «брать проценты при этих условиях значит падающего подтолкнуть».
В истории возникновения денежного хозяйства Вавилон известен как породивший ростовщичество и меняльное дело. Характерная особенность реализации накопления денег заключалась в том, что этот процесс не протекал в рамках замкнутых отношений: государство стало юридически регулировать личные кредитные отношения и выражать интересы владельцев денег - ростовщиков. Таким образом, сбережение богатства имущих превратилось в политику ещё в древнем Вавилоне.
Значение ссуд и процентов в хозяйственной жизни Вавилонии нашло своё отражение не только в деловых документах начала I тысячелетия до н. э., но и в школьной литературе, восходящей к тому времени. В серии табличек с характерным заголовком Харрахубуллу, т. е. “процентный заём”, для учебных целей были собраны шумерские правовые термины, в частности, касавшиеся ссуды и займа, с их аккадским переводом, как, например, “долговое обязательство”, “процентный заём”, “беспроцентный заём”, “дар” и т. д. Об исчислении долговых процентов трактовали специальные задачи в дошедшей до нас математической литературе.
В частноправовых документах того времени мы находим многочисленные свидетельства ростовщических сделок. Сохранились документы, восходящие к жрицам-затворницам местного храма бога Солнца - Шамаша в городе Сиппаре. Эти дохристианские “монахини” через своих родственников - отцов и братьев - производили скупку земель, сдавали в аренду свою землю, давали деньги в рост, покупали рабов и т. д. В древнем городе Ките были ростовщики, дававшие взаймы серебром и зерном под залог полей и созревавшей жатвы, скупавшие дома, закрома, сады, поля и т. д.
Но самые видные представители ростовщического капитала нам известны в городах Уруке и Ларсе, на юге Шумера.
Эти документы вместе с тем устанавливают факт безраздельного господства рабовладельческой знати в Ларсе во время правления Римсина. Так, вышеупомянутые работорговцы, сдавая в наём своих рабов-должников, оговаривали своё право на полное возмещение стоимости раба не только в случае бегства его в неизвестном направлении, но и в случае бегства его в хозяйство царя, храма или знатного человека. Очевидно, в то время крупные рабовладельцы располагали такой силой, что могли безнаказанно принимать в своё хозяйство беглых рабов.
В это же время катастрофически учащается продажа родителями детей. Создалась даже пословица: “Сильный человек живёт руками своими, а слабый - ценой своих детей”.
В 1901 году французская археологическая экспедиция, раскапывая, г. Сузы в Эламе (к востоку от Вавилона), обнаружила базальтовый столб, со всех сторон покрытый клинописью. Эта уникальная находка была открытием древнейшего на земле свода законов. Он был составлен в царствование Хаммурапи, царя Вавилона, в XVIII столетии до н. э. В этом своде оговариваются законы займа. Проценты составляли 20 годовых по денежным займам и 33 - для займа зерном. Заботясь об обеспечении долга, кредитор имел право требовать в залог обработанное и засеянное должником поле.
Исполнение обязательств было непременным для обеих сторон. Только при их обоюдном согласии разрешалось «смочить договор» то есть размягчить глину, на которой он был написан. Это значит: стереть все ненужное. Некооторые статьи Законника наводят на мысль, что немаловажной причиной кодификационной деятельности Хаммурапи было желание смягчить социальные противоречия вавилонского общества, вызванные крайними формами эксплуатации деревни богатыми землевладельцами-арендодателями и ростовщиками. Кодекс в некоторой степени ограничивает возможности этого круга стяжателей, заботясь главным образом о податных и военных интересах государства: плательщиком налогов и солдатом был крестьянин, и потому следовало предотвратить его разорение. В письме из Угарита на плохом аккадском языке, характерном для подобных текстов, находим одну из тех ярких фраз, которые проливают больше света на экономическую жизнь того периода, чем сотни монотонных и длинных табличек: «дайте [между тем] те 140 сиклей, которые все еще остаются от ваших денег, но не требуйте процентов, мы ведь оба благородные люди». Эта любопытная и уникальная ссылка на сословное положение с целью повлиять на экономические взаимоотношения приобретает смысл и значение, когда мы сравниваем ее с отрывком из Второзакония XXIII, 20 (ср.: Левит XXV, 36-37): «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост». Мы видим, что и угаритское письмо, и отрывок из Ветхого завета показывают одинаковое отношение к капиталу как источнику обогащения. В то же самое время староассирийские торговцы брали и простые и сложные проценты. Конечно, платить их они предпочитали в том размере, в «каком один брат спросил бы с другого».