Фернандо Магеллан. Книга 2
Шрифт:
Плескалась холодная вода, гулко стучали по промерзлым доскам палубы окованные железом дубовые колеса лафетов. Таяли в тумане резкие крики чаек, пытавшихся прорваться сквозь сеть поникшего такелажа. Из трюма через люки слышались отдельные слова, скрежет укладываемого в ящики железа, удары молотков плотников, менявших на плаву подгнившие доски, – шла обычная работа.
Ганс Варг попыхивал трубкой у опустевшего лафета, наблюдал за матросами, укладывавшими ствол на дно лодки.
– Я плаваю двадцать лет, – сказал он Элькано, – но такой суеты не встречал. То мы куда-то спешим, забываем набить зверя и всласть помолиться; то чиним
– Тебе бы проповедником стать, а не канониром, – пожелал ему баск. – Мне в такую погоду хочется есть, а не молиться.
– Погода – дрянь, – согласился немец. – Заготовители вернутся с пустыми руками, зря гоняют шлюпку. Сейчас она бы нам пригодилась.
– Дядя Ганс, что делать с лафетом? – подскочил юнга в распахнутой на груди ватной куртке.
– Смажь жиром! – велел канонир и неторопливо сунул желтый костяной мундштук в прокуренные зубы, притянул юношу к себе, зашнуровал куртку— Не суетись, а то простынешь, как Глухой! Господи, спаси его и помилуй!
– Жарко, – дернулся в сторону Педро. – Глухой на охоте упал в воду, возвращался домой в сырой одежде.
– Знаю, – пробормотал немец и погрозил пальцем.
– Молодой, горячий… – улыбнулся Элькано, глядя вслед убежавшему юнге. – Я в его годы ходил на баркасе к Ньюфаундленду за треской, дрался с англичанами и французами. Иногда на отмелях завязывались настоящие сражения по правилам военного искусства. Море серебрится от косяков рыбы, а северяне палят в нас из пушек. С правого борта англичане, с левого – французы, мы ползем, жалко бросить сеть. Одни матросы молятся со страху, другие от злости стреляют из пушек – у нас две штуки было, – мне смешно, весело. Капитан драл меня за это. Я сильно обижался, сейчас думаю – зря. Опытный моряк был, царство ему небесное! «Их корабли болтаются на волнах, метко не прицелятся, – успокаивал трусливых, – а мы прикованы к рыбе, твердо сидим, нам легче палить!» И впрямь попадали.
– Неужели топили? – не поверил канонир.
– Всякое бывало: либо они нас, либо мы их. – Он повернулся к белевшему в мутной пелене над реями солнцу, подставил лицо задувшему ветерку— С юга несет, холода идут – к ясной погоде.
– Сколько вы плавали во льдах?
– Три года, потом попал в навигационную школу, стал штурманом. Затем началась война с итальянцами, водил корабли в Валенсию. Через два года отправился в Северную Африку. И понесло… Ты воевал в Европе?
– За итальянцев, против вас, – спокойно заметил Ганс— Мне хорошо платили. У них города враждуют между собой, наемники кочуют по областям туда, где больше платят. Побродил по Италии, насмотрелся на кровь, на мерзость людскую. Чего ждете? – крикнул морякам, закончившим укладку стволов на дно шлюпки. – Везите на берег, да живее! Капитан велел к вечеру закончить. Беда с ними, – пожаловался штурману, – не хотят работать в цепях.
– Ты бы сам поносил, – ответил баск, разглядывая свои потертые руки. – Их вина в том, что хотели уплыть к женам.
– Кто вас разберет? – вздохнул немец. – Желание у всех одно, но клятву только вы нарушили. Просите помилования у Всевышнего, – он ткнул трубкой в небо и обратил внимание на белое размытое солнце. – Холода идут? Вода в заливе не замерзнет? – Элькано пожал плечами. – Неужели
– Не думаю, – успокоил штурман, – залив велик.
– Греби к берегу! – велел канонир медлившим в шлюпке кандальникам.
Они нехотя отчалили от борта. Плеск весел, легкий звон цепей растворились в тумане. Немец постучал догоревшей трубкой по брусу, сплюнул в воду, направился разбирать следующее орудие. Элькано прислушался к возне в трюме, посмотрел на моряков, опускавших бизань-рей, снятый с оголенной мачты. Серые в разводах паруса просушили, залатали, спрятали до весны в мешки. Мертвые мачты с провисшими вантами поскрипывали в такт качке. На флагштоке за кормой свисал выцветший полинявший вымпел. Штурман не любил капитальные ремонты, когда с кораблей снимали все, что можно вывезти на берег или соседнее судно, чтобы облегченный корпус на катках вытащить на сушу. Раздевание каравеллы, ее разорение, вызывали грусть.
С воды донеслись песни, хохот, скрип уключин. Показалась переправлявшая продовольствие шлюпка «Сан-Антонио». Запасы провизии боялись выгружать на берегу, чтобы не подманивать диких зверей, способных за ночь растащить покойника по косточкам. Под навесами из жердей и парусины складировали в основном металл и древесину. Большие дома, в которых планировали уложить добро и поселить людей, из-за скудости леса построить не удалось. Лодка с размаху стукнулась в борт «Консепсьона». Боцман Диего Эрнандес повалился на руки моряков.
– Порка мадонна! – выругался он, поднимаясь на ноги и придерживая обмотанную вокруг шеи тряпку— Эй, «зачатники» [1] , – хрипло пробасил Диего, бухая кулаком в обшивку борта, – тащите бочки! Мы сохраним их до весны! – и пьяно захохотал, а за ним гребцы, уговорившие баталера выдать сверх нормы по кружке. – Куда вы делись? – тарабанил кулаком, словно в запертую дверь трактира. – Сеньор Карвальо! – позвал руководившего разгрузкой кормчего. Голос сорвался на сиплый шепот. Заметил на палубе Элькано, потянулся к шапке, да вспомнил о нынешнем положении штурмана, помахал рукою.
1
Консепсьон (исп.) – святое зачатие.
Из трюма по лестнице выкарабкался с полными карманами сухих фруктов маленький Хуан, в ворохе теплой одежды с чужого плеча похожий на медвежонка. Знать и ему в сутолоке работ счастье привалило!
– Сейчас отец подойдет, – важно сказал он, ложась грудью на борт и жуя грушу— У тебя горло заболело? – Боцман кивнул. – Выпей на ночь горячего вина с перцем! – посоветовал Хуан. – Если жар захватит грудь, натрись тюленьим жиром со скипидаром. Меня так отец лечил.
– Вина нет, – сипло пожаловался Диего.
– Врешь, ты пьешь его холодным! – решил Хуан, разглядывая помутневшие глаза боцмана. – Тебе станет хуже, – подражая голосу отца, наставительно произнес он.
– Точно, – согласился боцман, не решаясь при ребенке болтнуть лишнего.
– А мне сеньор Акуриу груши дал, – похвастался мальчик.
– Дай одну! – попросил Диего.
– Нет, – замотал головой Хуан. – Вы цедите вино из наших бочек.
– Зачем оно нам? – опешил боцман, но мальчишка убежал в кубрик.
– Эй, на лодке! – послышался голос второго канонира. – Причаливай к погребу, порох загрузим!