FIDES

Норден Алекс

– Давайте Вы мне просто расскажете правила Вашей игры, – предложил он. – Я не хочу быть пешкой, не знающей, что от неё нужно.

– Сколько Непреложных обетов тебя держит? – неожиданно уточнил старец.

– Держит? – насторожился Снейп.

– От противостояния Альбусу.

– Что?! – если Северус за последние месяцы удивлялся не раз, то всё равно не мог предвидеть, что кто-нибудь так открыто заговорит о борьбе с долькоедом.

– Я серьёзно спросил, Северус, – прищурил взгляд Берни, – есть клятвы, запрещающие тебе выйти против него в каком-либо деле?

Снейп

задумался.

– Разве что, косвенно. У меня есть клятва оказывать содействие Ордену Феникса. Едва ли бой с директором окажется в списке допустимых действий, – кривая улыбка исказила лицо профессора.

– Что ещё? – терпеливо уточнил шотландец.

– Обет защитить сына Лили Эванс любой ценой. Если у меня будет такая возможность. Обет…нет, это слишком личное… Обет не распространяться с Поттером об истинной сути вещей. Обет… послушайте, Берни, я их все до утра не вспомню.

– Хорошо, – старик напряжённо потёр виски. Посох лежал у него на коленях, серая холщовая мантия собственного кроя была заляпана дорожной грязью, будто он пришёл из Шотландии пешком.

– Что – хорошо? Я не собираюсь воевать с директором. Да, он старый маразматик, и его делишками я сыт по горло, но я не собираюсь с ним воевать. Уйти из Школы, да, вполне возможно, хотел бы. Из школы под его руководством. Но поставьте директором ту же Минерву, и я останусь без раздумий, не смотря на наше противостояние.

– А если тебя сделать директором?

– Нет, бюрократия не для меня, – быстро сказал Снейп, – вы хотели подкупить меня этим? Убрать Дамблдора ради вашей игры, а взамен я получил бы кресло под портретами? Благодарю Вас, Берни.

– Почему – убрать? – недоуменно переспросил друид.

– Вы мне в тот раз не сказали, для кого предназначен яд. Сказали, что сообщите позже. Хм, теперь я не знаю, зачем нужно было отдавать его мне, если Вы так мило беседуете с Альбусом и можете подлить его сами? – наигранным задушевным тоном уточнил профессор, изобразив на лице подобие улыбки.

– Яд не для него, а для вашего врага. Для общего врага. Или тебе никогда не исполнить свой главный обет, Северус.

– То есть?

– Я может и необразованный неуч, уж простите, профэссор, – подмигнул Берни совсем как Дамблдор, – но о крестражах знаю и я. Когда-нибудь тебе пригодится этот яд, иначе придется убить мальчишку Поттера.

Снейп откинулся на спинку кресла, сжимая пальцами подлокотники. Взгляд его блуждал по столу, обдумывая услышанное.

– Что Вам известно о Поттере? – спросил он, отложив личные темы на потом.

– О Поттере, – живо откликнулся старец, – о, Северус, довольно многое. Он, вопреки ожиданиям не пойдёт в аврорат, а просто поселится в Годриковой впадине, защищая тамошний правопорядок. Всем желающим будет давать уроки магического боя, но жить будет довольно замкнуто и тихо, в кругу семьи. Он выживет, Северус. И будет часто посещать… твою могилу.

– Занятно, – вздрогнул Снейп, глядя на собеседника в упор.

– …только мне не ясно, зачем это требуется Дамблдору такой ценой. Ты ведь понимаешь меня? У парнишки уже сейчас нервы ни к чёрту, у него не было детства, а наш благородный Альбус хочет

окончательно его искалечить. Ты же не стал бы доверяться воскрешательному камню, не стал бы отправлять за Грань мальчишку, едва закончившего школу? Никто никогда не узнает, что он увидел там. А я хочу, чтобы не увидел.

– Не Вы один. Почему-то Нина появилась в моей жизни с этим же побуждением, – Снейп задумался, уперев голову в сложенные ладони. – Вы не поясните мне, Берни? Ведь это ваших рук дело. Я всё знаю, ваша внучка нашла способ обойти ваши клятвы рода.

Друид снова склонил голову, и зельевар язвительно добавил:

– Она просто рассказала мне всё, что клятвенно не могла сообщить Нина! И что за клятвы, которые даются в присутствии, уж простите меня, сквиба-алкоголички? Не находите странным стечение обстоятельств?

Старик лукаво прищурился.

– Хм, не зря я верил в неё. Она сильная девочка, просто слишком зависима от пут магловского мира…

– Полагаю, вполне естественно, будучи не-магом, зависеть от благ цивилизации, – грубо перебил Снейп. – И чего нам ждать теперь?

– Ждать, Северус? У тебя есть время ждать?

Северус спрятал взгляд под ладонью. Общение с Дамблдором на фоне Берни казалось ему простым, как учебник по магловеденью.

– Допустим, – устало выдохнул он. – Берни, я лишь хочу понять, что Вы видите результатом. И не надо, знаете ли, пафоса о «всеобщем благе», с годами это как-то приелось.

Ироническое замечание друид пропустил мимо ушей, он, глядя в пол, перекатывал посох на коленях.

– Северус, а зачем нам «всеобщее благо»? Благо, для которого Альбус принесёт в жертву не одну жизнь, и себя в том числе. Как думаешь, его жертвы хотели быть жертвами?

Снейп молчал. С годами, когда кровь на полях сражений давно поросла травой, метка выцвела, а пыль событий поулеглась, осев тяжелым грузом на плечи всякому, кто в запале и панике давал обеты, молил о пощаде, взамен обещая что угодно, – как и он сам, – то теперь он каждый день чувствовал горький привкус не только вины, но и ошибок, глупых ошибок, сделавших его марионеткой. Северус был хорошим логиком, но плохим шахматистом. Не сложись всё так, он бы, может, сделал блестящую карьеру в зельеварении, – ещё в лаборатории Тёмного лорда Снейп запомнился всем, как непревзойдённый мастер. Но талант требовал отречения от своих житейских проблем, и они перевесили. В результате молодой, подающий надежды юноша валялся в ногах у Дамблдора за одно лишь обещание старика. Обещание, которое тот не собирался выполнять и знал это сразу.

Северус молчал, потому что ему нечего было сказать. Он и сам был в определённой степени жертвой, ему лишь повезло чуть больше, и он остался в живых. Повезло ли? Неприязнь общества можно стерпеть, одиночество он выбрал сам, зарытый в землю талант… Талант – это случайная комбинация генов и ответственности*, как давно знал Северус, но его ответственность состоит лишь в том, чтобы успевать следить за недо-героем Поттером, да ещё и молчать о воспитательных мерах директора. Но сложно назвать везением жизнь с непроходящим чувством вины в гибели не просто человека, а своей любимой девушки.