Феномены Тени и зла в волшебных сказках
Шрифт:
Жизнь всех животных, даже на очень ранних стадиях эволюции, обеспечивалась тем, что бихевиористы назвали бы паттернами, определенным типом поведения, ухаживания, заботы о потомстве, спаривания и т.д., который является специфичным для каждого вида, причем уже на уровне животных такие паттерны могут вступать в конфликт или смешиваться между собой. Это можно видеть в обычном поведении рыб, например колюшек, у которых сексуальное поведение самца тесно связано с агрессией. Колюшки очень близоруки, поэтому если самец колюшки видит, что к нему приближается рыба меньшего размера, он становится агрессивным и готов вступить в борьбу. Если позже он распознает в рыбе самку, то он успокаивается и готов с ней спариться. Но если он видит рыбу большего размера, то у него развивается страх, он «теряет лицо» и обращается в бегство. Поэтому у колюшек только крупный самец может спариться с маленькой самкой, а не наоборот.
В определенной мере то же самое до сих пор происходит и на человеческом уровне, ибо, если мужчина боится женщину, он становится импотентом; он «теряет лицо», и с этим ничего не поделать! У женщин происходит все наоборот: они могут сочетать «потерю лица» и стремление к бегству с половым актом. Но если они агрессивны, если они одержимы Анимусом, то никакая любовь невозможна.
Таким
Таким образом, паттерны поведения даже на животном уровне не слишком хорошо отрегулированы; не существует главной диспетчерской, в которой находится разумный оператор, переключающий поведение с одного паттерна на другой. Вполне возможно, что именно поэтому природа изобрела высшие формы сознания, чтобы создать такую главную диспетчерскую и тем самым избежать возможности дезадаптации, выявленной на животном уровне. Но какой бы ни была эта причина, мы проявляем те же самые черты, ибо женщина вступает во внутренний конфликт между самосохранением и стремлением защитить своих детей, то есть точно такой же конфликт, который был у курицы-наседки, и мы постоянно оказываемся в жизненных ситуациях, создающих конфликт между паттернами поведения.
Можно сказать, что если человек полностью поглощен каким-то одним своим паттерном поведения, то его адаптация нарушается. Некоторые животные, быть может вследствие раннего импринтинга, в своем развитии ассимилируют только один паттерн. Некоторые олени или волки становятся необычайно агрессивными под воздействием паттерна агрессивности, что вызывает сильную настороженность у стада или стаи и, как правило, приводит их к ранней гибели. Поэтому в полной поглощенности только одним паттерном поведения всегда содержится определенная опасность. Под влиянием нашей цивилизации у диких животных, например оленя и лисы, сформировалась очень хорошее и очень разумное приспособление к человеку, связанное с избеганием его любой ценой. Однако если, например, оленя-самца обуяла охота к спариванию, он может подбежать очень близко к охотнику, ибо не может себя контролировать. Можно, например, прочитать о том, как олень догнал охотника и выбил у него из рук ружье. Используя язык антропологии, можно сказать, что он становится слепым по отношению к любой опасности, будучи поглощенным сексуальным инстинктом. Или кошка, если у нее есть котята, будет нападать на громадного эльзасского волкодава и погибнет, ее инстинкт заботы о потомстве поглотит все остальные «разумные реакции».
Наверное, точно такая же природная основа существует и у человека, ибо и он тоже весьма нередко оказывается поглощенным некоторыми паттернами поведения, то есть архетипическими паттернами, которые вызывают аффекты и фантазии. И, как и в жизни животных, если некто находится во власти таких паттернов, мы говорим о его одержимости. Одержимость для нас так же плоха, как и в примитивном сообществе, ибо это означает, что человек поглощен только одним обрывком мелодии в симфонии его внутренних возможностей, и уже в одном этом содержится немалое количество зла. Теперь вы видите, почему и как это связано с чистой природой зла, ибо вас поглощает и сбивает с ног аффект точно так же, как оползень, но этот оползень находится скорее у вас внутри, чем вовне. Валуны вашего аффекта прокатываются по вашим внутренностям, и вы оказываетесь ими совершенно раздавленными; происходит так, словно вы утратили способность размышлять или общаться или какую-то другую характерную линию поведения.
