Фейри с Арбата. Гамбит
Шрифт:
– Обыкновенная. Короче, друг мой, у меня в Занзибаре архиважное дело, так всем заинтересованным мордам и говори. А из связи только почтовые голуби, и те не летают. Погода нелетная! Понял?
– Да понял, понял. Бонд, твою налево!
– Сам такой, - хмыкнул Ильяс и отключился.
– Это правильно, что не летают, - пробормотала Лилька, прилипшая к окну жутенького крымского такси.
– Жарко же! А что там такое красное, что, правда, маки? А когда будет море? Только я плавать не умею!..
Архиважное дело оказалось таким увлекательным, что Ильяс даже о подготовке к выставке забыл - какая, к черту, выставка,
Ильяс был счастлив. Возил ее по всему Южному берегу, - горы, водопады, бухточки, дворцы и снова горы, - беспрерывно снимал, поил дивными местными винами, учил плавать, катал на яхте, ловил для нее катрана на удочку... Когда тут думать о чем-то еще? Вот разве что о забытом в Москве втором обручальном кольце. Слишком спешил увезти Лильку подальше от гадюшника, так что забыл не только кольцо: плавки, и те не взял. Только Лильку, ноут, "Nikon" и документы с кредиткой. Все прочее - фигня, можно купить на месте. Много ли им надо на юге?
Как оказалось, много. Особенно всякой ерунды. Когда в первый же день пошли за купальниками и полотенцами, Лилька увидела лоток с деревяшками местного изготовления, встала столбиком, распахнула глазки и спросила:
– Настоящий можжевельник, да?..
Проследив ее взгляд, Ильяс чуть не рассмеялся. Боже ж ты мой, вот, оказывается, что надо было дарить редкому кактусу: не ювелирку штучной работы, а обыкновенные деревянные бусы. Ну, положим, про обыкновенные он загнул, еще не хватало, чтобы Лилька в Москве щеголяла туристическим ширпотребом. Но для начала, чтоб кактус был счастлив здесь и сейчас - да хоть весь лоток!
– Настоящий, Капелька моя, - шепнул ей на ушко.
Она просияла и бросилась перебирать сережки, брелоки, подставочки и прочую непонятного назначения ерунду. Что-то сразу откладывала в сторону, что-то долго вертела в руках, одни серьги - длинные, чуть не до плеч, даже примерила.
Через четверть часа упоенного копания в деревяшках Лилька обернулась к нему с резным гребнем в руках:
– Вкусно пахнет!
– Ага, мне тоже нравится.
Улыбнулся ей и выудил из груды барахла примеренные серьги и удостоенные тяжкого вздоха парные шпильки, в самом деле - самое лучшее, что было на лотке. Добавил к ним десяток ниток бус, разных, деревянных и ракушечных. Сами по себе в употребление бусы не годились, но если перемешать, несколько крупных бусин расписать, добавить фигурные узелки, жемчуг... И браслет в пару, определенно. Наверняка Лильке понравится!
Акриловые краски Ильяс нашел там же, на набережной. Лилька еще раз встала столбиком перед магазином "Солнечный берег", отделанным под этнику: индийские божки, рязанская резьба по дереву и чукотская по моржовой кости, атцекские идолы, невнятной этимологии канатное макраме, а на вывеске зубасто-глазастое золотое солнышко, явно хренеющее от такой солянки. Из магазина пахло благовониями, а под названием было написано, что это художественный салон.
В этот раз Лилька даже спрашивать не стала, просто ухватила его за руку покрепче, потащила на запах - и зависла перед прилавком с пахучими склянками. Ее тут же взяла в оборот гарна дивчина с косой до пояса и в розовом сари.
Оставив
Увидев ее, индус засиял, как медный Ганеша, стоящий за его спиной, достал из какой-то коробки блестящую фиговину и протянул Лильке:
– На счастье!
Фиговина оказалась брелоком, глазастым солнышком, как на вывеске.
Лилька замялась, отступила, но индус не отставал:
– Подарок, бери! Будешь счастливый, много счастливый!
– и подмигнул Ильясу.
"Непременно будет, - подумал Ильяс.
– Сегодня вечером - уж точно!"
Лилька тихонько хихикнула-фыркнула, взяла солнышко. Потерла пальцем глаз в центре, понажимала на верхушки лучей. Повернулась к Ильясу.
– Дай телефон, а?
– И, прикрепляя подвеску к его мобильнику, передразнила индуса: - Будешь много счастливый.
Индус рассмеялся и что-то длинно сказал по-своему, закончив традиционным:
– Приходите еще!
Священнодействие с бусами Ильяс начал вечером, после катания на катамаране, дегустации "Царицы Феодосии" и караоке дуэтом. По совести, надо было подождать до утра и работать при нормальном освещении, но ему самому не терпелось, да и Лилька весь день приставала:
– Что ты будешь из этого всего делать? Ну скажи, ну Илья-ас!
– Страшное заколдунство!
– отбрехивался он, пытаясь сделать мрачно-загадочное лицо, но ничего не выходило: сначала они с Лилькой синхронно хихикали, а потом громко, на всю набережную, хохотали.
Вернувшись в номер, - то есть отдельный крохотный домик, некогда бывший гаражом, а ныне превращенный в двухэтажные люксовые апартаменты, - Ильяс против обыкновения не потащил Лильку в душ и в постель (или сразу в постель), а сделал грозный вид и провозгласил, аки дипломированный шаман:
– Трепещите, смертные, ибо настало время великого колдовства!
Лилька послушно затрепетала, то есть попыталась не хихикать, и угодливо спросила:
– Осиновой коры, киселя из плесени, заячьего помета?
Ильяс хищно прищурился на пакет, который Лилька так и не выпустила из рук: розовую воду, жасминовое масло и еще полсотни флакончиков и баночек.
Прижав свою законную добычу к сердцу, она сложила бровки домиком и возмущенно пискнула:
– Сатрап, деспот! Не отдам!
И снова засмеялась.
Он только махнул рукой и грозно пробурчал:
– Не отвлекай меня, о женщина, от сотворения кольца всевластья!
Вместо плесени и крылышек летучей мыши Ильяс разложил на кухонном столе акриловые краски, кисточку, бусины, ракушки, резные фигурки и морских звезд, бечевки, шнурки, леску и прочую совершенно необходимую мелочевку, зажег принесенную Лилькой из спальни древнюю настольную лампу - и принялся колдовать. А Лилька - помогать. Сначала уютно прижималась и хихикала под руку, для вдохновения, а потом тоже увлеклась, взяла вторую иглу с суровой нитью и нанизала браслет. Для Ильяса. Судя по количеству бусин и узлов, не иначе как подозревала его в вампиризме.