Феодал
Шрифт:
– Поняла, – ответила Оксана. – Один вопрос: куда мы идем?
– На восток, – пробурчал через плечо Фома. – На западе я уже был.
То ли девчонка была не так глупа, как казалось, то ли на нее подействовал серьезный тон, то ли память о зыбучем песке отбила охоту своевольничать, но факт остался фактом: за последующие три часа Оксана не произнесла ни одного слова.
Фома только радовался. Потом он натер шею ремнем карабина и пожалел, что не выспал более современное оружие для дальнего боя – поудобнее и полегче. Хотя что выспалось, то выспалось, и нечего зря пенять на постороннего дядю. Твои сны – только
Завеса корчилась, умирая. Вся она горела неестественно яркими радужными сполохами, в ней открывались и тут же захлопывались сквозные бреши, она была похожа на страдающее живое существо, одолеваемое смертельным недугом, но отчаянно борющееся за жизнь в нестерпимом страхе перед уходом в небытие. Между ней и танцующим песком оставалась свободная и безопасная с виду полоса. Еще недавно Фома, Николай и безумный Автандил прошли по ней – не без проблем, но ведь прошли же! Теперь Фома покачал головой и объявил привал. Вряд ли гибнущая завеса умудрилась передвинуться, совершив невозможное, – скорее увеличилось поле танцующего песка.
Оксана будто и не устала – стояла с открытым ртом. Не всякий день хуторянину удается видеть то, что нетривиально и для феодала. Хотя, переводя взгляд с корчащейся радужной стены на кипящий и плюющийся, как каша, песок, она, разумеется, не знала, что тривиально, а что нет.
Фома свинтил колпачок с фляжки, сделал маленький глоток. Помедлил, посмаковал и сделал еще один. Пить хотелось, но в меру. Основные запасы воды в пластиковых бутылках хранились в недрах рюкзака.
– Много не пей, – предупредил он, протянув фляжку Оксане. – Два-три глотка – и хватит. Лучше чаще, но понемногу.
Оксана молча послушалась. Фома хорошо видел, как ей хочется пить: дай волю – выхлебает до дна.
– Экономия воды, – пояснил он, вешая фляжку на пояс. – Проверенная тактика. Болтать тоже лучше поменьше.
– А этот песок, – спросила Оксана, проигнорировав нотацию, – почему кипит?
– Потому что ему так хочется, – «объяснил» Фома. – Может, газы какие выделяются, а может, просто так пляшет… Одно знаю точно: соваться туда не стоит, а больше знать и не надо.
– Неужели не любопытно?
– Был у меня один новичок, – поморщился Фома. – Любопытный – жуть. Все время приставал с расспросами: как да почему? Вынь ему истину да поднеси на блюдечке. А я ее знаю, истину? Замучил меня до того, что мне все время хотелось в рыло ему съездить. Однажды и съездил, не выдержал… Ну вот, прихожу к нему в очередной раз – а оазис пуст. Ушел мой естествоиспытатель истину искать и записки не оставил. Ну, значит, с концами… Я себя после этого целый месяц винил, а зря. Давно это было. Потом-то дошло до жирафа: у кого шило в одном месте, а таланта нет, тот не жилец. Лучше уж на такого вообще времени не тратить…
– И с тех пор не тратил?
– Тратил, – вздохнул Фома. – Привычка. Иной раз вижу, что толку от этого типа не будет, и все равно вожусь с ним. Глупо, да. А ты покажи мне феодала без недостатков.
– А может, он жив? – возразила Оксана. – Может, он нашел место получше? Ты труп видел?
– Как же, труп… Ты еще скажи – могилу. Трупы –
– Ты больше моего болтаешь, – язвительно заметила Оксана.
Фома промолчал. Если девчонке хочется оставить за собой последнее слово – пускай. Самолюбие, вишь, у нее играет. Да у кого оно не играет? Глупые вы все же существа, люди, мечтающие возвыситься над собеседником, любители ненужных слов и парфянских стрел. Не до всех доходит простой факт: бывают места, где победил не тот, кто победил, а тот, кто остался жив. И это настоящая, а не мнимая победа.
Завеса сдохла через полчаса. В последнем приступе агонии она вспыхнула нестерпимо ярким алым пламенем – и погасла. Еще несколько секунд поперек пустыни стояла черная стена высотой с небоскреб, затем она растаяла так быстро, что удивился даже Фома.
– Ты такое видел раньше? – запинаясь, выдавила Оксана. Кажется, на время гибели завесы она забыла дышать.
– Один раз. Издали. А впечатляет, правда?
– Теперь можно идти?
– Наверное, – сказал Фома. – Вот сейчас и попробуем. Есть, правда, другой вариант – тащиться в обход. Часа два-три потеряем точно. И ловушек там всегда было много. Короче, предлагаю идти прямо.
– Тебе решать, – на удивление легко согласилась Оксана.
Фома искоса посмотрел на нее, ожидая подвоха, и не дождался. Ну надо же – понятливая! Уяснила, кто тут гид, а кто туристка. Всем бы так…
– На, попей, – протянул он флягу. – Два маленьких глотка.
Ему тоже хотелось пить, но пока терпелось. В конце концов, Плоскость, если не брать в расчет ее ловушки, гораздо милостивее Сахары или Каракумов. Нет адской жары, нет палящего солнца. Привыкший к Плоскости старожил перетерпит жажду, а новичков надо приучать постепенно. На всякий случай. Хотя нет сомнений: наука не особенно пригодится. Девчонка устанет и в конце концов останется жить в каком-нибудь оазисе, далеко не факт, что в лучшем. Кому угодно надоест тащиться за бывшим феодалом, у которого шарики заехали за ролики, искать неизвестно что неизвестно где…
Тем лучше. Девчонка – помеха, и помеха упрямая. Поскорее бы Плоскость сбила с нее спесь… Может, нарочно провести ее через хар-р-рошее скопище ловушек? Авось проникнется.
Он повертел эту мысль так и эдак – и с сожалением отверг. Ему не хотелось задерживаться в опостылевшем феоде. Скорее вон из него! На волю. Туда, где человек сам себе хозяин, а не вьючный ишак на службе у бестолковых. И пусть Экспериментатор или кто другой попытается помешать!
А ловушки еще будут, можно не сомневаться. Если же их окажется недостаточно, если тяготы пути не сломают девчонку, то от нее можно будет избавиться и другими способами. Способов много. А-ля Тесей и Ариадна, например. Этот способ из самых милосердных.
Есть и похуже. А впрочем, что загадывать заранее! Фома невесело усмехнулся, сглотнув тягучий комок слюны. Ненужные, глупые мысли… Планы на будущее хорошо составлять тому, кто живет в безопасном оазисе. Для бродяги они бессмысленны. Планы для него пишет Плоскость. Прими безропотно то, что она дает, потому что твой ропот значит не больше, чем унылый шелест песка, осыпающегося с гребня бархана.
Но толика свободы у тебя все же есть. Ты можешь сдаться, приняв план к исполнению, – а можешь и потрепыхаться.