Феноменология духа
Шрифт:
Презирает оно рассудок и науку, Наивысшие дары человека, — Чёрту оно отдалось И обречено на погибель57.
Итак, оно погружается в жизнь и осуществляет чистую индивидуальность, в которой оно выступает. Оно не создает себе своего счастья, а скорее непосредственно берет его и наслаждается им. Тени науки, законов и принципов, которые одни только стоят между ним и его собственной действительностью, исчезают как безжизненный туман, который оно не может воспринять с достоверностью своей реальности; оно берет себе жизнь, как срывают зрелый плод, который в такой же мере сам падает к нам в руки, как и мы берем его.
[1. Удовольствие.] — Его действование только со стороны некоторого момента есть действование вожделения; оно направлено не на уничтожение предметной сущности в целом, а лишь на форму ее инобытия или на её самостоятельность, которая есть лишенная сущности видимость, ибо в себе она имеет для него значение той же сущности или его самостности. Стихия, где вожделение и его предмет друг к другу равнодушны и самостоятельны, есть живое наличное бытие; удовлетворение вожделения снимает это бытие, поскольку оно принадлежит предмету вожделения. Но стихия, которая сообщает
13 в действительность в некотором выступающем как самостоятельное сознании, или: — созерцания единства обоих самостоятельных самосознаний. Оно достигает своей цели, но тут — то и узнает на опыте, в чем ее истина. Оно составляет о себе понятие как об «этой» единичной для — себя — сущей сущности, но само осуществление этой цели есть снятие ее; ибо оно не становится для себя предметом в качестве «этого единичного», а, напротив, в качестве единства себя самого и другого самосознания, следовательно, как снятое единичное или как всеобщее.
[2. Необходимость.] — Испытанное удовольствие имеет, конечно, положительное значение, заключающееся в том, что оно открылось себе самому в качестве предметного самосознания, но в такой же мере оно имеет и негативное значение, состоящее в том, что оно сняло себя само; и так как оно поняло своё претворение в действительность лишь в первом значении, то его опыт входит в его созпаипе как противоречие, в котором достигнутая действительность его единичности видит, что она уничтожается негативной сущностью, которая, будучи лишена действительности и содержания, противостоит указанной действительности и тем не менее составляет поглощающую мОщь этой сущности. Эта сущность есть не что иное, как понятие того, что есть эта индивидуальность в себе. Но последняя есть еще беднейшая форма духа, претворяющего себя в действительность; ибо она есть для себя лишь абстракция разума или непосредственность единства для — себя — бытия и в — себе — бытия; ее сущность есть, следовательно, лишь абстрактная категория. Однако она не имеет более формы непосредственного простого бытия, как [она имела ее] для наблюдающего духа, где она есть абстрактное бытие, или, будучи установлено как нечто чуждое, есть вещность вообще. Здесь в эту вещность вошло для — себя — бытие и опосредствование. Она выступает поэтому как круг, содержание которого есть развитое чистое отношение простых существенностей. Достигнутое претворение этой индивидуальности в действительность состоит поэтому лишь в том, что она выбросила этот круг абстракций из замкнутости простого самосознания в стихию для — него — бытия, или [в стихию] предметного распространения. Следовательно, для получающего удовольствие самосознания предметом как его сущностью становится распространение указанных пустых существенностей — чистого единства, чистого различия и их соотношения; другого со — держания предмет, который индивидуальность узнает на опыте как свою сущность, не имеет. Он есть то, что называется необходимостью, ибо необходимость, судьба и т. п. и есть как раз то, о чем не умеют сказать, что оно делает, каковы его определенные законы и положительное содержание, потому что оно — само абсолютное, созерцаемое как бытие чистое понятие, соотношение простое и пустое, но непреодолимое и нерушимое, произведение которого есть лишь «ничто» единичности. Необходимость есть эта прочная связь, потому что связующее — это чистые существенности или пустые абстракции; единство, различие и соотношение суть категории, из которых каждая, будучи ничем в себе и для себя, есть лишь в соотношении с противоположным ей и которые поэтому не могут быть разъединены. Они друг с другом соотнесены своим понятием, ибо они сами суть чистые понятия; и это абсолютное соотношение и абстрактное движение составляют необходимость. Единичная лишь индивидуальность, которая своим содержанием имеет сначала только чистое понятие разума, вместо того чтобы покинуть мертвую теорию и погрузиться в жизнь, скорее, таким образом, погрузилась только в сознание собственной безжизненности и достается себе лишь в качестве пустой и чуждой необходимости, в качестве мертвой действительности.
[3. Противоречие в самосознании.] — Переход совершается из формы «одного» в форму всеобщности, из одной абсолютной абстракции в другую, из цели чистого для — себя — бытия, отбросившего общность с «другими», в чистую противоположность, которая в силу этого есть столь же абстрактное в — себе — бы — тие. Это проявляется, следовательно, так, что индивид только гибнет, а абсолютная хрупкость единичности рассыпается в прах, наткнувшись на столь же твердую, но непрерывную действительность. — Будучи в качестве сознания единством себя самого и своей противоположности, индивид еще видит эту гибель; он видит свою цель и свое претворение в действительность, точно так же как и противоречие того, что было сущностью для него и что есть сущность в себе; — он узнает на опыте двоякий смысл, заключающийся в том, что он делал, а именно в том, что он взял себе свою жизнь; он брал жизнь, но тем самым
48
Гегель имеет в виду двойной смысл выражения sich das Leben neh — men, — буквальный: взять себе жизнь, и обычный идиоматический: лишить себя жизни (отнять у себя жизнь). — Прим. переводчика.
