ФЭНТЕЗИ-2004
Шрифт:
Художник, движимый каким-то странным чувством, сначала пошел, а потом побежал к водопаду и замер над стремительной водой, превращенной безумным восходом в кровь. Диамни вглядывался в красно-черные глубины, пытаясь унять стук сердца. Любопытно, он уже сошел с ума или только сходит? В беснующейся воде мелькнуло и пропало что-то темное. Разумеется, ему показалось, но мастер Коро вновь сорвался с места. Теперь он мчался к подножию водопада, на ходу сбрасывая куртку. Думать было некогда, и Диамни прыгнул, ледяная вода обожгла его, но какое это имеет значение!
Тело Ринальди было неподвижным и тяжелым. Мертв или без сознания? Как бы то ни было, они оба исполнили свое обещание — один вернулся, другой дождался. Диамни вытащил свою добычу на берег и с удивлением уставился на меч, который сжимал эпиарх. Меч Раканов! Откуда? Мастер Коро попробовал разжать пальцы Рино, но это оказалось безнадежным занятием. Ладно, с мечом разберемся позже.
Художник наскоро осмотрел друга и немного успокоился. Он подоспел вовремя — Ринальди не успел захлебнуться, похоже, бедняга стукнулся головой за несколько секунд до того, как Диамни его подхватил. Абвении милосердны — кости целы, а синяки и стремительно набухающая шишка на лбу — ерунда. Чуть ниже, и удар пришелся бы в висок, но судьба, кажется, сама устала от своих подлостей. Только бы Ринальди не простыл. Вода ледяная, и никому не известно, сколько ему пришлось плыть.
Художник опрометью бросился за плащами и вином. Когда он вернулся, Ринальди сидел на траве, безумными глазами глядя на лежащий перед ним меч.
— Рино! — Диамни не сразу сообразил, как назвал эпиарха. Похоже, Ринальди Ракан и впрямь стал ему братом.
— Вот ведь… — пробормотал эпиарх. — Дождался…
— Я обещал! Выпей и ложись… Постой, я постелю плащ!
— Погоди… У меня что-то с головой… Холодно… Что случилось?
— Водопад с тобой случился. Пей, кому говорят!
— Сколько времени?
— Утро. Часов восемь. — Диамни поднес к посиневшим губам эпиарха флягу. — Ты болтался по пещерам трое суток. С лишком.
— Ну, извини. Так получилось…
— Главное, ты выбрался. А теперь ложись и попробуй уснуть, до вечера уйма времени.
— Не буду я спать, — сверкнул глазами Ринальди. — Откуда этот меч?
— Это ты у меня спрашиваешь? Когда я тебя вытащил, меч был у тебя в руках. Надо было видеть, как ты в него вцепился. Не представляю, как ты вообще умудрился с ним выплыть.
— И я не представляю. И еще меньше представляю, где я его взял. — Эпиарх потянулся к рукояти и скривился от боли. — Диамни, мне надоело изображать из себя древнего героя и совершать подвиги в чем мать родила. Твой лагерь далеко? — Не очень.
— Тогда пошли. — Ринальди, не дожидаясь помощи, попробовал подняться на ноги. Как ни странно, ему это удалось.
— Пошли, — покорно согласился Диамни, поняв, что его новообретенного братца не переспорить. — Ты упрям, как осел мастера Сольеги.
— Осел?! — Ринальди, закусив губу, извернулся и обозрел чудовищные кровоподтеки. — Клевета. Я — вылитый леопард.
— Не только, —
В ответ Ринальди лишь глазами сверкнул. Его спасение отнюдь не было чудом — этот человек не понимал, что значит сдаться, потому и выжил там, где это почиталось невозможным.
Они добрели до лагеря, хотя Диамни видел, чего стоит упрямцу каждый шаг.
— Где ты был все это время? — поинтересовался художник.
— Не знаю. — В кошачьих глазах эпиарха промелькнула странная растерянность. — Понимаешь, Диамни, я помню наш разговор у входа. Помню, как шел, как сдуру свернул на лестницу — она так заманчиво шла вверх. Там и вправду был выход… Кошки раздери моего предка с его замками! — Ринальди сжал кулаки и сморщился от боли. — Если что-то и нужно уничтожить, так эти Капканы!
— Выпей. И я выпью. — Вообще-то Диамни не слишком одобрял вино, но мастер Сольега сказал бы, что сейчас просто необходимо выпить. — И забудь!
— Я и так забыл почти все, — Ринальди быстро глотнул из фляги, — но их помню. Там с потолка сочится вода, и в ней что-то такое вроде мела… И эти фигуры у решетки. Сверху — белая корка, а внутри, — Ринальди залпом допил, что осталось, — внутри — они! Я не знаю, что они сделали и сколько жили, но лучше двадцать раз заживо сгореть, чем такое… Я швырнул лучину и побежал. Потом появился свет, сумерки какие-то. Я пошел светящимся коридором и нарвался на фрески. Жаль, ты их не видел.
— Фрески? И что на них было?
— Женщина. Одна и та же, повторенная тысячи раз. Казалось, она идет со мной рядом. Мне не объяснить, но это чудо!
— Ты отыскал женщину даже в лабиринте, — покачал головой художник.
— Нет, потерял. У нее были синие глаза, Диамни. Синие глаза и черные волосы, и ей было больно жить.
— Странно. Я знаю этот мотив. Идущую синеглазую женщину раньше изображали в погребальных храмах, потом абвениаты подумали и решили, что это неправильно. Видимо, в лабиринте когда-то и вправду был храм. Странно, что ты на него не наткнулся.
— Может, и наткнулся. — Теперь Ринальди говорил медленно и тихо: вино и усталость делали свое дело. — Понимаешь… Я больше ничего не помню, только запах дыма… Отвратительно сладкий… Наверное, я пошел туда, а может, наоборот… Я люблю запах дыма, но этот… Мерзость… А потом мне стало холодно, я открыл глаза и увидел небо… А в руке у меня был меч. Откуда? Диамни, откуда у меня меч Эридани?..
Мастер Коро усмехнулся, накрыл названого брата плащом и взглянул в небо. Сейчас около полудня — у них впереди прорва времени. То, что случилось, походило на чудо, на детскую сказку со счастливым концом, когда сначала все плохо, а потом все хорошо. Художник проведал лошадей, ополоснул пустую флягу, хотел что-то приготовить, но понял, что должен немного отдохнуть. Многодневная усталость наконец-то взяла свое, и Диамни Коро бросился на траву. Спустя мгновение он уже крепко спал.