Фея
Шрифт:
Все связано лишь с ней. Она – центр моей Вселенной… Она – моя реликвия… мое блаженство, божество…
Темдеряков становился все ужаснее.
Он перестал пить, но сделался от этого еще более безумным и озлобленным…
Долгими ночами он бродил под нашими окнами как одинокий и неприкаянный зверь… Он как дьявол, выходящий без числа… Впивающийся черными глазами…
В мир, где раздвигает тени мгла и зажигает смысл предсмертными словами.
Впрочем, он не зажигал смысл, а уничтожал его всей свой жизнью… Он как тот упрямый старик, которому
И увидел его кривую и все отталкивающую от себя усмешку.
– Ну, проходи, – сказал он мне таким отрешенным голосом, словно он уже был где-то там, на небесах.
Еще более скверный бардак застыл в его вещах, разбросанных по квартире. Постоянно летающая моль и полчища бегающих тараканов еще резче и фатальнее подчеркивали в Темдерякове отсутствие всяко смысла.
– Ну что, горло прошло?! – спросил он меня как-то глухо и безучастно.
В уме я даже представил себе невидимый пут его голоса, от губ до потолка, где в углу, в пыльной паутине он обрывался, не находя себе никакого подходящего простора.
– Ну, что ты как шпион все ходишь и высматриваешь?! – он неожиданно обезумел и схватил меня за ворот рубашки, и потянул на себя.
– Что ты так смотришь на меня, – как-то странно и совсем по сумасшедшему засмеялся он, – ты думаешь, я не знаю, куда от меня подевалась Танька?! Куда она спряталась?! Не! Я знаю! – Темдеряков поднял вверх свой указательный палец, словно искал подтверждения собственным словам.
Потом он снова о чем-то задумался и замолчал, и так и остался стоять со своим указательным пальцем.
Боже, лучше бы он пил и ни о чем не думал!
Может, тогда все случилось бы иначе! Впрочем, у нашего бытия нет никакого плана, никакого спасительного средства…
Это мы все еще пытаемся его в какие-то абсолютно бессмысленные формулы, и все расставить вроде как по своим местам, хотя ни у одного человека нет на этой грешной земле своего светлого и самого вечного места.
Если только могила, но и она ничего не открывает нашему взору, кроме праха и червей, кроме крестов и надгробных плит, и все так же таинственно молчащего над нами неба со всем своим светом и тьмою.
Я вышел от Темдерякова, как из преисподней.
Все во мне гудело, кипело, кишело и волновалось…
Это было предчувствие, предчувствие чего-то ужасного и невообразимого… С этого дня я весь был сам не свой…
Я не знал, что мне делать, и еще сильнее тревожился за свою Фею. Словно какие-то невидимые узы связывали и окутывали Фею с Темдеряковым.
Это было, но было против всякого смысла…
Он то ли притворялся, прикидывался таким безумным, то ли был на самом деле.
Возможно в душе он смеялся надо мной, показывая свои страшные зубы… Возможно, он чувствовал мой страх и выслеживал мои тайные мысли…
Возможно, он знал, что на мне горит шапка и что Фея у меня… Или даже только предполагал, но уже одно это вело его дальше на пути к намеченной
Еще я знал, что мне не надо было сюда приходить, но я все равно шел, словно кто-то невидимый вел меня за руку, как мой собственный мифологический Аррава, так жертва вдруг торопится на казнь, желая прекратить свое мученье…
Так всякий смысл торопится украсть… в душе как каплю наслажденья… Так в мимолетных виденьях светится тихая грусть… Мы пытаемся вызвать свою бесконечность…
Фея не просто открыла мне дверь, – она открыла меня.
Все мои страхи и скверное предчувствие куда-то испарились…
И на их месте возникло одно блаженное ощущение покоя и трепетной, выходящей из всего ее облика светлой радости.
О, как часто я мечтал вырваться из темной толпы, подобной в пожирании скоту, из серой обыденности, подобной тяжести переживаемой болезни, в эту светящуюся и возвышающуюся над всеми остальными людьми женщину…
женщину, сказку, женщину – мать, друга и сестру, женщину хрупкую и нежную, страстную и тайно манящую Волшебницу, Фею, мою прелестную Царицу.
В иные минуты отчаянья в человеке просыпается ангел…
Она была пронзительна, как свет, но свет, приятно ранящий глаза… Любящие дети не от беса…
В комнате пустой боролись с ложью…
Говорят, трава зимой под снегом спит, – Фея прежде жила в Царстве Сна… Что-то произойдет, я знаю, но не могу больше думать… Фея непорочна в своей непостижимости.
Как глубокая тихая бездна поглощает Фея меня…
И спасает от страха безвольного, от одинокой волнующей глупости, от печального мрака безверия…
Все в себе растворяет она, так проходит Вечность за минуту, так часы обманывают нас…
День незаметно умирает, и возникает новая ночь…
Всегда ли прах земной впадает в грех и мысли вычисляют мертвеца?!
И не стихи, и не мысли, а какие-то странные ощущения прекрасной и размножающейся скорби владеют мной, когда я покидаю дом, оставляя свою Фею одну.
Постепенно я начинаю ненавидеть весь мир за то, что он постоянно разлучает нас с Феей.
Скверные предчувствия снова овладевают мной, и я, завороженный то ли обманом, то ли правдой собственных чувств, учусь, пресекая блаженство, вершить земные дела, коль Бог мне не дал совершенства, то вряд ли смогу я без зла… здесь обойтись… поневоле задуман был временем ход…
Слепое блаженство покоя… из жалости вечной берет начало… Бессмертью… где двое… из мрака достали свой плод… из самых глубоких пустот. Да, моя Фея была беременна…
Сказка опять соединялась с реальностью, как радость с тревогой… Она сказала мне об этом только сейчас, ее тошнило уже третий день…
Конечно, я этого нисколько не испугался, но запутанность нашей жизни, как и самих обстоятельств, заставляла все больше тревожиться и искать какой-то выход…
Было ясно, что мы не могли больше оставаться в этом доме! Здесь мрачный и уже непьющий Темдеряков как тень бродил под нашими окнами, нацеля свой взгляд на бескрайнюю темноту.