Этот переход его живого бытия в безжизненную необходимость кажется ему поэтому чем — то извращенным (Verkehrung), ничем не опосредствованным. Опосредствующим должно было бы быть то, в чем обе стороны составляли бы одно, где сознание, следовательно, узнавало бы один момент в другом, свою цель и действование — в судьбе и свою судьбу — в своей цели и своем действо — вании, свою собственную сущность — в этой необходимости. Но это единство есть для этого сознания именно само удовольствие или простое единичное чувство, и для него переход от момента, этой его цели в момент его истинной сущности есть прямой скачок в противоположное, ибо эти моменты содержатся и связаны не в чувстве, а лишь в чистой самости, которая есть некоторое всеобщее или мышление. Поэтому сознание благодаря своему опыту, в котором для него должна была обнаружиться его истина, стало для себя скорее загадкой: последствия его действий для него не есть сами его действия; то, что с ним случается, не есть для него опыт того, что оно есть в себе; переход не есть просто изменение формы одного и того же содержания и одной и той же сущности, представленных в одном случае как содержание и сущность сознания, в другом — как предмет или созерцаемая сущность самого себя. Абстрактная необходимость считается, таким образом, той лишь негативной непостигнутой в понятии мощи всеобщности, о которую разбивается индивидуальность.
Здесь кончается явление этой формы самосознания; последний момент существования этой формы есть мысль о ее потере в необходимости, или мысль о себе самой, как о некоторой абсолютно чуждой себе сущности. Но самосознание в себе пережило эту потерю; ибо эта необходимость или чистая всеобщность есть его собственная сущность. Эта рефлексия сознания в себя — знание того, что необходимость — это оно само, — есть его новая форма.
в. Закон сердца и безумие самомнения
То, что поистине есть необходимость, в самосознании, тем она является и для его новой формы, в которой оно есть для себя самого «необходимое»; оно знает, что непосредственно обладает внутри себя всеобщим или законом, который в силу определения, согласно которому он есть непосредственно в для — себя — бытии сознания, называется законом сердца. Это форма, как и предшествующая, будучи единичностью, есть для себя сущность; но она богаче определением, согласно которому она считает это для — себя — бытие необходимым или всеобщим.
Следовательно, закон, который непосредственно есть собственный закон самосознания, или сердце, содержащее в себе однако закон, есть та цель, которую самосознание старается осуществить. Посмотрим, соответствует ли ее осуществление такому понятию и узнает ли оно внутри себя на опыте этот свой закон как сущность.
[1. Закон сердца и закон действительности.] — Этому сердцу противостоит некоторая действительность, ибо в сердце закон есть прежде всего лишь для себя, еще не претворенный в действительность, и, следовательно, он в то же время есть нечто иное, нежели понятие. Это «иное» определяется в силу этого как некоторая действительность, которая есть противоположное тому, что подлежит претворению в действительность, — следовательно, есть противоречие закона и единичности. Таким образом, эта действительность, с одной стороны, есть закон, которым подавляется единичная индивидуальность, насильственный миропорядок, противоречащий закону сердца, а с другой стороны, страждущее под этим порядком человечество, которое не следует закону сердца, а подчинено чуждой необходимости. — Эта действительность, которая противостоит теперешнему формообразованию сознания, есть, как это явствует, не что иное, как прежнее раздвоенное отношение индивидуальности и ее истины, отношение жестокой необходимости, которой подавляется индивидуальность. Для нас прежнее движение противостоит новой форме потому, что последняя в себе возникла из него, — момент, из которого оно проистекает, следовательно, необходим для него; но ему кажется, что оно находит этот момент наличным, так как оно не сознает своего происхождения, и видит свою сущность в том, что оно, напротив, есть для себя самого или есть «негативное» по отношению к этому положительному в — себе[-бытию].
Таким образом эта индивидуальность направлена на то, чтобы снять противоречащую закону сердца необходимость, равно как и причиняемое ею страдание. Она, следовательно, уже более не есть легкомыслие прежней формы, которая желала только единичное удовольствие, а есть серьезность некоторой высокой цели, ищущая своего удовольствия в проявлении своей собственной превосходной сущности и в созидании блага человечества. То, что она претворяет в действительность, само есть закон, и ее удовольствие поэтому есть в то же время общее влечение всех сердец. То и другое для нее нераздельно: ее удовольствие закономерно, и осуществление общечеловеческого закона есть приуготовление ее единичного удовольствия. Ибо внутри себя самой индивидуальность и необходимость — непосредственно одно, закон есть закон сердца. Индивидуальность еще не тронулась с своего места, и единство индивидуальности и необходимости получилось не в результате их опосредствующего движения и не в результате воспитания. Претворение в действительность непосредственной, невоспитанной сущности считается проявлением некоторого превосходства и созиданием блага человечества.