Филин
Шрифт:
– Я хочу сказать, что это мне не нравится, – сообщила женщина.
– И соврете. Я же вижу ваши глаза.
– Уберите руку.
– И не подумаю.
– Почему?
– Я всегда исполняю желания женщины.
– Я хочу, чтобы вы убрали руку.
– Вы это сказали, но вы этого не желаете.
Станислава через силу улыбнулась:
– Вы правы.
– Я чувствую вас.
– Может, вы еще и мысли читать умеете? – кокетливо склонила голову женщина.
– Вам хочется откровенности, что ж… – Серебров ощущал, что женское колено под его ладонью становится теплее и скоро сделается
– Звучит несколько пошловато.
– Вы довольно часто задумываетесь, любите ли вы своего мужа.
– И это правда.
– Вам кажется, что вы не умеете любить, вернее, разучились, поскольку настоящая любовь осталась в прошлом.
– В недалеком прошлом. Я еще молода.
– Возраст – это не годы, не морщины, которых у вас нет, это эмоции и впечатления. Случается пустая жизнь, как сельская дорога, ведущая через поле, а бывает насыщенная, как городская улица, где на сто метров приходится жизненного материала на целый роман. Поэтому я бы не сказал, что мы с вами молоды по количеству изведанных эмоций. Не будем обманывать друг друга.
– Мне иногда кажется, что я уже прожила не одну жизнь, – вздохнула Станислава, отпивая маленький глоток минералки.
– Вы умудряетесь жить в нескольких измерениях одновременно. Быть желанной для сотен мужчин – мечта каждой женщины. Но, когда она реализовывается, возникает много неудобств.
– Если бы вы знали, как тяжело избавляться от навязчивых типов!
– Вроде меня?
– Нет, вы милы, хотя я никогда не позволяю обходиться с собой так, как обходитесь вы.
– Почему?
– Даже сама не знаю.
Это кафе Серебров открыл для себя в Москве два года тому назад. Идеальное место, словно построенное по его специальному заказу. Плюс первый – нет окон, значит, меньше риска быть случайно замеченным ревнивым мужем или соперником. Во-вторых, полная изолированность от внешнего мира. Попадая сюда, человек забывал, что наверху продолжает существовать огромный город, забывал о том, день над головой или ночь.
Серебров помнил, как в первый раз, когда он попал сюда, его воля оказалась подавленной черным цветом стен, непривычной музыкой, мягким мельтешением разноцветных огоньков. Интерьер наверняка проектировал какой-нибудь сумасшедший дизайнер, поставивший себе цель простыми средствами заставлять людей почувствовать свою незащищенность перед внешней силой. Так действуют на людей огромные соборы, где кажешься себе песчинкой на берегу моря, и только священник, уже привыкший к храму, знающий все его закоулки, чувствует себя в нем как дома.
Серебров уже умел не обращать внимания на странности в оформлении подземного зала. Лишь иногда у него возникала легкая раздвоенность, вроде того, будто все, что происходило внизу, могло происходить и во сне.
– Вам не кажется, что мы сейчас спим?
– В смысле – занимаемся любовью, – рассмеялась женщина, – или в смысле – видим сны?
– Мы с вами видим один и тот же эротический сон, – Серебров сказал это и подумал: дай почувствовать ей, что она имеет над тобой власть.
Его пальцы на колене женщины сжались, но тут же он расслабил их, как бы боясь, что
– Мне непреодолимо хочется передвинуть руку немного выше.
Манекенщица отрицательно качнула головой.
– Нет.
– Нет – вообще или нет – здесь?
– Я не стану отвечать на этот вопрос.
– Поехали за город, у меня там небольшой домик, – предложил Сергей и внутренне напрягся: «Если Станислава решила отомстить мужу, то должна сделать это по максимуму. И если я правильно рассчитал, она не согласится заняться любовью у меня, она выберет кровать, принадлежащую мужу».
– Я думаю, – женщина прикрыла глаза, – мне стыдно слышать такое предложение.
– Вам стыдно слышать слова, а не их суть.
– Вы правы.
И дальше Станислава повела уже абсолютно деловой разговор. Так можно договариваться о покупке пары обуви, о доставке холодильника на дом. Главное – решиться на дело, а детали утрясаются сами собой. План Нестеровой не отличался особой изысканностью, но зато учитывал сопутствующие неудобства. Чувствовалось – план применялся не один раз и отработан до мелочей.
Вышли Серебров и Нестерова из кафе по отдельности. Подниматься по крутой лестнице не так страшно, как спускаться по ней, хотя менее опасной она не становится.
До охраняемого поселка, в котором располагался дом Нестеровых, от Москвы было полчаса езды. Нестерова приехала первой. Охранник знал и хозяйку, и ее машину, поэтому даже не стал выходить из будки, а сразу же поднял шлагбаум.
«Красивая баба досталась Нестерову, – подумал он, – хотя при его деньгах он мог бы позволить себе и девочку помоложе».
Охраннику показалось, будто Станислава прочла эту мысль в его глазах и специально притормозила, чтобы сделать замечание. С виноватым видом он подошел к машине. У Нестеровой была плохая память на имена, она обычно запоминала людей под какими-нибудь кличками. Этого охранника она называла Спаниелем из-за вытянутого лица и грустно-виноватых, постоянно слезящихся глаз.
– Если муж приедет, ты мне в дом перезвони. Хорошо?
– Не вопрос.
Охранник не был приучен вдумываться в смысл распоряжений и просьб жильцов поселка. Ему платили деньги лишь за охрану, а не за аналитические изыски.
Легкий голубоватый дымок из глушителя окатил охранника, и Станислава, удерживая дрожь в руках, тронула машину с места. Она объехала дом и поставила машину вплотную к стене – так, чтобы ее не видели другие жильцы поселка. Пока что она еще ничего предосудительного не совершила, но к чему подавать лишний повод пересудам, зачем, если кто-то потом, не подумав, бросит ее мужу: «Это было вчера, когда ваша жена приезжала в поселок одна».
Манекенщица остановилась перед большим зеркалом и скроила в него рожу. Высунула язык, приставила растопыренные кисти рук к голове и замычала:
– Му-у! Я тебе, сволочь, рога наставлю, в двухстворчатую дверь с ними не пройдешь!
Женщина поднялась наверх, в спальню, перестелила кровать, огромную, широкую, вполне пригодную для посадки на нее небольшого вертолета. Нестеров во всем любил размах, даже двери в доме были сделаны по индивидуальному заказу – на целых пятнадцать сантиметров шире общепринятого стандарта.