Феномен Солженицына
Шрифт:
…Затеваю я с двумя старшими и занятия по математике… Учу сыновей – привезла Аля из России – по тем книгам, что и сам учился, и наши отцы. Есть у нас и доска, прибитая к стенке домика, мел, ежедневные тетради и контрольные работы, всё, что полагается. Вот не думал, что ещё раз в жизни, но это уж последний, придётся преподавать математику. А – сладко. Какая прелесть – и наши традиционные арифметические задачи, развивающие логику вопросов, а дальше грядёт кристальная киселёвская «Геометрия».
(А. Солженицын. Угодило зернышко
Но не только эти занятия с сыновьями свидетельствуют о том, что и в зрелые годы он не расстался с этой юношеской, первой своей любовью.
Вот он старается объяснить коллегам-писателям самые основы своей эстетики и поэтики:…
Литература никогда не может охватить всего в жизни. Я приведу математический образ и поясню его: всякое произведение может стать пучком плоскостей. Этот пучок плоскостей проходит через одну точку. Эту точку выбираешь по пристрастию, по биографии, по лучшему знанию…
(Из выступления на обсуждении первой части повести «Раковый корпус» на заседании секции прозы Московской писательской организации 17 ноября 1968 года. Александр Солженицын. Собрание сочинений. Том шестой. Frankfurt/Main, 1970. Стр. 185)
Еще один пример такого же математического мышления:…
Трудней того вести горизонтали по общественным сплоткам (Временное правительство, Думский комитет, Ставка, штабы фронтов, Исполнительный комитет Совета депутатов, большевицкая верхушка) – ибо их взаимовлияния сильно переплетены (математически это назвать: «пучок горизонталей») и ни одну не протянешь порознь… Приходится то и дело сочетать протяжку по горизонталям со сверкой по вертикалям…
(А. Солженицын. Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Часть вторая)
А вот – ещё и такое, уже совсем прямое признание:…
К 1979 я носил в себе замысел «Красного Колеса» 42 года, а непрерывно работал над ним – уже 10 лет. И все–все эти годы собирал – когда в бумаге, когда лишь в одной памяти– эпизоды, случаи, факты, хронологию, доступные материалы, соображения, оценки, мысли. Думаю: без системной методичности, природной мне по характеру, и без математического воспитания ума – работы этой мне бы не совершить.
(Там же)
Но самым ярким свидетельством того, что и став писателем он остался математиком, может служить та геометрическая точность, с какой противостоят в его романе «В круге первом» два эти образа: Лев Рубин и Илларион Герасимович.
Обыкновенный фашизм
Редактор монархической газеты «Наша страна» Николай Леонидович Казанцев, опубликовавший свою переписку с Солженицыным (несколько адресованных ему писем Александра Исаевича мелькнули на этих страницах), предварил эту свою публикацию предисловием, небольшим отрывком из которого я хочу начать эту главу:…
Как искусный игрок, А. И. Солженицын не раскрывал все свои карты сразу.
Когда в 1962 году появился на
Когда в 1974 году вышел «Архипелаг ГУЛАГ», то пришлось писателя переквалифицировать: он, дескать, антимарксист, но зато правоверный демократ.
А после его публичных выступлений в США снова поменяли ярлык: он, мол, не демократ, а русский националист.
Хитрый зэк, законченный стратег, он показывал свои карты постепенно, иначе бы его сразу же уничтожили. И каждый раз дожидался наиболее благоприятного момента.
Однако последнюю свою ипостась он так и не успел выявить urbi et оrbi. А она составляла сердцевину, самое глубинное ядро его мировоззрения.
Александр Исаевич был убеждённым монархистом.
Более того. Он собирался написать политическую программу для России, основанную на постулатах трёх китов русской монархической мысли: Ивана Солоневича, Льва Тихомирова и Ивана Ильина.
Причём свой монархизм он проявлял также и на деле.
На продолжение целого десятилетия, – вплоть до своего возвращения в Россию, – он финансировал «Нашу Страну», регулярно присылая мне для её издания тысячедолларовые чеки.
Почему же он так и не открыл публично свою монархическую карту?
Потому что духовное состояние народа и многие политические факторы этому не благоприятствовали.
(Н. Казанцев. Монархическая карта Солженицына)
Конечно, из того факта, что Солженицын с симпатией относился к редактору монархической газеты и даже посылал ему на её издание тысячедолларовые чеки, вовсе ещё не следует, что он был убеждённым монархистом, а тем более, что эта его ипостась «составляла сердцевину, самое глубинное ядро его мировоззрения».
Да и вообще вся эта выстроенная Н. Л. Казанцевым схема слишком уж примитивна. На самом деле Александр Исаевич не просто долго скрывал от мира истинное своё лицо. Он менялся. Как мы знаем, некоторое время действительно был (а не прикидывался) верным ленинцем. И даже исповедуя свою новую, антидемократическую доктрину, вовсе не былещё убежден ни в безнадежности западной демократии, ни в том, что у России – только одно будущее: авторитаризм. Сперва говорил об этом как-то робко, в сомневающейся,предположительной форме:…
…Если Россия веками привычно жила в авторитарных системах, а в демократической за 8 месяцев 1917 года потерпела такое крушение, то, может быть, – я не утверждаю это, лишь спрашиваю, может быть, следует признать, что эволюционное развитие нашей страны от одной авторитарной системы к другой будет для неё естественней, плавней, безболезненней?
(А. Солженицын. На возврате дыхания и сознания. Александр Солженицын. Публицистика в трёх томах. Том 1. Статьи и речи. Ярославль, 1995. Стр. 47)