Фейерверк страсти
Шрифт:
Миссис Стенхоп, она же Люси Болтон, Люси Мередит и Люси Моретти, лежала на кровати в заботливо убранной комнате наверху, комнате, которая так долго ждала ее возвращения. Везде были развешаны ее старые бальные платья, незаконченный дневник соседствовал на туалетном столике с пустыми флаконами из-под духов, с девичьими дешевыми безделушками и ниткой жемчуга, которую несчастная надевала на вечеринку, устроенную Арабией. Умершую одели в нарядное атласное платье, в котором она когда-то венчалась с Ларри, а в руки вложили ее любимую красную розу.
После
Арабиа горько рыдала. Это она распорядилась, чтобы миссис Стенхоп перенесли в комнату Люси. Вечером Арабиа и Джереми зашли к Крессиде на чашку чаю, разговор, конечно же, крутился вокруг одной темы.
— Поймите, я оплакиваю не ту женщину, которую вы знали, — всхлипывала Арабиа. — Я горюю о моей маленькой девочке, моей ненаглядной Люси, которую я так сильно любила.
На вечеринке Арабиа догадалась, что миссис Стенхоп — это Люси. Миссис Стенхоп, незаурядная актриса, успешно изменила свою внешность огромными очками, а чтобы ее не узнали по голосу, придумала болезнь горла. Да и без этого в ней почти невозможно было узнать любимицу Арабии. Та Люси, светловолосая, хорошенькая, еще более расцвела, выйдя замуж, но к сорока годам утратила былую привлекательность. Миссис Стенхоп лишь однажды потеряла бдительность — в ту ночь, когда Крессида слышала крик. Это мистер Моретти выразил нетерпение по поводу реализации его честолюбивых планов и ударил жену.
Во время вечеринки, когда Арабиа провозгласила Крессиду своей наследницей, миссис Стенхоп решила, что пора обнаружить себя. Она вышла под предлогом замены облитого вином платья и надела нитку жемчуга, подаренную ей когда-то Арабией на день рождения, которую старая леди не могла не узнать.
И действительно Арабиа поняла, кто перед ней. Тогда-то и начала она запираться в своей комнате, понимая, что ей грозит опасность, что ее хотят устранить.
— Разве могла ваша собственная дочь причинить вам зло? — в ужасе прошептала Крессида.
— Она не была моей родной дочерью, — проронила Арабиа. — Люси — ребенок моей сестры. Она жила со мной только четыре года, возможно, поэтому я и не узнала ее. Моя сестра была замужем за негодяем! Он бросил ее с младенцем на руках, а когда она умерла, Люси было всего пятнадцать лет. Я удочерила племянницу. Какой милой, прелестной и нежной она была! Без сомнения, я избаловала ее, но кто бы на моем месте поступил иначе, глядя на этого ангела? К тому же, кроме меня, у нее никого не было. Я рассказывала вам о вечеринках и беззаботном веселье. Все это правда. Розы, поклонники восхищение. И Ларри, ее первый муж, обожал Люси. У них была прекрасная свадьба…
Арабиа прервала рассказ, чтобы вытереть слезы. Ее лицо снова стало морщинистым и безобразным.
— Ларри умер через три года после свадьбы, — с горечью сказала она. — Его отравили…
— Но не Люси! — с надеждой воскликнула Крессида.
— Именно она, его горячо любимая жена. О, не без подстрекательства, уверяю вас. Не обошлось без ее трусливого, безнравственного любовника Монти. Он уже отсидел за мошенничество пять лет в тюрьме, но должен был получить больше, гораздо больше.
—
— Да, Монти. Или Моретти — как вам больше нравится. Разве я не говорила вам, что он гусеница, пресмыкающийся слизняк? Господи, что она могла найти в нем на свою погибель?!
— А ребенок? Она ждала ребенка от Монти!
Арабиа выглядела невероятно усталой.
— Господь свидетель, я ничего не знала о ребенке. Люси явилась в мой дом сразу после смерти мужа и прожила несколько недель, пока ее не арестовали. Врач сказал, что Ларри умер естественной смертью, но миссис Мередит оказалась подозрительной и настояла на вскрытии. Короче, убитая горем молодая вдова, которую я утешала, оказалась преступницей… А потом я узнала, что она часами просиживала над дневником и, не отрываясь, писала о Монти.
— Это вы вырвали те страницы? — догадалась Крессида.
— Я вычеркнула Люси из своей жизни, — просто ответила Арабиа. — Она для меня перестала существовать. Я похоронила Люси в своем сердце, придумав для окружающих сказку о трагической смерти. Уверяю вас, это был единственный способ не потерять рассудок.
— Но Люси не умерла.
— Только не для меня. Она оказалась дочерью своего отца, а не матери. И я вырвала ее из своего сердца.
Даже теперь Крессида считала бескомпромиссность старой леди достойной восхищения. Вся жизнь Арабии окрашена любовью, драматизмом и счастьем. Ни разу уныние не сломило ее дух. Самое ужасное событие она вырвала из своего сердца, словно его не существовало. Только человек с такой силой воли, воображением и жизнелюбием мог сделать это.
Но с годами все острее стало чувствоваться одиночество. Арабиа страстно возжелала найти замену очаровательной, веселой Люси, найти девушку, которая скрасит ей остаток жизни.
— Поверьте, я ничего не знала о ребенке, — повторила она. — Но даже если бы узнала, что я могла сделать? Я пребывала в неведении до тех пор, пока вы не принесли мне вязаный детский носочек. Это было для меня ударом!
— Ребенок Люси и Монти — Даусон! — озарило Крессиду.
— Он родился в тюрьме, — вмешался Джереми. — Отец, конечно, знал о существовании сына, но абсолютно игнорировал этот факт. Мальчик воспитывался в сиротском приюте. Люси, отбыв срок, немедленно забрала его и окружила любовью, которой он прежде был лишен. Мальчик обожал мать и в результате стал помогать ей в осуществлении ее наполеоновских планов.
Джереми перевел дух и, взглянув на Арабию, продолжил:
— Люси понимала, что бесполезно снова возвращаться в дом миссис Болтон в качестве блудной дочери. От своего мужа Моретти она узнала, что Арабиа сдает квартиры, и решила под чужим именем появиться в Доме Дракона. Она хотела, чтобы Даусон втерся в доверие к своей двоюродной бабушке и стал ее наследником. Видимо, Люси не допускала, что ее сын может кому-то не понравиться. Факт, что мальчик умен. Он начал работать в магазине химикатов, где у него проявился нездоровый интерес к наркотикам и ядам. У него чесались руки пустить их в ход, но он не знал, когда и против кого. По крайней мере, он так говорил. И тут в дело вступил Моретти. Это стервятник, если угодно.