Феномены Тени и зла в волшебных сказках

фон Франц Мария-Луиза

То есть, как это и получилось в сказке, нужно трансформировать всю ситуацию борьбы, переведя ее с наивного уровня на психологический. Именно так поступил юноша, сам этого не осознавая, взяв ружье у своего дяди. Таким образом он перенес всю проблему на символический уровень, реагируя на нее и играя с ней именно на символическом уровне, и тогда в результате произошло странное, магическое событие: выстрел обернулся в сторону дяди.

Здесь я делаю опасное утверждение, ибо как только человек испытал на себе это явление, то в следующий раз он сам его создаст; у него появится тайное ощущение вовлеченности в черную магию. В первый раз вы поступаете, как этот юный простак: вы пытаетесь честно справиться со своим аффектом с помощью активного воображения, и у вас все получается, и другой человек, который вас раздражал, получает свое через синхроничное событие. Поэтому вы думаете, что все прекрасно, но в следующий раз вы оказываетесь во власти

черной магии и говорите: «Теперь я хочу справиться со своим аффектом и надеюсь, что тот, другой, тоже через это пройдет!» Значит, вы снова оказались во власти этого аффекта! Тогда вам становится все труднее и труднее сохранить свои чистые намерения. Именно поэтому в сказке отмечается, что у молодого человека не было никакого злого умысла в том, что он делал; он остался таким же наивным, каким был сначала. Если вы используете метод активного воображения, то сначала должны постараться сформировать по отношению к нему честную установку, и только для того, чтобы решить свои проблемы, чтобы остаться в стороне от зла, не глядя на то, что синхронично происходит вовне. Иначе ваша попытка ничем не будет отличаться от старого доброго приема черной магии.

Наивность относится к известному сказочному мотиву, воплощенному в образе эдакого DUmmling™', простака, который появляется в сказках бесчисленное множество раз. Например, у короля было три сына, и младший был дурак, над которым все смеялись; но всегда именно этот дурак становится главным сказочным героем. Или, например, у крестьянина было три сына: два нормальных, а третий только сидел на печи и целыми днями чесал в затылке, и в конечном счете именно он становится героем, женится на принцессе и наследует царский трон.

^Hl Diimmling (нем.) — дурачок, простофиля. — Примеч. ред.

Поэтому простак — это центральная фигура, причем не только в волшебных сказках; это основной мифологический мотив. Он символизирует базовую искренность и интегрированность личности. Если у людей в самой сокровенной основе нет этой внутренней сущности истинности и искренности или определенного уровня интегрированности, они проигрывают или даже погибают, сталкиваясь с проблемой зла. Они попадаются, они «влипают». Интегрированность личности гораздо важнее интеллекта или самоконтроля или чего-то еще. Именно благодаря своей искренности работник спасает ситуацию. Простак хочет получить ружье, просто следуя своему наивному желанию, просто ради удовольствия. Дядя дает это ружье со злым умыслом, и в конечном счете зло оборачивается против него самого.

Злые люди назвали бы глупостью такое отсутствие хитрости. Если вы сохраняете свою интегрированность, то с определенной социальной точки зрения вы кажетесь глупым, и люди обвиняют вас в глупости. Если вы политик и при этом являетесь наивным, то вам конец! Быть в политике честным, наивным и простодушным — это полный идиотизм!

В самом начале сказки становится ясно, что крестьянин и его жена глупы, потому что они бесплодны. Они настолько мелочны и бесплодны, что это уже переходит все границы, поэтому по-настоящему глупыми являются именно они. Но естественно, они считают (я не передавала в подробностях их разговоры), что они -самые умные. Они думают, что их уловка даст им выгоду и обойдется им просто так: они отрежут своим работникам уши и ничего им не заплатят. Они чувствуют себя совершенно правыми, однако младший брат все обращает против них самих. Младший брат — совершенно невинное создание. Он обладает той невинной глупостью, которая начинает их сбивать с толку. Он такой искренний, что они начинают нервничать. Они чувствуют, что этот юноша обладает добродетелью, которую они не понимают; он живет, не обремененный высокими требованиями Эго, и наслаждается жизнью. Даже маленькие удовольствия для него что-то значат. Поэтому дядя и его жена не ощущают по отношению к нему никакой близости. У них нет никакой эмпатии по отношению к его невинности, которая заставляет их нервничать. Они хотят от него избавиться и проигрывают поединок, поскольку вследствие нервозности и серьезного испуга делают все неправильно. Они начали хитрить и проиграли.

Однако в глубине этой смешной простой истории есть нечто поразительно тонкое. Можно было бы сказать, что такая простодушная искренняя прямота — это уже великое таинство личности, находящейся в процессе индивидуации. Этот дар бесхитростной прямоты — божественная искра, существующая в человеке. Я бы сказала, что при анализе это решающий фактор, влияющий на то, насколько хорошо или плохо проходит анализ.

