Фиктивная жена
Шрифт:
Страшно. Очень страшно в реанимации видеть ещё вчера сильного и властного мужчину. Но гораздо страшнее от того, что он стал смыслом моего существования.
Мирон лежит на высокой кровати с разными рычагами. Рядом с ним мониторы и провода. Во рту трубка, через которую он дышит. И она так страшно шипит. Его ранили в спину, поэтому лежит Мирон на боку. На его сильной руке вздулись вены. На запястье катетер, через который что-то капает, вливаясь в кровь. Закрываю глаза, боясь подойти ближе.
Ноги ватные, и шаги даются с трудом. До Мирона
— Мирон, — тихо произношу я, и опять по щекам текут слезы. В голове сразу вспыхивают слова Платона о том, что не нужно оплакивать живого человека. Зажмуриваюсь и до боли кусаю губы. — Мирон, пожалуйста, вернись ко мне. К нам… — протягиваю руку и аккуратно касаюсь пальцами его ладони. Он такой бледный, лицо осунулось всего за полдня. Но вопреки случившемуся его руки кажутся сильными. Я люблю эти руки. Они такие ласковые и нежные. И даже когда грубые, все равно несут удовольствие. Я хочу быть в его руках.
Недалеко от кровати стоит стул на колесиках, пододвигаю его, сажусь рядом с кроватью, беру мужа за руки, наклоняюсь и трусь о них щекой.
— Пожалуйста, почувствуй меня, — стараюсь держаться и не рыдать. — Наверное, это очень скоро, но я люблю тебя, — целую его руку. — Ты не смеешь меня оставлять. Я же никого больше не смогу полюбить. — Вдыхаю. Нет его неповторимого запаха, только медикаменты и стерильность. — А знаешь, что?! — злюсь, не знаю на кого: на судьбу, на людей, которые хотели его у меня отобрать. — Никогда тебе не прощу, если ты не вернешься ко мне! — в отчаянье произношу и в очередной раз прижимаю его ладонь к своим губам. — Боже, Боже, Боже, пожалуйста, спаси и сохрани его! Пожалуйста, Боже… — выдыхаю, продолжая мысленно повторять одно и то же. Прошу Бога его вернуть, не просто прошу – молю, не выпуская ладони Мирона, заливая их слезами. И вздрагиваю, когда моего плеча касается чья-то рука. Оборачиваюсь – медсестра.
— Девушка, время, — сообщает она мне.
— А можно еще немного с ним посидеть?
Не хочу уходить. Я с ума там сойду без него.
— Нет, девушка, это реанимация, здесь вообще запрещены посещения. Я и так дала вам больше времени, — она буквально поднимает меня за плечи и выводит в коридор, а я постоянно оглядываюсь на Мирона, пока его не скрывает белая дверь.
— Скажите, когда он придет в себя?
— Я не знаю. Все, от нас зависящее, мы сделали. Теперь только на его желание жить надеяться надо. Может, сейчас, а может… Вы знаете, что у нас есть комната, где можно помолиться и свечку зажечь? Бог – он милостивый.
Медсестра участливо сжимает мою руку, затем отпускает ее и уходит. А я так и стою посреди коридора. Отворачиваюсь к окну и смотрю в хмурое небо, скоро грянет дождь. Погода тоскливая, душу разрывает. Невыносимо уходить отсюда, хочется быть рядом, когда Мирон вернется. Я его жена, и мое место здесь. Сейчас, как никогда, серьезно воспринимаю наш брак. Не знаю, что там думает Мирон, но он обещал, что не отпустит меня.
В
Подхожу ближе, чтобы разобрать слова.
— Я его женщина, и вы не имеете права меня не пустить! — заявляет она. Рассматриваю ее и понимаю – эта та, что была у нас на свадьбе. Женщина Мирона, и он от меня ее не скрывал. Просто потом ситуация с ней будто вылетела из моей головы. Я настолько утонула в этом мужчине, что потеряла разум и обо всем забыла. Она очень красивая. Высокая, ухоженная, элегантная – идеальная.
— Я не знаю, что вы имеете в виду. Мы пускаем только родственников. Его жена уже навещала.
И тут мы встречаемся взглядами. Просто смотрю на нее, без эмоций. Я настолько выгорела, что ничего не ощущаю: ни злости, ни ревности. Разве можно скандалить и выяснять отношения, когда Мирон там в таком состоянии? А женщина смотрит на меня с ненавистью, убивая глазами.
— Да какая там жена? Я вас умоляю, — усмехается она, махая на меня рукой. А мне хочется расцарапать ей лицо. Нет, не из ревности. А потому что смеет ухмыляться и кричать в этом месте. Подхожу ближе, вздергивая подбородок.
— Да, я его жена. А вас попрошу покинуть больницу. Когда мой муж придет в себя, он сам решит, встречаться с вами или нет.
Обхожу женщину и иду на выход, мне нужен свежий воздух. Мне нужно немного пройтись, подышать, иначе свихнусь. Теперь перед глазами вид Мирона в реанимации. Образ слишком навязчивый, и, кажется, я больше ничего, кроме него, не вижу.
Выхожу на крыльцо. Дышу. В воздухе пахнет озоном. Поднимаю глаза к небу. Такое низкое, тяжёлое, словно вот-вот рухнет и придавит нас всех. Спускаюсь по лестнице и бреду куда-то по аллее при больнице.
— Постой! — кричит кто-то в спину. Оборачиваюсь. Это она. Не знаю, как ее зовут. Просто женщина. Женщина Мирона. Подходит ко мне, звонко стуча каблуками.
— Чем обязана? — злости нет, есть полное безразличие. Не хочу с ней разговаривать.
— Думаешь, ты ему нужна? — опять ухмыляется. — Брак фиктивен, не надо строить иллюзий, дорогая моя, — последние слова выплевывает как ругательство, словно брызжет ядом.
— Он мой муж. А какие между нами отношения, вас не касается! — отрезаю я. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но женщина грубо хватает меня за руку и разворачивает к себе.
— Отношения с ним у меня. Очень личные и очень интимные. Знаешь, сколько сил я потратила, чтобы быть с этим мужчиной? А ты свое место знай.
Она и правда хочет выяснить отношения здесь и сейчас? Как она вообще может говорить об этом в такой момент? Мне рыдать хочется, разрывает душу от того, что Мирон борется за жизнь, я готова спать у его палаты, прямо на полу! И неустанно молить Бога. А она требует выяснить отношения и хочет доказать мне, что является хорошей любовницей? Только это ее сейчас волнует? Пластиковая кукла с пластиковыми чувствами!