Шрифт:
Глава 1, в которой я захотела и попыталась…
На обложке витиеватыми буквами написано «Долго и счастливо». Провожу пальцем по выпуклой надписи, передаю альбом крестнице и вздыхаю.
Завидую и даже не прячу этого.
Вон, из открытого окна доносятся голоса и смех – мужской и детский. Прекрасный Принц, теперь уже – король, обучает сына, их первенца… ну чему там мужчины сыновей учат. Крестница оборачивается на голоса, улыбается, кладёт руку на округлый живот.
Принцессу ждём. Конечно,
Эх, а я-то чем хуже?
И локоны искрятся, будто над ними встряхнули луну. И глаза чудесные, какого хочешь цвета, чаще – фиалковые. А уж фигурка! У иной принцессы и в лучшие времена такой нет. А крылышки! Ах, какие крылышки! Прозрачные, сверкающие, а пыльца на них – мерцающая, ароматная. Лучше всяких духов. Благодаря ей я летаю. И возраст у меня меркам фэйри совсем юный – сто пятьдесят. В самом расцвете, так сказать! Ну, вот что ещё, спрашивается, мужчинам нужно?!..
Крестница странно на меня смотрит.
Ох, ты ж мать моя, Королева Маб, я что всё это вслух выпалила?
– Угу! – отзывается крестница.
– И с какого момента? – щурюсь на неё. Не могла остановить!
– Примерно с локонов.
Она крутит свой, золотистый, будто сравнивая с теми, о которых только что услышала.
– И ты не обиделась?
Птичкой подлетает ко мне, садится рядом, обнимает за плечи, чмокает в щёку.
– Что ты, крёстная? Я ни капельки не обиделась. И полностью согласна – таких красавиц, как ты, ещё поискать. Действительно, куда только мужчины смотрят?
Снова вздыхаю, подпираю подборок рукой, таинственно и печально гляжу вдаль…
– Эх, дорогая, я замуж хочу.
В общем, зря она в это время апельсиновый сок пила и хорошо, что я – фея. А то бы платье насмарку. Крестница всю меня обрызгала.
– Что? – глазки лазурные округляет, ресницами длиннющими хлопает.
– Замуж, говорю, хочу. А что здесь такого?
– Да ничего, – крестница изо всех сил трёт белый диван: ему тоже досталось апельсиновых брызг. А она никак от привычек своих не избавится: только пыльнку-грязинку увидит – сразу тереть.
Лениво провожу волшебной палочкой – оранжевые отметины исчезают.
– Что я не женщина, что ли? Сто пятьдесят лет только и устраиваю всем «долго-и-счастливо». Уже от платьев, туфель, принцев в глазах рябит, а сама – как тот сапожник.
– Какой ещё сапожник?
В шестнадцать и при золотистых локонах её невежество вполне могло сойти за милую наивность, но теперь-то? Хоть бы в книги иногда заглядывала, а не только в мужнюю чековую книжку…
– Который без сапог. Пословица такая. Аллегория.
– Аааа, – тянет крестница, делая умное лицо и поднимая палец вверх. – Вон оно что.
Хотя ей что аллегория, что астролябия – особой разницы нет. Впрочем, им с Прекрасным и разговаривать-то не нужно. Сядут рядышком, за руки возьмутся, и уже хорошо им. Без слов.
Злая
А ведь крестница у меня хорошая добрая девочка. Чего это я на неё?
Вот и теперь вновь садится рядом, неизящно и грузно, чуть покряхтывая, берёт меня за руку и говорит:
– Мы должны исправить положение, крёстная.
– Всенепременно, дорогая. Только как?
– Доверься мне, – заявляет она вполне серьёзно. – Теперь моя очередь помогать.
Ой, что-то мне уже страшно. И за королевство опасаюсь. Если моя крестница так решительно сводит к переносице свои идеальные бровки – быть беде!
Я нежно приобнимаю её, похлопываю по плечу.
– Да ты чего, милая, я же пошутила.
– А вот я не шучу! – говорит она и топает ножкой. – Ты достойна счастья! И я найду тебе мужчину, который тебя осчастливит.
Что-то мне заранее жаль беднягу.
Представляю: врывается такая беременная красотка к какому-нибудь венценосному типу, руки в бока, живот вперёд и орёт на него: «А ну быстро пошёл женился на моей крёстной!»
Тот, испуганный, откуда-нибудь из-под стола: «Хорошо-хорошо. А кто твоя крёстная?»
«Моя крёстная самая настоящая фея!»
Венценосный: «Ой-ё! Попал! Ведь не женишься – в жабу превратит»
Крестница загробным голосом: «Превратит! Ещё как превратит!»
Дальше фантазировать не стала. У меня же мысли материальны, то-то крестница так удивлённо смотрит.
– Ну почти так, – соглашается она. Необидчивая моя. – Хотя я, конечно, хотела устроить конкурс.
– А может не надо!
– Надо и ещё как! У тебя должен быть выбор. Сейчас же сажусь делать рассылку.
Сказано – сделано.
Присаживается к столу, перо-бумагу достаёт и начинает писать. Голуби тут слетаются. По подоконнику ходят, воркуют, свою часть работы ждут. Личная служба доставки моей крестницы.
Сижу, любуюсь на неё. И как умудряется только так идеально писать? Строчит ведь так, что у меня в глазах мельтешит от попыток уследить за её рукой. А буковки выходят ровненькие, красивенькие, с загогулинками. За такие любые ошибки орфографические простишь.
В общем, написала. Письма по голубкам развесила, чмокнула каждого в клювик и отпустила с миром.
Теперь нам оставалось только ждать.
Некстати вваливается Прекрасный с наследником на плече. Последний вопит, как недорезанный поросёнок. Но родители, похоже, счастливы. Вон, нянчится бросились.
Всё, значит мне пора.
Как принцы-короли съедутся – крестница женихам сама сообщит, с какой целью их собрали.
Не попрощавшись, – Прекрасным сейчас не до меня – выпархиваю в голубое, уже подсвеченное пурпуром и подкрашенное позолотой небо, лечу, наслаждаясь лёгким ветерком. Или он – мной. Расшалился, волосы треплет, платьем облепливает. Даже краснею.