В процессе анализа некоторым людям, которым угрожает опасность быть сметенными и подавленными такой патологической яростью, могут сниться оползни и лавины: так бессознательное использует соответствующие символические образы, чтобы предсказать не внешний, а внутренний оползень — такое поведение, когда все обусловленное его внутренней культурой и организацией полностью отметается и заменяется только одним типом поведения, будь то агрессия, страх или какой-то аффект, — это мощная примитивная реакция, которую в общем можно было бы назвать чисто природной. Таким образом, мы не стали бы отрицать, что злые духи в природе имеют отношение только к реальному злу в окружающей среде. В той же степени они относятся к нашему внутреннему миру, где имеют место те же самые феномены. Если посмотреть на происходящее под этим углом, то сам факт, что эти существа столь часто изображаются уродами или калеками, вполне объясним, ибо он подразумевает искалеченную одностороннюю человеческую природу; например, у них только одна нога. Вы, так сказать, забываете о противоположности, забываете о другой стороне своего поведения. Вы ведете себя «психологически одноного», «искалеченно» и «уродливо», сметенные односторонностью своего кратковременного аффекта, а следовательно, психологически у вас остается лишь одна нога или даже только катящаяся голова.
Многие современные ученые с психологической точки зрения похожи на катящиеся черепа, у которых отсутствует сердце или другие человеческие органы и реакции. Это вполне подходящий образ для такой психологической односторонности, и в этом отношении становится понятной и аллегория с материалом шизофреников, ибо согласно нашему определению шизофрения -это очень сильная диссоциация на комплексы бессознательной личности. Следовательно, рисунки таких людей напоминают те рисунки эскимосов и южноамериканских и других примитивных народов, на которых
Теперь обратимся к другой проблеме, ибо моя лекция не столько посвящена проблеме зла, сколько сосредоточена на том, как человек с ним справляется. Поэтому после этого экскурса в природу зла я хочу снова вернуться к проблеме поведения и сначала прокомментировать мотив одиночества.
Можно поразмышлять над тем, какое именно одиночество: физическое, духовное или ментальное — становится причиной одержимости злом. Я бы сказала: и то, и другое, и третье. В приведенных мной историях в основном речь идет о физическом одиночестве, пребывании в лесной чаще или в горах, хотя при современной перенаселенности планеты можно с тем же успехом почувствовать себя столь же одиноко в квартире многоэтажного дома, а не только в джунглях Амазонки. Это одиночество психологическое, но в каком-то смысле и психическое. Арабы в пустыне Сахара говорят, что мужчина никогда не приблизится к одинокой женщине, потому что у нее обязательно есть тайный любовник — джин, дух пустыни. В данном случае снова присутствует мотив одиночества. С другой стороны, в христианской и буддийской традициях одиночество — это состояние, к которому в какой-то мере стремятся люди, которые хотят достигнуть святости и высшего и религиозного сознания. Если это принять в расчет, то можно сказать, что одиночество привлекает силы Запредельного: или силы добра, или силы зла. Естественное объяснение было бы следующим: та энергия, которая обычно используется для связи человека с его окружением, блокируется, остается у него внутри и активирует бессознательную часть психики, поэтому, если человек долго находится один, его бессознательное оживает, и тогда, к счастью или несчастью, оно овладевает человеком: либо в него вселяется Дьявол, либо он достигает внутренней реализации на более высоком уровне. Если вы в этом случае являетесь интровертом, то, по рассказам людей, которые стремились достичь святости, сначала вы испытаете на себе нападки Дьявола, ибо в первую очередь энергия усиливает комплексы, которые мы бы назвали автономными комплексами бессознательного. Их энергия возрастает, и пока вы их полностью не проработаете, плоды одиночества не будут позитивными, а это значит, что вы вступите в борьбу с двадцатью тысячами разных демонов.
