Фэнтези 2003
Шрифт:
Лив снова сидел по-школьному прямо. Удивленно смотрел на свою доску.
Соарен опустил руку, ставя точку. За мгновение до оглушительного стука, с которым орудие Соарена коснулось доски, Лив, будто проснувшись, подался вперед, и угловатые, рваные символы полились на воск.
Соарен рыкнул, на этот раз раздраженно. Он полагал схватку оконченной; добивая раненую жертву, он выписывал и черкал, рисовал и снова выписывал, казалось, на стержне его путаются безумные кружева...
Лив сидел, будто надетый на черенок
Соарен замычал, мотая головой. Забранился; в комнате пахло дымом и раскаленным воском.
— Давай! — закричал вдруг Рерт, о существовании которого Доминика забыла. — Мизеракль!
Соарен наклонился над доской, почти касаясь ее подбородком. Стержень его надсадно визжал, кричал почти человеческим криком — все громче и громче.
Лив сидел как статуя. Только рука металась, нанизывая одну формулу на другую. Быстрее, еще быстрее; Доминика перестала видеть руку. Видела только капли пота, падающие со лба и кончика носа; касаясь доски, капли шипели и испарялись.
Соарен взвыл.
В вое этом не было ничего человеческого; тем не менее Доминика сумела разобрать слова «Мизеракль» и «Будь проклят».
А потом утробный рев Соарена распался на многоголосый вой внезапно возникшего хора; басовитые раскаты сменились сначала криком теноров, а потом нестройным визгом множества мелких тварей.
Соарен опрокинулся на бок — вместе со стулом. Из тела его один за другим вылетали, как брызги, крошечные существа, похожие на членистых червячков; каждое из них кричала, проклиная Мизеракля, грозя и ругаясь.
Тварей было несчетное количество; они вырывались из тела, как струи фонтана, падали на деревянный пол и исчезали в моментально прогрызенной дырочке. Через несколько секунд писклявые крики стихли — тело Соарена оседало, будто из него выпустили воздух, и вскоре осело совсем. Осталась одежда — рубаха, вложенная в жилет, жилет, вложенный в куртку, штаны, вложенные в сапоги...
Доминика шумно хватала ускользающий воздух.
Лив, сидящий за столом, не пошевельнулся. Рука по инерции нанесла несколько знаков — и замерла. И остановились глаза.
Рерт встал. По широкой дуге обошел то, что осталось от тела Соарена. Подошел к сидящему Ливу, наклонился, тронул за плечо:
— Мизеракль...
Лив не двигался.
— Мизеракль. — В голове Рерта был страх. — Эй, Зубас- Тик...
Доминика подошла, не чуя под собой пола. Остановилась за другим плечом сидящего; увидела доску — воск, освобожденный от чар, оплывал, и последние строчки, написанные несколько секунд назад, скатывались мутными потеками.
— Лив, — сказала Доминика, не решаясь коснуться его плеча. — Лив, вы... ты меня слышишь?
Рерт протянул руку. Взял из застывших пальцев Лива покореженную шпильку; подержал на ладони.
— Ему нечем было писать, — сказала она, будто оправдываясь.
Рерт что-то пробормотал — она не разобрала слов.
Левая рука Лива лежала, впечатавшись в теплый воск. Под ногтями запеклась кровь. Синие жилы казались раздутыми, как весенние реки.
— Что значит «Мизеракль»? — спросила Доминика.
— «Чудо, совершаемое из жалости», — глухо отозвался Рерт.
— Из... жалости? — не поняла Доминика.
— Они называют «жалостью» все, что не приносит прямого дохода, — сказал Лив, качнулся вперед и упал лицом в стол, покрытый кожаной скатертью.
* * *
Дерево, наполовину умершее еще у себя на родине, проделавшее долгий путь по земле и по воздуху, испоганившее в конце пути лесную аллею Рерта, — это дерево все еще стояло, более того; его натруженные корни потихоньку укреплялись в сытной почве леса.
Доминика, повидавшая слишком много за последних два дня, не удивилась даже тому, что у дерева хватило сообразительности не врастать в землю прямо перед крыльцом: оно отбрело немного в сторону, где и хозяину не мешало, и в то же время оставляло за собой шанс поймать полуденный лучик солнца.
В дальнем конце аллеи появился Рерт. На плече у него лежала лопата; он шел, подволакивая ногу, беззвучно разговаривая сам с собой.
— Что было бы, если бы я открыла моим ключом тот замок... в который вы его превратили?
— Ваш друг снова стал бы человеком.
— А Рерт?
Рерт шагал по направлению к крыльцу. На светлом лезвии лопаты высыхали комочки земли.
Лив вздохнул, покачивая левую руку на перевязи:
— Он был бы унижен... Все эти шутки с превращениями — неприятная рискованная игра.
Доминика невольно взялась за ключ на своей груди. Лив усмехнулся:
— А вы уверены, что он вам нужен — живой? Что тот человек, открывшийся вам в письмах, сможет точно так же открыться, глядя вам в глаза? Вы не боитесь разочарования?
— При чем тут мое разочарование? Я хочу, чтобы он жил...
У нижней ступеньки крыльца Рерт воткнул лопату в землю. Оперся на нее, как на посох.
— Все.
— Не все, — мягко напомнил Лив.
Рерт поднял некоторое время разглядывал стоящих на ступеньках Лива и Доминику.
— Ты обязан этой женщине жизнью, — сказал он наконец.
— Я знаю.
— Я тоже обязан ей... Хоть она понятия не имеет, чем рисковала. И что бы с ней сейчас было, если бы Соарен...
Он запнулся. Вытер губы, будто желая очистить их от только что произнесенного имени; по Доминикиной спине пробежали крупные холодные мурашки — от поясницы к затылку.
— У этого ключа есть скважина, — тихо сказал Рерт. — Теперь я знаю точно. Она есть.
— Где? — быстро спросила Доминика.