По моим ощущениям, как раз такая искренняя установка была у Юнга, и вы очень хорошо ее чувствуете, читая его мемуары. Некоторые обозреватели, прочитав эту книгу, говорили, что этот человек был великим простаком! Насколько нужно быть наивным, чтобы публиковать такие вещи? Эти люди как

раз утратили чувство этой тонкости. Юнг совсем не был наивным. Однако он обладал внутренней прямотой. Человек, который приходил к нему с прямотой и честностью, получал в ответ прямоту и честность, хотя Юнг был достаточно мудр, чтобы использовать свою прямоту, когда он считал это уместным, и скрывал эту сторону своей личности, сталкиваясь с темной стороной.

Я думаю, что такую интегрированность ядра личности мы могли бы назвать аспектом Самости и сутью юнгианской психологии. Мы ни в коем случае не должны от нее отказываться. Как только мы начинаем делать юнгианскую психологию более широко распространенной, например, применяя уловки в борьбе с другими школами, мы уже теряем свою целостность. Мы не ведем себя в соответствии с нормами юнгианской психологии. Это трудно. Люди будут всегда говорить: «Хорошо, но послушайте, если вы как-то не будете этому противодействовать, они возьмут всю власть, — мы должны что-то сделать». Это становится весомым аргументом, и если вы попадете в такую ловушку, то вы погибли. «Сделайте что-то! Другие что-то делают, значит, и мы должны что-то сделать!» Они говорят: «Мы не хотим делать, но мы должны!»

С другой стороны, бывают ситуации, когда мы действительно должны действовать. В этом заключается парадокс. Задача состоит в том, чтобы каждый раз решать в согласии со своей совестью, что значит этот раз. И для этого у человека существуют сны. Но обращение к общим правилам может лишь вызвать парадокс, хотя в реальной ситуации у человека такого не бывает. Есть только одна линия поведения: сейчас я должен действовать вопреки всем правилам анализа; в следующий момент: я не должен быть заражен злом. В реальной ситуации речь идет о некоем уникальном решении, которое должно быть принято в момент. Если у вас есть такая установка, жизнь становится уникальным этическим приключением. Именно поэтому нас раздражают люди, которые пытаются у нас учиться. У нас нет правил поведения. У нас нет абсолютно никаких терапевтических правил. Нужно лишь всегда прислушиваться и знать, что глубинное внутреннее правило Самости говорит, что в данную минуту нужно делать это, а в следующий момент — нет. Но как только я перейду к общим замечаниям, я буду сама себе противоречить — при этом искренне и совершенно убежденно!

Вскоре мы перейдем к проблеме «холодного» зла. До сих пор мы рассматривали лишь «горячее» зло; но я хочу ввести другой аспект, ибо «холодное» зло приведет нас к следующему мотиву состязания в волшебстве, к магическому противоборству. Я хочу рассмотреть этот мотив, ибо он является более трудным. А пока мы возьмемся за более простую задачу. Нам предстоит решить сейчас проблему терпимости. Нужно ли быть терпимым ко злу или нет? Нужно ли, как сказано в Евангелии, подставлять вторую щеку или же нужно дать сдачи, ответить ударом на удар с такой же силой. Как было бы правильно? Я хочу представить вам две сказки, которые кажутся сходными, однако они совершенно противоположны, так что вы еще раз можете поймать меня на противоречии!

Одна сказка тоже из сборника «Немецкие волшебные сказки, собранные после братьев Гримм». Она написана на южном диалекте и называется «О человечке ростом девять дюймов» (About а Man a Span long)^[130].

О человечке ростом девять дюймов ^[131]

Жила-была бедная девочка, которая потеряла своих отца и мать и у которой не было дома. Она не знала, где ей жить, поэтому стала искать себе место служанки. Идя через лес, она сбилась с пути и заблудилась. Наступила ночь, и, к ее великой радости, как только стемнело, она увидела в чаще леса крошечный маленький домик и подумала, что может там укрыться. В доме был полный бардак и беспорядок, поэтому она стала прибираться, укладывать вещи, мыть сковородки и кастрюли и развешивать полотенца и так далее. Вдруг отворилась дверь, и вошел маленький человечек с огромной бородой. Он осмотрелся вокруг, прочистил горло и, увидев сидящую в углу девушку, сказал:

Я маленький человечек ростом девять дюймов, У меня борода длиной три эля!^[132]Девочка, что ты хочешь?

Девочка его спросила, может ли она остаться переночевать, и человечек снова продекламировал эту строфу и велел ей постелить ему постель. Она это сделала. Потом он велел девочке приготовить ему баню; она все исполнила, как он просил. После бани он стал очень хорошо смотреться. Она подстригла ему бороду, и маленький человечек очень хвалил девочку, назвал ее своей спасительницей и сказал, что он ее отблагодарит. Он отдал ей свою бороду и исчез.