ФЭНТЕЗИ-2004
Шрифт:
С появлением Древнейшего все сопроводительницы перестали отдыхать, чтобы поприветствовать нежданного, но дорогого гостя.
Вообще-то Древнейший мог бы явиться и одной Нагине, но как же не покрасоваться перед всеми сопроводительницами? Истома-то любовная едва ли не вместе с Евой родилась…
— Слава тебе, о Древнейший! — приветствовала его Нагиня. И остальные сопроводительницы тут же отозвались:
— О Древнейший, слава тебе!
— Вы мне не нужны, — сказал им славный гость, и они увяли в невозможности отдать ему свое умение.
Нагиня сразу
А дальше случилось то, чего с Нагиней еще ни разу не происходило.
Древнейший был безобразен, но ее это не трогало — она не знала ни восторга, ни омерзения.
Древнейший был могуч, но и это ее не трогало — она не знала ни силы, ни слабости.
Древнейший был похотлив, но и это Нагиню не трогало — она не знала ни любви, ни похоти.
А из того, что она знала, главным сейчас было одно: в этом мире у нее женина плоть только с одной целью — чтобы Древнейший мог быть ее мужем, чтобы мог стать ее главным хозяином. И она дала ему сделать первое. Второе было не в ее власти.
Древнейший, разумеется, сделал. И ее мужем был. А закончив, сказал:
— Повелеваю тебе, жена моя, следующее! Твой сопровождаемый — не прах придорожный, не червь могильный. Такова судьба. Всякий народ в мире должен дать мне воина-предводителя, который станет командовать моими войсками бесчисленными.
— Твой выбор пал на него, — сказала Нагиня.
Это был не вопрос, она уже обо всем догадывалась. И податливость ее обращалась неприятием.
— Да, — отозвался Древнейший. — Быть ему моим военачальником. Он типичный муж своего народа. В нем в меру смелости и страха. В нем в меру любви и ненависти. В нем изрядно жертвенности, но изрядно и зависти. Мой выбор пал на твоего сопровождаемого. И я повелеваю тебе! Выведи смертного из-под власти его.
— Ты же знаешь, что это не в моих силах, о Древнейший.
— А ты знаешь, что я всегда добиваюсь своего.
— Да, — согласилась Нагиня. — Однако не со мной. Я и так слишком многое тебе дала, позволив…
— Да, ты мне дала! — Голос Древнейшего загремел как гром. — Но это я могу обрести и с дочерьми Евы. Ты мне дала, но не от любви. И даже не от похоти. Ты мне дала, потому что ты — часть меня. И ты обязана мне подчиняться.
— Нет, — не согласилась Нагиня. — Я часть Наидревнейшего. И я подчиняюсь только ему. И это он велел мне делать то, что я сделала. И это единственная моя слабость перед тобой.
— А ты не удивляешься, почему он велел? А что, если он велел потому, что я ему велел?..
— Это ты так говоришь, о Древнейший. Почему я должна верить твоим словам? Лишь Битва подтвердит их. Я не подчиняюсь тебе.
Древнейший почернел ликом.
— Хорошо, — сказал он. — Ты подчиняешься только ему. — Голос Древнейшего разносился по здешнему миру раскатами (длинные волосы Нагини, которая по-прежнему выглядела женой, развевались по воздушным волнам, создаваемым этим голосом). — Ты подчиняешься ему, а главное повеление Наидревнейшего известно даже людям. Что ж, последуем ему… Так возлюби же своего
Небо взорвалось огнем и громом.
— Я повелеваю тебе именем Наидревнейшего. Возлюби своего сопровождаемого, возлюби сверх могущества горнего! Ибо сегодня наступает его день.
Нагиня не могла не подчиниться такому приказу. Сопроводительницы рождались любящими своих подопечных, от любви они сопровождаемым и помогали. Чем еще можно помочь, когда хвороба терзает человечью плоть?.. Только собственной реинкарнацией.
Но здесь не было хворобы, и требовалась вовсе не реинкарнация.
Однако любовь и в самом деле была повелением Наидревнейшего. И Нагиня не могла не возлюбить. И возлюбила сверх могущества горнего.
— Что за чертовщина! — рявкнул Палыч и оглянулся на Олега. — Давление в котле все падает и падает. Уголек-то ведь хороший нагрузили…
Он бы дал хорошего раздолбона кочегару за лень, если бы тот не находился на его глазах. Уголь поступал в топку в надлежащем количестве, а махающий лопатой Олег уже попросту обливался потом — грудь и спина его покрылись черными разводами, лицо было как у негра — лишь сверкали белки глаз.
— Мне ж начальство яйца оторвет!.. — Машинист, открыв крышку своих «никогда не отстающих», глянул на стрелки, а потом в путевой журнал. — Отстаем от расписания. Уже должны были на равнину выйти. Ну давай же, пыхти, гараже!
Справа от паровоза улетал назад серый горный склон тут и там в зеленых проплешинах травы, но скорость его улетания явно становилась все меньше и меньше. Такого просто быть не могло. Мощности некуда было деваться, но тем не менее она девалась. Машинист не знал, что и думать… Хорошо, если удастся нагнать отставание на равнине, а если нет…
Лицо помощника Петра, глядящего в левое переднее окошко на убегающие вдаль рельсы, вдруг перекосило от ужаса.
— Тормози, Палыч! — завопил он. — Тормози, ради Христа!!! Оползень впереди! Или лавина!
Палыч на мгновение сунулся к окошку, тут же метнулся к механизмам управления и крикнул:
— Держись, ребята!
Завизжали по рельсам заблокированные колеса, заревел гудок, предупреждая всю округу об опасности. Пассажиры в вагонах начали слетать с полок, ломая руки и ноги, превращаясь в воющее стадо.
Олег, бросив лопату и ухватившись за ручку боковой двери, смотрел в правое переднее окошко на неумолимо приближающийся каменный завал.
— Скокни! — крикнул ему Палыч. — Може, уцелеешь! Олег посмотрел на него выпученными глазами и замотал головой.
И тут заревел вырывающимся паром предохранительный клапан.
Олег посмотрел на манометр: вопреки всем физическим законам давление в котле прыгнуло сразу на пять атмосфер.
— Семя Хамово давно мне заплатило, — сказал еще Древнейший, когда стих гром повеления. — Семя Симово тоже заплатило. И вот твоим сопровождаемым окончательно расплачивается семя Иафетово, он — шестьсот шестьдесят шестой.