Филарет – Патриарх Московский 2

Шелест Михаил Васильевич

— Помню-помню. Ты мне все уши прожужжал. Де-зин-фек-ци-я, — сказал царь по слогам. Приучил ты меня воду варить, да руки мыть, и я всех измучил. Меня научишь?

— Чему? Зубы рвать?

Царь смотрел на Фёдора просяще.

— Ага.

— Научу, — дёрнул плечом Фёдор. — Делов-то. Дурное дело не хитрое.

— Что ж дурное-то? Полезное это дело, когда голова от боли звенит.

— Хочу сверлильную машинку запустить. Сделать сделали, а свёрла не получаются. Или тупятся, или ломаются. А крутится лихо. Один жернов раскручивает, другой сверлит.

Вот, что тебе понравится. Есть дыра в зубе?

Царь задумчиво пощупал зубы языком не открывая рта. По его лицу пробежала смешная гримаса, но Фёдор улыбку сдержал. Он уже привыкал к общению с царской очень чувствительной на эмоции особой.

— Есть одна, — наконец сказал царь.

— Вот на тебе и опробуем. Готов?

— Готов! А потом я тебе?!

Царь жадно и немигающе смотрел на Фёдора. Того передёрнуло.

— Да-а-а… Это я, кажется, погорячился, — проговорил задумчиво Фёдор, потом что-то надумав, «ожил». — Нет! Не пойдёт! Я-то умею сверлить, а тебе ещё учиться надо. Ты мне все зубы измахратишь. Кто мне их потом починит? На других учись. Я-то тебе предлагаю лечение, а не пытки. Во! На татях и тренируйся. Только ты мне всех пациентов распугаешь.

— А ты в пыточную такое сверло поставь.

— Вот ещё, — фыркнул, не сдержавшись, Фёдор. — Вы там балуйтесь, как хотите. У вас, я видел, и ручные дрели есть. Вот и развлекайтесь. А тот агрегат, что я сделал, глупо использовать для пыток. Народу знаешь сколько с зубами погаными? А какие с них работники, ежели зубы болят?

Фёдор заметил в глазах царя понимание.

— Вот то-то.

— Ну, хорошо. Убедил, Фёдор Никитич, — улыбнувшись, согласился царь-государь. Без твоих инструментов справимся. Значит, говоришь, подготовил Гришка Бельский список неблагонадёжных?

— Подготовил, государь, — кивнул Фёдор. — И с некоторыми именами я согласен.

— Вот с них и начнём допрос.

Царь потёр ладони.

— Кормить будешь?

— Буду, государь. В усадьбу вернёмся там и покормлю.

— Надо же, он снова новое слово выдумал. «У-садь-ба»…

Царь попробовал новое слово как бы на вкус, даже причмокнул губами и языком.

— Хорошее слово. У сада значит? Татьба, усадьба, свадьба… Да, кстати. Свадьба у меня скоро. Невесту я привез, знаешь?

— Откуда, государь, мне знать?

— Привёз, привёз… Встретил темрюкское посольство аж у Воронежа.

— Где?! — удивился Фёдор. — У Воронежа?!

— У Воронежа, — горделиво и с вызовом произнёс царь, — Посмотрел сам на те леса дубовые, про которые ты мне сказывал. Ох и могучие дубы!

Иван Васильевич восхищённо зацокал языком.

— Ох и могу-учие! И железо нашли под Липецком и под тем же Воронежем, а под Воронежем ещё и глины огнеупорные нашли, стекольный песок, мел. Там, где ты и показывал на карте.

— Да ты, государь, тоже времени даром не терял. Теперь понял, почему я тебе про Воронеж говорил? В Липецке надо ставить железоделательные заводы с печами из воронежской огнеупорной глины и лить ядра, а в Воронеже ставить корабельные верфи.

—

Да, ты уже сказывал. Я уже издал указ. Ты знаешь, Вишневецкий даже обрадовался, что я его к Дону прикрепил, казаков собирать и готовиться к походу на Азов приказал. Как ты и говорил, Федюня, как и говорил.

— И слава Богу, что так случилось. Не уверен я был, что Вишневецкий согласится.

— Он как услышал, что крепости и корабли строить будем, так и загорелся. В Воронеже и камень гранит нашли.

— Ничего. Печи поставите, начнёте цемент из мела жечь, такие крепости поставишь, что ни одна пушка не возьмёт.

Царь придержал коня и оглянулся на Фёдора.

— Что значит: «поставите», «начнёте»? Ты придумал, тебе и делать, Федюня. Никого поставить акромя тебя не могу. Сам понимать должен.

Фёдор удивлённо вылупил глаза.

— Да ты что, государь, я же ни в печном, ни в железоделательном, ни в корабельном деле ничего не смыслю. Так, картинки одни в голове. Правда пекли кирпич, да. Глину с мелом пережигали. Что-то типа цемента получали, но это ведь совсем другое.

— Вот… А больше никто этим тут не занимался, Федюня. Ни железо не варил, ни цемент не жёг. А потому тебе и карты в руки.

Глава 25

— Кстати, твоя игра в подкидного дурака, очень пригодилась в походе! Шахматы — это долго, а карты быстро. Мы даже в повозках умудрялись играть. И в двадцать одно я их научил. Хе-хе-хе… Едва казну не проиграл. Хе-хе…

Фёдор напрягся.

— Да, не боись. Пошутил я. Ты говорил, что ещё игры на картах знаешь? Покажешь?

Фёдор задумался. Может и впрямь казино открыть?

— Церковь, однако, зернь запрещает, а карты — та же зернь, только на бумаге.

— Да, пошли они. Церковь и в шахматы играть запрещала, а уже и отстал митрополит, когда я их проблемами загрузил. Собор собирает митрополит, знаешь?

— Слышал. Хочет тебя осудить за напасти.

— Слышал. Да они и не скрывают. Сильвестра видел?

— Встречались, говорили. Долго не принимал меня за достойного собеседника. Даже после того, как письмо твоё ему передал, три недели сидел в монастыре и носу не казал. Говорят, в келье молился. Потом приехал в коляске прямо ко мне в усадьбу. Неделю назад сие приключилось. А накануне прислал гонца, чтобы я его, видите ли, встречал.

Фёдор «кашлянул».

— Встретил? — хмыкнул царь.

— Встретил, — кивнул Фёдор. — У порога, как обычного гостя. Вырядился он чуть ли не в митрополичьи одежды… Вот клоун, млять!

Фёдор, вспомнив, едва не сплюнул, но вовремя себя одёрнул.

— Ну-ну…

— Проводил в трапезную и оттаскал его за бороду.

— Да, ну! — воскликнул Иван Васильевич.

— Так и было, — покивал Фёдор. — Потыкал его в дубликат твоего письма с печатями, где чёрным по белому написано, кто он, что обязан делать и как себя вести. И что слушаться должен меня, пока тебя в Москве нет, как тебя самого. И что он, должен руку мою целовать, а не я его.