Фэнтези-2005. Выпуск 2
Шрифт:
Они обвенчались и были счастливы, несмотря на ненависть свекрови и ее дам. Людвиг щадил жену, но она его обманула. Мики родился назло дурным пророчествам и лекарским причитаниям.
Император подержал сына на руках и уехал, чтобы не вернуться. Легкая простуда сначала не казалась опасной, а потом стало поздно… Она должна была умереть, Рудольф тысячу раз мог погибнуть на своих войнах, но Господь забрал Людвига, оставив ей Мики и боль.
Милика Ротбарт подозвала сына, и тот подбежал, такой же рыжий, как и отец. Все Ротбарты рождались красноволосыми, кто
Вдова прижала Мики к себе, и тот недовольно завозился, ему хотелось играть. Сейчас подойдет Гизела и ледяным голосом скажет, что Его Величество должен пить молоко. Или придумает что-нибудь еще, только б оторвать принца от матери. Рудольф советует прогнать ведьму, но разве она может оскорбить память свекрови? Вот если б Руди сделал это сам… Он принц-регент, ему никто не смеет перечить.
— С тебя следует писать Матерь Божию. — Клаус фон Цигенгоф бросил к ногам Милики охапку золотистых роз. — С тебя и с Мики.
— О, нет. — Женщина подвинулась, освобождая место другу Людвига. — Пытки… Смерть в тридцать три… Какая мать пожелает сыну такой судьбы?
— Быть императором тоже не весело. Ой, прости, — Цигенгоф смутился, — я имел в виду… То есть не имел в виду ничего такого. Вы так прелестно выглядите в этом саду.
— Ты слишком снисходителен. — Императрица поцеловала выкручивающегося сына в лоб и отпустила. — Какие чудесные розы.
— Это новый сорт. Садовник назвал их «Императрица Милика».
— Мое имя не приносит счастья, — покачала головой вдова, — не стоит его повторять.
— В этом мире нет имени прекрасней, — возразил Цигенгоф, — я готов отвечать за свои слова жизнью и душой, но я принес не только розы. Милика, мне нужно с тобой поговорить.
— Что-то случилось? — Женщина отодвинула пяльцы, те упали в цветочный ворох. Цигенгоф их поднял и положил на скамью.
— Нет, но может. Я бы не посмел говорить с тобой о подобных вещах, но речь идет о Рудольфе.
— Руди? — переспросила императрица. — Что с ним? Я его видела позавчера, он привез Мики ручную белку и был такой веселый.
— Он и сейчас весел, — буркнул Клаус, — я бы даже сказал слишком. Руди завел себе новую любовницу. Дочь суконщика.
— Ну и что? — В голубых глазах Ее Величества не было ни возмущения, ни любопытства. — Если он ее любит…
— Руди никого не любит, кроме войны, — махнул рукой Цигенгоф, — но я не стал бы говорить тебе об этой женщине, ни езди этот осел к ней в одиночку. Достаточно одной засады, и… Поговори с ним, он должен одуматься. Ради Мики.
— Ты прав. — Вдовствующая императрица встала, нечаянно наступив на золотой цветок. — Я еду в Витте. Немедленно… Клаус, может быть, мне сделать эту женщину своей фрейлиной?
— Фрейлиной? — пробормотал Цигенгоф. — Горожанку?
— Она может быть кем угодно, — личико Милики стало решительным, — лишь бы с Руди все было в порядке. Ну почему ты сказал мне только сегодня?
— Ну… Мне Лемке сказал
— Клаус, — в голубых глазах плеснулось отчаянье, — я сегодня видела во сне волка. Огромного красного волка. Он уходил по ущелью вверх, в туман, и за ним тянулся кровавый след. Что-то случится… Мы должны остановить Руди! Мы успеем?
— Надеюсь, — кивнул Цигенбок, — если ты поторопишься.
Когда Рудольф оттолкнул осточертевшие бумаги, уже почти стемнело. Принц-регент потянулся, разминая затекшее тело, и дважды позвонил. С дневными делами было покончено, оставались дела ночные и неотложные.
Слуги внесли свечи и поднос с легким ужином. Следом, стуча когтями по мраморному полу, вошла старая охотничья собака. Днем дорога в кабинет была ей заказана, но вечер снимает дневные запреты.
— Пусть седлают Нагеля, — распорядился регент Миттельрайха, наливая вина. — Брауне, сидеть!
Собака села и была немедленно вознаграждена за послушание. В человеческую жизнь вмещается четыре или пять собачьих, но Брауне пережила Людвига. Брату было тридцать три, столько же, сколько ему сейчас. Проклятье…
— Ваше Высочество едет один? — В бесстрастном голосе слуги чувствовалась осточертевшая тревога.
— Разумеется.
Лакей поклонился и вышел. Рудольф Ротбарт прополоскал рот вином, выплеснул остальное в камин и упал в кресло у огня, время от времени пощипывая розовый виноград. Мясо и хлеб достались Брауне, несказанно довольной подобным поворотом дел. Если ты собираешься спать, можешь наесться до отвала, если идешь к даме или к врагу, оставайся голодным. Глупее храпящего в постели только мертвец.
Покончив с виноградом, регент поднялся и, насвистывая, исчез за скрытой расписной ширмой дверцей. Будущие войны и недостроенные дороги ждали. Так же, как и разговор с Георгом фон Лемке, с которого станется затянуть ту же песню, что и Цигенбок. И с тем же успехом.
Латиняне говорят: ничего не предпринимай не обдумав, а предприняв, не раскаивайся. Обдумывать Руди терпеть не мог. Разумеется, если речь не шла о его возлюбленной армии.
Рыжий Дьявол был создан для войны, а мир тащил на себе Людвиг. Старший брат возился с налогами и договорами, младший жил в свое удовольствие, знать не зная о государственной мерзости. После смерти Людвига Руди безропотно впрягся в имперскую колымагу, утешаясь тем, что могло быть и хуже и он хотя бы не коронован.
Тридцатитрехлетний принц-регент весьма успешно уворачивался от того, что было ему без надобности. В частности, от трона и супруги. В этом он удался в своего прародителя: Вольфганг Ротбарт так и не женился, передав собранную по кусочкам империю в руки самого толкового из своих бесчисленных бастардов.
Льстецы предрекали Рудольфу Ротбарту, что он затмит славу Вольфганга. То же самое они обещали и Людвигу и, разумеется, врали. Рыжий Дьявол был о своей персоне довольно-таки высокого мнения, но не настолько, чтоб полагаться на предсказания.