Фестиваль огней

Штолле Галина Игоревна

Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Горящие здания и грузовики, забрасывание бойцов правопорядка камнями и красная площадь перед дворцом. Они не жалели никого и, если кто-то ещё был жив, добивали прямо на месте. Запах гари, крови, крики и свист пуль… А через несколько часов после захвата дворца президента на площади началась казнь его и его приближённых, сопровождающаяся издевательствами: заплёвыванием и забрасыванием камнями. Откуда в них было столько жестокости, чтобы пытать своих жертв перед убиением? А завтра в СМИ сообщат о том, что президент скончался от сердечного приступа…

Я не помню, как добрался домой. Казалось, я подхватил какой-то вирус безумия, и мне хотелось быстрее избавиться от болезни, оказавшись в родном доме. Хотелось смыть и стереть с себя всё увиденное, но не получалось. Дома я вдруг осознал, что нигде теперь ни я, ни моя семья не могу быть в безопасности. Пока эти звери здесь. Если они, не задумываясь, убили президента, обычные граждане для них вообще ничто.

Пронзившая мысль была единственно верным решением.

— Милая, собирайся, мы уезжаем.

— Куда? — удивлённо посмотрела на меня жена, поражённая внезапным решением.

— На полуостров Киам, к нашим родственникам, — бескопромиссно ответил я.

— Но… зачем?

— Для нашей безопасности лучше быть там. Особенно сейчас, когда к власти пришёл беспредел…

Скрытые миры

Флессия

Густые волосы, плотно надвинутая на глаза черная кепка, потёртые брюки и легкая куртка грязно-зелёного цвета, такая же невзрачная, как и сам прохожий. Приглядевшийся с трудом бы узнал в незнакомце Россета Дорреро — Второго Оратора. В Хикое — одном из бедных регионов мира, считавшегося неофициальной столицей скрытых миров, лучше было не привлекать лишнего внимания. Он, в самом начале бывший центром нового строительства и одним из самых дорогих принципатов, потеряла своё прежнее значение. Здесь были зелёные зоны, здания в виде сложенных на друг друга морских камешков, здания-скалы с местами отдыха и всем необходимым, находившимся в зоне досягаемости. В городах, растущих вверх, вширь и вглубь не было только одного — свободного пространства. Хикоя являлась самым густонаселённым принципатом Флессии, где признаком наибольшего богатства считалась как можно большая личная территория, а уж земля так вообще стоила баснословных денег.

Поэтому новичку ничего не стоило потеряться в этих местах. Но мужчина шёл уверенно, ведь он знал здесь каждый угол, и каждое лицо было ему знакомо. С детства. Россет Дорреро вырос в этих трущобах…

Россет не знал своего отца. Всё то немногое, что ему удалось узнать от матери, было, что он очень могущественный человек и его положение не даёт им быть вместе. Что Россет очень похож на него, и также красив и умён, поэтому отличается от соседских мальчишек. И вечерами, когда шумный мегаполис замолкал, Россет забирался на крышу, мечтая о том, что однажды положение изменится, и отец вернётся и забёрет их. Образ отца, далёкий и недосягаемый, помогал ему справляться с собственной непохожестью на остальных, которую он чувствовал с самого детства. Благородные, прямые черты лица, пытливый ум и нежелание играть в войнушку, когда можно придумать что-нибудь сложнее и интереснее с самого начала отличали его от остальных. Он не играл с ребятами, предпочитая сидеть где-нибудь сверху и наблюдать происходящее со стороны, делая выводы и подмечая различные мелочи. На предложения мальчишек присоединиться он чаще всего отвечал отказом. Их это злило, заставляя считать его снобом, пока не вывело из себя окончательно. Пожелавшие проучить его ребята хотели избить Россета, но с удивлением для себя обнаружили, что драться тоже он умеет. Причём, ничуть не хуже их. В итоге обидчикам, раскиданным и поверженным Россетом, пришлось просить прощения. Мальчик ярко помнил эту стычку, потому что тогда впервые почувствовал страх и уважение, следовавшие за ним в его районе. Его уважали и боялись, с ним советовались. К нему прибегали за помощью, когда просить было уже некого. Это могло бы длиться долго и стать всей его жизнью, но в тринадцать лет умерла его мать и он, бездомный оказался выброшен на улицу. Конечно, была ещё и социальная служба, но, побывав в приюте и уяснив, что и как, Россет предпочёл сбежать.

К сожалению, улица была не так дружелюбна, как казалось подростку, и оказалась полна опасностей. Россет не растерялся и тут, довольно быстро найдя крышу и возможность питаться и быть никем незамеченным. От школы он оказался отрезан, что не мешало ему воровать книги в библиотеке и, прочитав, возвращать их обратно. О гениальном воре-одиночке, обходящем все ловушки, прослышали вицери — местная банда уличных ребят и, устроив ему засаду, предложили стать их лидером. Россет согласился сразу. К нему вернулось знакомое чувство чужого уважения, но теперь он попробовал вкус власти. Вицери безоговорочно подчинялись ему, а он в свою очередь предусматривал всё, чтобы они были сыты и находились в безопасности. Через три года о неуловимой банде Дорреро в Хикое начали ходить легенды. Этому способствовало чувство меры и справедливости Россета, никогда не обкрадывавшего бедняков, а порой и помогающего им. Возмущавший и позврослевший, Дорреро начал скучать. Он понял, что хочет власти, но не хочет закончить свою жизнь здесь, в самом бедном принципате мира. Его целью была Луция — сияющая столица Флессии, принципат богачей и сильных мира сего, для которых он стоял в самом низу социальной лестницы. Ему нужно было обратить их внимание на себя, заставить с собой считаться, не подвергнув при этом опасности вицери. Достав воздухолёт, благодаря которому он мог перемещаться по планете, он вместе с группой доверенных ребят отправился туда, слушать, подмечать и делать выводы. Он пока не знал, что придумать, но жизнь сама подкинула ему план. На Флессию

