Филфак
Шрифт:
– А если бы на его месте оказался ты? – обнимаю себя за плечи, не собираясь сдаваться и уезжать.
– Если бы да кабы! – перебивает меня Артур. – Поехали отсюда быстрее, пока никто нас тут не увидел!
– Я не могу уехать!
– Румянцева, хватит! – Царёв взмахивает руками и царапает меня свирепым взглядом. – Валим, я сказал!
Артур никогда не был трусом, но сейчас испугался конкретно: глаза расширены, дыхание сбито. Не в силах устоять на месте, Царёв мечется туда-сюда, хаотично сжимая кулаки, а я верчу
– Дьявол! Анька! – вопит Артур. – Это что?! Пирожки?! Бабмашины?!
Царёв подбегает к сосне и начинает остервенело раскидывать по кустам румяную выпечку, вывалившуюся из моих рук. Вот он, знак! Мы должны остаться!
Подбегаю к Артуру и, обняв его за плечи, щекой прислоняюсь к его спине.
– Давай просто вызовем «скорую». Я дождусь врачей одна, сама же дам показания, если будет нужно. Нам с тобой нечего бояться, а вот ему, – киваю в сторону неподвижно лежащего под дождём парня. – Ему, должно быть, сейчас очень страшно.
– Ладно, – кивает Царёв и достаёт мобильный.
Бригада «скорой помощи» находит нас примерно через час. Долгий, наполненный неизвестностью, пением птиц и недовольными причитаниями Артура.
«Да не трогай ты его, Анька!»
«Господи, где же эта «скорая»?!»
«Ну, Румянцева, готовься домой к обеду в лучшем случае попасть».
«Аня, отойди от парня!»
Мне так хотелось, чтобы Царёв замолчал хотя бы на минуту, но ворчливая пытка завершается лишь с приездом медиков.
Белые халаты. Дежурные вопросы. И только одно слово «жив», вернувшее и меня к жизни.
Как и пророчил Артур, в посёлок мы возвращаемся к полудню, искусанные мошкарой, голодные и до чёртиков уставшие, а ещё взглянувшие друг на друга новыми глазами. Недаром говорят, что друзья познаются в беде. Мой друг проверку прошёл на «троечку».
Глава 3. «Партийное» задание
Аня
– Румянцева! Аня!
Не успеваю зайти в аудиторию, как староста нашей группы Лариса дёргает меня за рукав и без всяких «здрасте» ставит перед фактом:
– Мы решили, что в студком от нашей группы направим тебя. Распишись вот здесь.
Лариса суёт мне авторучку и машет перед носом какими-то бумагами. Стоит ли говорить, что первый учебный день на третьем курсе филфака я представляла себе немного иначе?
– Профком знаю, а студком…
– До профкома ты, Румянцева, не доросла! Расписывайся, где галочка!
Спорить с Ларой – себе дороже, а потому беру авторучку, однако прежде чем оставить автограф, пытаюсь вникнуть в текст документа. Но то ли оттого, что бумаги в руках Ларисы постоянно дёргаются, то ли по причине ещё не перестроившихся на учебный лад мозгов, я совершенно не понимаю, к чему меня так бесцеремонно подталкивают.
– И
– Всё просто, Аня: будешь отстаивать права студентов, обитающих в общаге, и биться за улучшение условий их жизни там.
– Я?! – Авторучка с треском приземляется на пол и услужливо укатывается под кафедру. – Я же никогда не жила в общежитии!
– Я так и знала, что ты опять в позу встанешь! – ехидно подмечает Лариса и достаёт запасную авторучку. – Никто от тебя ничего и не ждёт, Румянцева! Раз в месяц будешь посещать собрание студкома и голосовать за решение большинства.
– Бред какой-то! – бурчу под нос, не осмеливаясь коснуться чернилами белого листа.
– Румянцева, от тебя убудет? Нет! Давай уже закончим на этом! А то отправлю посвящение для первокурсников организовывать или казначеем поставлю. Хочешь?
– Нет. – Поднимаю ладони вверх, намекая, что сдаюсь. – Давай свои собрания!
И, наспех чиркнув авторучкой в отведённом месте, бегу к девчонкам на галёрку: за лето накопилась тьма гораздо более интересных тем для разговоров, нежели студком местного общежития.
– Румянцева, первое собрание уже в среду! Не подведи! – кричит мне в спину Лариса, но тут же переключает свое внимание на зашедшую в аудиторию загоревшую и похорошевшую Иванову. – Света! Иванова! Задержись!
Атмосфера учёбы поглощает моментально. Суета коротких перемен сменяется размеренными лекциями, а смех подруг – недолгими встречами с Артуром. Это в Заречном мы жили с Царёвым на соседних улицах, а вернувшись в город, разъехались по разным сторонам: я – к отцу на окраину, а он – в центр, в «двушку», купленную специального для него родителями.
– Переезжай ко мне, а? – мартовским котом мурлычет на ушко Царёв, нежно сжимая мою ладонь.
Вместо того чтобы гулять где-нибудь по парку, наслаждаясь последними тёплыми денёчками, мы вынуждены сидеть в актовом зале, слушая монотонную речь очкарика-аспиранта, с важным видом вещающего о выкрашенных за лето стенах в общежитии.
– Тш-ш! – изображаю, что увлечена выступлением паренька. Разговоры о переезде меня немало смущают, да и в свете последних событий я вообще не уверена, что всё еще хочу связать свою жизнь с Царёвым.
– Ты обещала подумать, Ань. – Горячее дыхание Артура щекочет щеку. Он как чувствовал, что нам будет не до обсуждения общажных проблем, и уговорил меня занять самый дальний ряд кресел.
– Я ещё думаю, – шепчу в ответ, но мои слова тонут в жидких аплодисментах завершившему своё выступление оратору.
– Спасибо, Михаил! – Слово берёт председатель совета общежития – симпатичный паренёк с копной рыжих волос. – И последнее на сегодня, что мне хотелось бы обсудить…
– Ты думаешь уже полгода, Ань, – разочарованно вздыхает Царёв, переключая моё внимание на себя. – Сколько можно?!