Февральский дождь
Шрифт:
Итак, Надя, Наденька. Хорошее имя. Малость устарелое, но теплое. Сколько ей? Тридцать? Тридцать пять? Хорошо и то, что преподает английский. Мне как раз не хватало разговорной практики, дающей навык беглой речи.
Сережа обхаживал Сыра. Делал он это, надо признать, грамотно. Говорил то, что, казалось бы, не могло вызвать у старика возражений.
– Пресса должна улучшать ментальность народа. Честность нации, культ закона, социальная справедливость – вот что мы должны проповедовать на страницах нашей газеты, несмотря ни на что. Капли
Но Сыра на мякине не проведешь.
– Бросьте, молодой человек! – обрывал он Сережу. – Сегодня никакие капли не точат никакие камни. Скоро люди вообще перестанут покупать газеты по причине их дороговизны. Поминки газетной журналистики можно начинать, хоть сегодня. Ближайшее будущее – за телевидением.
– Это вы зря, Виталий Андреевич, – спорил Сережа. – Мы с вами этого не допустим.
К Наде подсела большая женщина с грубым лицом, бухгалтер издательства. Зоя, или Золушка. Голос у нее был низкий, прокуренный. К тому же говорила она громко, поглядывая на меня.
– Ну что тебе сказать, незабудка моя? Конечно, не первой свежести, но на морду не урод. Хотя по сравнению с твоим Иннокентием Викентьевичем, конечно, дохловат. Кешу твоего можно было терпеть за патологическую доброту. А что этот собой представляет, еще неизвестно. Неужели это она обо мне? Косит-то глазом в мою сторону. И голос повышает.
– Говоришь, деньги не главное? Не скажи, заоблачная моя. Если у него крыша от тебя съедет, его ж из дома выпрут. И приползет он, ободранный, к тебе. И обопрется на твои хрупкие плечи со страшной силой. Но если так уж приглянулся, берем и пробуем. Но берем не спеша. Быстрый секс губит любовь на корню. Ты только не волнуйся. Надо волновать, а не волноваться.
Гриша наполнял бокалы шампанским, как бензин на заправке. Налил и Денису. Тот выпил и подставил бокал для еще. Миша выжидающе покосился на меня и налил еще. Денис опрокинул, не морщась, будто воду, и нетерпеливо заерзал. Шепнул мне, что хочет в бильярдную, погонять шары. Я разрешил. Денис испарился.
Дочь резво поглощала деликатесы. Я шепнул ей на ухо:
– Женечка, знаешь, как можно узнать за столом настоящую даму? Она ничего не ест. Или почти ничего.
Женя рассмеялась:
– Учла, папка. Сейчас закончу это безобразие. Главное – не переесть. Только подай мне еще севрюжинки.
Гриша переставил тарелку с севрюгой ей под нос.
– А мне шампусику – Лора протянула мне пустой бокал.
Я налил. Женя дурачилась с подружкой.
– Лорик, главное не переесть и не перепить.
Лора не очень естественно хохотала.
– А если стараешься умно говорить, то – не перемудрить.
Я наблюдал за ними. Кто из них вырастет? Амазонки или кошечки? Амазонка: если ты засел в грязи, выйдет из салона и начнет толкать машину. А кошечка останется в салоне и будет спрашивать через полуоткрытое стекло: тебе не тяжело, дорогой? Хотя есть третий вариант. Сегодня не стыдно быть содержанкой. И вообще, не стыдно
Сережа втирал Сыру, что тот незаменим. Дешевая лесть злила опьяневшего старика.
– Ты, наверное, мнишь себя солью земли? – наседал он на Сережу. – А ты не соль. Ты – мешок. Ты – мешок халявных денег. Засланец! Ты ж сам ничего не решаешь. Тебя заслали серьезные люди. А вдруг удастся? Сегодня вы нас спонсируете, втираетесь в доверие, скупаете потихоньку наши ваучеры, а завтра, когда начнется приватизация, присвоите газету вместе с типографией. Так? Так, Сережа, так! И не вздумай отрицать. Я тебя, засланца, насквозь вижу. Сережа заливисто смеялся, подливая старику водки «Абсолют».
– Споить меня хочешь? – разоблачал его Сыр. – Тогда наливай ведро.
Облезлый Гриша начал клеить мою дочь. Понятно, что она уже не раз подвергалась атакам обольщения. Но в моем присутствии впервые. Заметив, что я раздражаюсь, Женя шепнула мне, что по профессии Гриша врач, занимался раньше какими-то стволовыми клетками. С помощью этих клеток можно сделать человека моложе лет на двадцать.
– Папка, мы теперь с Гришей друзья. Мы омолодим и маму и тебя.
– Женя, – сказал я, натянуто улыбаясь, – не расслабляйся, Этот плешивый бабуин тебе в отцы годится.
– Папочка, – так же деланно улыбаясь, отвечала Женя. – Но и ты не расслабляйся. Какого фига эти миледи стреляют сюда своими глазками? Давай колись, кто эта пловчиха?
Я соврал, что понятия не имею.
Лора сказала громко, обращаясь к Жене.
– Где-то я слышала, что женщинам ходить в ресторан без мужчин неприлично.
Золушка с грацией торпедного катера подошла к нашему столику с сигаретой в руке. Гриша с готовностью подставил зажигалку. Золушка прикурила, склонилась к Лоре и сказала своим прокуренным голосом:
– Детка! Когда ты будешь зарабатывать столько денег, сколько зарабатываем мы, тебе не нужны будут сопровождающие. Ты придешь в кабак, закажешь все, что душа пожелает, и еще выберешь себе кого-нибудь. Андэстэнд?
– Андэстэнд, – с вызовом ответила Лора. – Ну и как? Выбрали?
Золушка приняла вызов:
– Не сомневайся, выбрали.
Мы, мужики за столом, со снисходительным смехом выслушали эту перепалку.
– Однако, мне пора, – Сыр поднялся из-за стола. – Где бумаги?
– Какие бумаги? – Сережа тоже встал. – Знаете, Виталий Андреевич, что написано над входом в лондонскую биржу? «Мое слово – мое обязательство».
– То есть договариваемся устно? – с удивлением переспросил Сыр.
– Именно так, – важно кивнул Сережа.
Сыр впился в него начальственным оком:
– Слушай, а ведь я даже фамилии твоей не знаю.
– Я Фунтиков, – покачиваясь, назвался Сережа.
Сыр тут же сострил. Сказал мне, что этот жук станет Фунтиковым нашего лиха.
Дождавшись, когда Денис мерно засопит, я вышел из номера. Решил прогуляться, посмотреть на ночную Пахру. Конечно, рассчитывал встретить Надю.