пришла беда. Неизвестный вирус, после которого сначала следовал полный паралич, а потом смерть поразил мир, сделав его невъездным и опасным. Всё больше людей умирало, всё больше зон становилось карантинными. Благодаря своим ребятам в Луции, Дорреро знал, что заражение остальных скрытых миров удалось предотвратить, и что вирус был принесён из внешних, но антивируса до сих пор найдено не было. Внешние миры… Дорреро тогда впервые узнал о них. И одновременно с этим чудо случилось на Флессии. Одна из фармацевтических компаний скрытых миров нашла антидот. Но он не верил в чудеса. Флессия зализывала раны, воскресая и восстанавливаясь после вируса, а он не мог отделаться от ощущения, что что-то не так в происходящем. Вицери сами принесли ему ответ. Одна из групп, следящих за всеми подозрительными новичками, доложила о незнакомцах, собирающихся отравить водопроводную воду и снести с лица земли всю Хикою. Пришло время действовать. Потеряв пятерых вицери, Россет спас принципат, обратив на себя внимание. В Хикое начались облавы, внезапно взявшиеся здесь силы правопорядка объявили охоту на вицери и их главаря. Что ж… Война так война. И Дорреро впервые осознал, что детские игры закончились. Он перешёл дорогу кому-то очень сильному и опасному и тот не остановится, пока не убьёт его. В этот раз речь шла о человеческих жизнях, он явно был поперёк горла в чьей-то игре, но пока понятия не имел, во что ввязался. В промежутках между рейдами и, находясь в постоянном напряжении, Дорреро удалось выяснить, кому он перешёл дорогу. И он даже не удивился. Речь шла о фармацевтической компании, глава которой представлял Флессию в Исполнительном кабинете. Оставалось только достать доказательства его причастности к вирусу. В то же время на вицери вышла группа профи, занимающая внутренней безопасностью скрытых миров, и предложила сотрудничество. Вицери помогают им, те уходят незамеченными, а лавры достаются Дорреро и его ребятам. Он ответил согласием, и через некоторое время не было ни одного человека в скрытых мирах, который бы не знал его имени.

С вицери в Хикое были сняты все обвинения и нашлись люди, зачастую не только с Флессии, пожелавшие занятся их образованием и работой. Дорреро не возражал, к нему самому уже приходили несколько политиков, он выжидал. Своего человека и того самого предложения, которое изменит его жизнь. Надо ли говорить, что всё, предлагаемое до этого, его не впечатляло?

В тот памятный вечер он забежал в кабинет захватить какую-то книжку, когда услышал голос позади себя.

— Наслышан о вас, молодой человек.

И обернулся. В полутьме кабинета, вечерние сумерки чернильной краской очерчивали силуэт поджарого пожилого мужчины, свободно расположившего в кресле напротив.

— И что же вы обо мне слышали?

— Говорят, за вас и вашу банду готовы передраться, но вы отвечаете отказом всем, кто к вам приходит. За исключением обычных людей, пожелавших помочь кому-то из вас.

— Предложения звучат не очень красиво, — отшутился Дорреро и взял серьёзный тон, — и с моральной стороны порой весьма сомнительны. Нас видят лишь как инструмент, а я не хочу, чтобы меня и моих ребят использовали. Никому не приходит в голову поинтересоваться, чего же хочу я.

— И чего же вы хотите? — загадочно улыбнулся незнакомец.

— Власти, — честно признался Дорреро. — Возможность изменять жизнь людей, делать её лучше, влиять на неё. Не на бумаге влиять, а реально заниматься делом.

Задумчивый пронизывающий взгляд. Незнакомец ответил не сразу.

— С такими запросами вам нужно было на Корвенале родиться. В Верховный Совет принимают только по праву рождения. Рожденные вне Корвенала не становятся Ораторами.

Реплика ударила его, обидев, пробудив злость и желание сражаться.

— Значит, я буду первым, — пообещал он.

Пожилой человек поднялся и подошёл к нему, заглянув прямо в глаза.

— Мне нравится твой напор и твой ум. Даже, если ты не станешь Оратором, из тебя выйдет отличный политик. Собирайся.

— А вицери? Я не могу их бросить. Они моя семья.

— Они поедут с тобой. Я придумаю, как устроить ребят. Даю слово.

Незнакомец приблизился к двери, когда его остановил вопрос Дорреро:

— Вам-то это зачем?

— Я стар и одинок. Но у меня есть связи, опыт и знания. Хотелось бы их кому-то передать. Ты в этом плане идеальный кандидат.

За годы на улице Дорреро научился разбираться в людях. Незнакомец ему не врал, действительно уважал его и говорил с полной серьёзностью. Как со взрослым мужчиной. Второго такого шанса не будет. Дорреро вытянул свой счастливый билет…

Он свернул за угол и оказался перед вывеской «Неотрона». Минималистичное, почти аскетичное убранство которого составляли лишь светодиодные полосы на фоне индиго. Они подчёркивали интерьер и шли каркасом в обрамлении стульев, столов и стен. Перекинувшись парой фраз с барменом, Дорреро взял коктейль и направился к одной из кабинок в глубине зала. При первом взгляде она казалась неотличимой от других таких же трёх, но Дорреро знал, что только она была надёжно защищена от прослушки. Небрежно бросив кепку на стол и расстегнув куртку, он встретился взглядом с учителем. Года не жалели его: сухой, поджарый, седой, с выглядывающими из-под кожи сосудами и тростью. Россет сделал глоток коктейля.