Однажды я попыталась сделать эта сама. Прочитав у Юнга, что святые в пустыне обнаружили, что такая изоляция укрепляет их бессознательное, я решила попытаться добиться того же самого! Как вы понимаете, это мое поведение было вызванно любопытством, в отношении которого я вас предупреждала! Естественно, это произошло со мной в молодости. Ради эксперимента я уединилась в хижине в снежных горах и чувствовала себя совершенно счастливой, ибо все время занималась приготовлением пищи, чтобы потом ее съесть, и этот паттерн поведения защищал меня от того, чтобы оказаться во власти других духов. Один раз в день я спускалась в деревню за хлебом и молоком, а поскольку по своей природе я интроверт, то короткого разговора о погоде мне было вполне достаточно для поддержания внутреннего равновесия, и потому эффект оказался нулевым! Но тогда я приняла более радикальные меры — я запасла достаточное количество консервов, чтобы мне не нужно было ходить в деревню. Однако я по-прежнему продолжала ходить по окрестностям на лыжах. В конце концов, пришлось и от этого отказаться. Итак, я заставляла себя только сидеть с карандашом в руках и записывать свои сны и возможные фантазии, и так сидела целый день и ничего не делала, питалась едой быстрого приготовления — спагетти или что-то в этом роде, — так, чтобы не расходовать энергию, и первое ощущение, которое у меня тогда появилось, — что время замерло. Оно тянулось чертовски медленно!!! Я смотрела на часы — было десять утра. Я сидела и слушала птиц, слушала капель с крыши за окном и думала, что пребываю в вечности, но было всего лишь десять тридцать, — слишком рано, чтобы готовить спагетти, и так далее и так далее целый день. Это было интересно, ибо у меня в клинике Бургхольцли однажды была пациентка с острым приступом психоза, у которой было точно такое же ощущение: время тянулось очень медленно, а минуты превращались в вечность. Это было уже хуже, но я дала этому проявиться, и тогда бессознательное ожило, так как мои мысли крутились вокруг идеи, что иногда в такие хижины заходят грабители, особенно сбежавшие из тюрьмы заключенные, в поисках оружия, пистолета или гражданской одежды, чтобы сменить свою полосатую тюремную униформу. Эта фантазия полностью меня поглотила, и не понимая, что моя идея именно в том и заключалась, чтобы это ощутить, — я полностью поддалась паническому состоянию. Я взяла топор для колки дров и положила его под кровать и так лежала не смыкая глаз, пытаясь решить, хватит ли у меня мужества, чтобы ударить такого беглеца по голове, если он войдет, — и никак не могла заснуть. Затем мне захотелось выйти в туалет, а он находился на улице, далеко в заснеженном лесу. Итак, среди ночи я встала с постели, надела лыжные брюки и пошла по глубокому снегу; вдруг позади меня что-то шлепнулось на землю; я побежала, упала лицом в сугроб и вернулась назад, еле переводя дух. Затем я поняла, что это был просто снег, ком снега, который упал с ветки дерева, но сердце у меня в груди часто колотилось, топор лежал рядом с кроватью, и я по-прежнему не могла уснуть.
На следующее утро я поняла, что с меня хватит и пора возвращаться домой, но затем возникла другая мысль: «Ведь за этим я сюда приехала!» Такими были демоны, с которыми я хотела встретиться, поэтому теперь мне нужно было методом активного воображения поработать с образом грабителя. Я села и сразу представила себе входящего грабителя, вступила с ним в разговор, и паника прекратилась. После этого я осталась еще на одну ночь, вернув топор на прежнее место, и даже не пыталась запереть дверь. Но как только этот внутренний образ ко мне возвращался, я записывала все о нем и работала с ним методом активного воображения; и после этого наступало полное умиротворение. Я могла бы остаться здесь еще на несколько недель, не испытывая ни малейшего беспокойства, но до того, как я столкнулась с этим зловещим образом, не понимая, какими силами можно с ним справиться, пока не прибегла к помощи активного воображения, я действительно была близка к тому, чтобы стать по-настоящему одержимой. К тому же я тогда была еще достаточно глупа: хотя что-то и понимала в юнгианской психологии, но не осознавала, что образ грабителя символизировал Анимус, который вторгался на мою территорию. Я ужасно боялась того, что ко мне ночью может войти настоящий преступник.