Фэнтези на мою голову!
Шрифт:
Сай следит за его взглядом, и впервые его лицо отражает такую гамму эмоций, которые изображают: неверие, ужас и дикую ярость.
— Что произошло? Как вы здесь оказались? Где тот, кто лежал в гробу!? — сбивчиво задаёт вопросы король. Только я не обращаю на него внимания, потому что вижу лишь разъярённое лицо декана и холодный, бездонный взгляд синих глаз.
— Ты освободила его? — Он за секунду оказывается возле меня и до боли сжимает мою руку.
Я вздрагиваю, но тут же беру себя в руки и выдёргиваю свою конечность из его хватки.
— Нет! — уверенно произношу я, но тут же добавляю: — Не то, чтобы я… Я не
— Что? Ты? Ты его освободила? — теперь король в изумление смотрит на меня. Кажется, один его глаз нервно дергается.
Я неуверенно киваю, поскольку именно после моего визита этот незнакомец вдруг решил восстать! Чтоб его! И чего спрашивается ему там тихонечко не лежалось?!
— Но это невозможно! — повернувшись к Саю, вдруг произносит он.
— Я не знаю… Возможно, она провела какой-то ритуал. Или же…запрещённая магия? — начинает декан, но тут же взрывается. — А я говорил тебе, что она ещё принесёт нам бед?
Что?
Что он говорил?!
Принесу бед?! Вот значит какого он обо мне мнения!
Чёртов некромант!
— Причём тут это, Лиам…
— При том, что она может оказаться засланной из клана чёрной звезды. Понимаешь? Ты понимаешь, что теперь будет? — Он в упор смотрит на короля, и тот вдруг обернувшись, обводит меня странным взглядом, который наполнен решимостью. Но в тоже время я вижу там сомнение, сожаление и даже…страх.
— Виктория Золотарёва, до выяснения всех обстоятельств вы заключаетесь под магическую стражу, в башне Дэран, — со стальными нотками в голосе произносит король, отчеканив каждое слово с такой твердостью, словно они уже были моим приговором. — Если, в ходе расследования, выяснится, что вы причастны к освобождению Сариуса Санвиллиума Анаретта, вам грозит тысячелетнее заключение в низах Тартара.
— Что?! Н-но… Вы не можете! Вы не имеете права! — заикаясь, произношу я, а затем перевожу беспомощный взгляд на Сая. Его лицо остается таким же холодным и непроницаемым, словно высеченная изо льда статуя. Меня невольно бросает в дрожь. Даже его глаза… Глаза, которые, казалось бы, должны выражать хоть что-то, покрылись ледяной паутиной опустошенности.
Не понимаю, в какой момент по моим щекам катятся слёзы. Однако я чувствую, как они прокладывают холодную дорожку по коже и разбиваются, упав ниже. Я не могу поверить собственным глазам. Не могу поверить в то, что этот человек не верит мне. Да. Мы знакомы не так давно, но мне казалось… Казалось, несмотря ни на что, он меня не бросит. В конце то концов, этот человек – мой декан!
Разве он не обязан защищать меня, как свою адептку? Разве не должен мне помогать и всеми силами пытаться доказать королю, что я невиновна? Должен. Он должен был хотя бы попытаться.
Тогда почему же сейчас: он молчит?..
Король ловко щёлкает пальцами. В центре появляется портал, искрящийся магией. Из него выходят пятеро поджарых мужчин, облачённых в военную форму.
— Уведите, — слышу очередной приговор.
Следуя велению короля, двое мужчин, не церемонясь, грубо хватают меня под руки. Правда, прежде чем меня уводят, я снова бросаю взгляд на декана. К моему удивлению, впервые за эти ужасные мгновения, он неотрывно смотрит в мои глаза. В душе мелькает надежда. Он что-нибудь скажет. Но этого не происходит. Его губы плотно сомкнуты в тонкую линию. Острые скулы на лице проступают ярче обычного, делая
Я не хочу терять остатки былой гордости. Поэтому смело задираю голову кверху, выпрямившись в спине. И, когда по щеке скатывается последняя слеза, оставляя влажную дорожку на коже, я говорю лишь одну фразу. Фразу, знакомую нам двоим…
— Первое правило некроманта: довольствоваться фактами, а не своими домыслами.
***
Часть вторая
Тасмановое сердце
1.1. В тихом омуте черти водятся
— Ториан! — в ужасе кричу я, чувствуя, как за одну секунду внутри меня все обрывается.
Паутина из леденящего душу страха и боли опутывает моё сердце. В какой-то момент мне кажется, что я больше не чувствую. Не чувствую его ровного биения и привычного такта. Не чувствуя, как тяжело вздымается грудь. И, как после: делаю рваный вдох, глотая холодный воздух.
Я срываюсь на бег.
В эти, казалось бы, бесконечные минуты: я вижу, как на белоснежной рубашке, в области сердца, расползается алое пятно, которое с каждой секундой становится больше. Но он улыбается мне. Улыбается с такой теплотой и нежностью, словно все в порядке. Словно мы, как и прежде: будем рядом друг с другом. А после медленно оседает на холодную землю, которая тут же принимает его в свои объятья.
Я преодолеваю препятствия в виде сугробов и падаю рядом.
— Ториан! Очнись! Прошу тебя, не закрывай глаза! Только не закрывай… — с отчаянием молю я, чувствуя, как по щекам текут слёзы, которые так безжалостно обжигают душу.
Снег, что несколькими минутами назад казался девственно чистым, теперь обагрился кровью. Кровью, которой с каждой минутой становится только больше. Она, словно река, вышедшая из берегов, беспощадно укрывает собой все вокруг.
Судорожно прижимаю трясущиеся руки к его груди, пытаясь остановить кровь. Но ничего не выходит!
Я с ужасом понимаю, что больше не чувствую, как его грудь вздымается. Не чувствую биения сердца. Не вижу, как трепещут ресницы, и на губах растягивается привычная лукавая усмешка. Лицо кажется мертвенно-бледным. Волосы поблекли и потеряли живой иссини черный цвет, словно запылившаяся картина.
— Вика…
— Оставь меня! — срываюсь на крик и смахиваю с плеча его руку, продолжая удерживать рану и чувствовать, как собственные руки все больше пропитываются кровью. Его кровью…
— Он умер, малышка… — голос Кругляша кажется надломленным и иссохшим.
Я упрямо мотаю головой, когда слышу сожалеющий голос Лиама:
— Он умер…
Последняя слеза скатывается по щеке и падает на лицо Ториана.
Сжав с силой руки, я поднимаю голову к небу и срываюсь на крик. Кричу, что есть мочи, чувствуя, как сердце окончательно перестает биться в моей груди…
Некоторое время назад…
Прошёл месяц с тех пор, как меня выпустили из башни. По началу я думала, что сойду с ума. Ведь местные власти знают толк в заключение. Однако холодные каменные стены, крысы и прочая мелкая живность, казались мелочью по сравнению с местными дознавателями, встреча с которыми лишала меня нервных клеток. Детдом и тот, виделся теперь райским местом, несмотря на все жестокости и несправедливости, которые там частенько случались. Правда я едва ли этого касалась, поскольку большую часть времени грезила, уходила в себя и абстрагировалась от внешней действительности.