FIDES

Норден Алекс

– Допустим, вы правы, – вздохнул он, отправляя бутылку на место. Рано ещё играть с алкоголизмом, впереди нешуточные проблемы. – Неужели вы изволите поведать мне всё, – выделяя последнее слово, зельевар повернулся к Энди МакФорест.

– Если… я ничего не нарушаю, то… почему бы и нет? Полнолуние слишком скоро, а мне здесь ничего не изменить.

– Ещё раз про полнолуние, – Снейп напрягся, собирая в кучку свои захмелевшие извилины. На соображение он никогда не жаловался, но сразу вспомнил о письме Энди от её злосчастного дядюшки-друида.

– Полнолуние заберёт меня, –

дрогнувшим голосом блондинка перешла на шёпот. – Меня одну. Я не против, если честно. Домой хочу. Только… Нину… жалко.

– Оставлять с мрачноватым уродом в его подземельях, – с перекошенным лицом продолжил Снейп.

– Нет, нет, Северус, – зачастила Энди извиняющимся тоном, – вы… ничего не знаете.

– Ну так объясняйте, пока не поздно, – он даже обернулся на гостиную, удостоверяясь, что Нина если не спит, то ровно лежит в постели, и бросил в дверной проём заклятие тишины.

– Идиотка, – выдохнул зельевар после получасового «спича» Энди, – пять лет… МакФорест, Вы… я даже не знаю, как с вами поступить, – я ничего не скажу Нине, что узнал это всё… – он заметно вздрогнул, – но Вы же понимаете, что сегодня свели на нет всё общение с подругой?

Та грустно кивнула. Идея была дороже, тем более, – подумаешь Мунго. Полнолуние заберёт её, и вернёт неизменной в 2016-й год, где она проснётся пьяная в хлам на двухъярусной кровати дешёвого хостела и с воплями будет собирать свой клетчатый, порванный с угла чемодан, потому что иначе опоздает на самолёт. И да, непременно забудет косметичку в общей душевой. Вечная беда с этими отелями. И вечная беда Энди.

– Какая разница, неделей больше, неделей меньше, – вздохнула она, слегка утрируя.

– «Любовь» ко мне, я так понимаю, тоже испарилась бесследно? – хмыкнул Снейп. – Вам есть куда пойти?

– Мерлин, да что Вы всё обо мне, мать вашу, Снейп! – заорала блондинка, памятуя о заклятье на двери. – Что Вы будете делать?

– Я? – он вздрогнул от неотвратимого чувства вины и ответственности, усиленного тысячекратно осознанием того, что в этот раз он отвечает за реальное, взаимное и дорогое ему чувство. За родного человека. – Изучать документы, книги Мерлина, свитки друидов, – едва шевельнув губами, произнёс профессор. – У нас есть пять лет, мы сможем, мы… справимся. Я… спасу её. И свою дочь, – сглотнул он. Скоро война, и «отменить» её могут тоже только они с Ниной, они вдвоём, ведь старый долькоед Дамби ничего делать не станет, он уже сложил ручки на животе, ожидая представления. Уже заготовил себе пушечное мясо с нимбом на голове и парой чокнутых дружков, готовых броситься хоть в люк под цербера, хоть в прорубь за крестражами.

Лицо Энди потускнело от плохих предчувствий и просто от недоверия.

– Профессор… – девушка взяла его за руку. – Простите. За сегодня. Просто… Нине такая судьба не нужна. Ей… здесь не место.

– Она ведь… сделала выбор, что я могу с этим поделать? – поднял печальный взгляд Снейп, и в этом читалось явственное «я не виноват, что она выбрала меня и предпочла делать глупости, надеясь спасти пусть не мир, а… любимого человека. Его, Снейпа. А не радоваться жизни в хмельном загуле с подругой».

– Хорошо.

Вы… откроете мне дверь?

– Куда Вы собрались?

– К Берни, вероятно. Не хочу, но мне некуда больше пойти.

– Оставайтесь здесь, я скоро уведу Нину в Школу. Спрячетесь в гостевой комнате, она туда не пойдёт. А захотите уехать, возьмите немного пороха и в камине назовите «Кингс-кросс». Вы попадёте в камин начальника станции, с магической стороны, разумеется, только сразу бегите, бегите на улицу, иначе вам очень не повезёт. Формально камин закрыт, но периодически им пользуется каждый третий школьник. Да и отсюда далеко до вокзала.

– Спасибо, Северус, – улыбнулась Энди в ответ на нежданное гостеприимство. Нина и впрямь не отойдёт от профессора, когда очнётся.

– Да я и сам-то… кромешный придурок, дракону меня в пасть…. – внезапно произнёс профессор сквозь зубы, сфокусировав трезвеющий взгляд на пальцах девушки. Зельевар трезвел на удивление быстро, видимо это было свойство протравленного различными составами организма. – Кольцо, – простонал он, падая лицом в свои ладони, – Нина никогда не снимает кольцо… Имбецил озабоченный…

Энди вперилась виноватым взглядом в стол. Её план почти сработал, ей надо грустить по обратной причине, но Снейп так убивался сейчас, что его было жаль.

– А... по голосу под обороткой нельзя узнать человека?

– Такого недалёкого, как Вы, наверное, можно, – зло ответил зельевар, вспомнив, что Энди практически не проронила ни звука в процессе их “общения”. – Голос под зельем очень легко поддаётся изменению, иначе в его применении не было бы смысла. Голос копируется почти в точности до последней ноты, нужно лишь немного настроиться на человека, – Снейп снова говорил как школьный учитель. – Сколько вы выпили оборотного? Доза была явно не на час.

– Стакан...

– Целый стакан зелья?! Вы... хоть представляете риск для своего организма? Не усиленного магией, не...

– ...снабжённого разумом, я помню, не утруждайтесь, – вяло перебила Энди, не намеренная продолжать эту тему.

– Как вы хоть выпили то его столько в первый раз? – фыркнул Снейп. Он свой первый раз до сих пор помнил, как его выворачивало наизнанку и казалось, что вместо “похода на подвиги” он будет долго обниматься с унитазом.

– В смысле? – удивилась девушка.

– В прямом.

– Я вас умоляю, по сравнению с магловским антипохмельным, – она махнула рукой, даже не напоминая, что и зелье уже пробовала, когда только оказалась у профессора вместе с Ниной. Но у Снейпа пропали дальнейшие расспросы о зелье.

– Что ещё говорил друид? – строго добавил он, пожалев об открытом проявлении слабости и зло косясь на почти полную бутылку коньяка в шкафчике. Коньяк дешёвый и магловский, это не пробивная настойка из Лютного переулка на огонь-траве и «драконьем сене». Но для усмирения давно больных нервов годилось любое пойло. Снейп раз сто уже думал, что с такой судьбой закончит алкоголиком в родном доме, как папаша. Только теперь судьба велела ему не сдаваться. Теперь он отвечал не только за ненавистного сына любимой когда-то женщины, а ещё и за свою семью.