Фейри с Арбата. Гамбит
Шрифт:
Скривившись от отвращения, Ильяс шагнул в сторону, одновременно отталкивая ее руку. Мадам покачнулась, схватилась за стену и зашипела:
– Забыл, кому обязан?..
– Шагнула к нему с явным намерением вцепиться когтями в лицо.
"Хочешь поиграть в плохую девочку?
– подумал Ильяс и почти услышал, как хрустит в его руке запястье, тонкое и сухое, как мертвая ветка.
– Ну, давай, еще полшага!"
Полшага мадам сделала, но назад. И злость в ее глазах слегка потускнела и подернулась пленкой сомнения. Его собственная злость тоже отступила,
– Некрасиво было бы отказать мсье Айзенбергу в маленькой просьбе: не брать больше заказов на фотосессии от мадам Айзенберг, - очень тихо и ровно сказал он.
– Я в самом деле ему многим обязан.
– Сукин сын. У тебя больше не будет никаких заказов...
– ...от священной белой кобры из руин, - продолжил за нее Ильяс и криво ухмыльнулся.
– Чудесно. У меня острый дефицит времени, да и у вас, несомненно, дела, мадам. Позвольте откланяться.
Он заставил себя сделать шаг назад, потом развернуться и неторопливо пойти прочь.
Мадам что-то зашипела ему вслед, но Ильяс не слушал. Ему без того было тошно - за первые крупные заказы пришлось слишком дорого платить. Конечно, он сумел снять мадам так, как она того хотела: не слишком юной, но пикантной и соблазнительной. И сам поверил своим фотографиям, потому что было очень надо. Вот только не ожидал, что мадам окажется столь навязчивой и неадекватной. А ведь Вовчик предупреждал! И теперь этот мистер Твистер. Упырь. Вот зачем ему понадобилась Лилька?
Думал над этим вопросом и дожидался, пока мистер оставит Лильку в покое, на кухне. Спугнул голубую парочку, неплохого дизайнера по интерьерам и восходящую звездульку рекламы трусов. Полез на кухонную полку за сигаретами, не нашел. В хлебнице - тоже не нашел. Ясно, Вовчик бросает курить. Значит, искать в морозилке: именно там Вовчик прятал отраву в прошлый раз.
Пока курил в открытое окно, злость прошла. Почти. Осталась лишь досада: достало прогибаться под всяких меценатов, спонсоров и прочую шушеру. И непонятно, зачем? Заказов - завались, выставки все равно будут, рано или поздно, и безо всяких Айзенберг и Элиных. А главное, есть Лилька. Мышь белая, лабораторная, редкий вид. Оставлять ее одну ради спонсоров - глупо. Спонсоров много, а Лилька одна.
Почти докурил, когда на пороге кухни появился радостный и изрядно косой Вовчик.
– Твоя Лилька точно не знакома с Элиным?
– Олигарх и уличная музыкантша? Не смеши.
– Ну-ну, - хмыкнул Вовчик.
– Давай, вылезай из подполья, Че Гевара. Элин ушел, а твой кактус распустил иголки, у наших кисок все носы поколоты.
– А не хер кусать мой редкий кактус.
Сделав последнюю затяжку, выкинул окурок в форточку и бросил в рот несколько кофейных зерен. Вовчик смотрел на это дело, страдальчески подняв брови.
– В детство впал. Не иначе.
Правда, сегодня танцевало меньше народу, чем обычно. С полдюжины моделек столпилось около кактуса под фикусом, а кактус, скромно подобрав босые ножки и обнимая одно колено, от них отбрехивался. Судя по кипению страстей вокруг дивана и спокойствию пионерки-паиньки, получалось у нее неплохо. Даже, пожалуй, хорошо. Умница мышка, так их.
– ...снимал в ванне? Тогда осталось от пяти до семи дней, - "по-дружески" делилась опытом то ли Мариша, то ли Ириша, хрен их всех запомнишь.
– Наш Ильяс чемпион коротких дистанций.
– Лучше бы дней пять, - ответила Лилька.
– У меня планы, сколько ж можно отодвигать.
Прозвучало это настолько естественно и серьезно, что Ильяс и сам ей поверил. На секунду. И эта секунда ему крайне не понравилась.
– Автостопом в Сызрань? Так не откладывай, милая, - влезла еще одна моделька.
– И не бойся, он тебя искать не будет.
– А в Сызрань можно добраться автостопом, правда?
– уточнила Лилька, наивно глянув на модельку снизу вверх.
– Вот не знала! Но вам верю.
Выглядела она в этот момент истинно ядовитым кактусом, особенно хорошо играл пионерский галстук и просвечивающий сквозь батист синяк на плече. Вовчик тоже оценил, присвистнул и потянулся к камере.
– Завянь, маньяк, - шикнул на него Ильяс.
Отодвинул с дороги Маришу (или Иришу), подошел к диванчику и, ни слова не говоря, взял Лильку за руку и потянул к себе, обнял за плечи. Она недовольно пискнула и сделала вид, что только-только уютно устроилась, а тут агрессоры всякие...
– Пошли домой, душа моя, - сказал очень нежно, сдернул алый платочек с ее шеи, обнажив колье-цепь с маленьким ключиком и роскошный засос на ключице, и поцеловал чуть выше засоса.
– Этот серпентарий мне наскучил.
Лилька вздрогнула, почему-то испуганно глянула на Вовчика, и тут щелкнула камера.
– Еще раз также, только пальцы на шею!
– распорядился он, не опуская камеры.
Ильяс только хотел послать лучшего друга к черту и увести Лильку от греха подальше, как она дернулась и тихо потребовала:
– Отпусти меня.
От стали в ее голосе Ильяс опешил. Отпустить? Какого черта! Что вообще случилось с Лилькой за эти полчаса? И тут же взяла досада: кактус кактусом, но она перебарщивает. Он ее на руках носит, свою первую сольную выставку посвящает ей, обручальное кольцо ей надел и всему свету объявил, что она - его муза и судьба, а она - отпусти и пошел вон, и плевать, что на виду всей тусни? Черта с два.
– Эй, вы там уснули? И не смей сбегать!
– потребовал Вовчик и, не дожидаясь привычного ильясовского "я тебе не моделька, отвали, маньяк!", жалобно протянул: - Новорожденному отказывать нельзя! Плакать будет!