Философ, которому не хватало мудрости
Шрифт:
— Сигарету, Аван?
— Нет, спасибо, — сказал молодой индеец, поприветствовав его.
«Надо бы его пристыдить», — подумал про себя Кракюс.
— Вчера в самом начале ночи я вышел подышать воздухом и немного отошел от хижины.
— Была хорошая погода, правда?
Кракюс согласился, медленно выпуская дым в сторону своего собеседника.
— И видел тебя на краю поля с твоей подружкой.
Лицо молодого человека засветилось, на нем не отразилось совершенно никакой неловкости.
— А, Исанда… Правда, она красивая?
Кракюс помолчал, затем
— Я хочу сообщить тебе кое-что неприятное, но это не так легко.
Индеец не пошевелился и ничего не сказал.
— Через несколько часов я вышел помочиться.
Дым вылетал и рассеивался в воздухе легкими колечками. Он продолжал:
— Я опять встретил твою подружку, но на этот раз она была с другим мужчиной.
Аван никак не отреагировал.
— Признаться, я удивлен, — заключил он.
— И это все, что ты на это скажешь? — занервничал Кракюс.
Молодой человек был невозмутим.
— Мы не женаты, она не давала мне клятвы…
— Но это все же твоя подружка!
— Да, но она свободна.
Кракюс вышел из себя:
— Да очнись же ты, черт тебя побери! Она занималась любовью с другим мужчиной!
Аван спокойно посмотрел на него:
— Знаешь, хуже она от этого не стала…
7
Элианта улыбнулась женщине, протянувшей ей блюдо, и взяла немного пюре из маниоки, зерен вареной марипы, молодых ростков маринованного бамбука в соусе вассаи, фаршированных измельченными зернами муку-муку. Сегодня, как и каждый день, кухарка посвятила утро приготовлению пищи, полностью отдаваясь этому занятию, вкладывая в него все лучшее, что было в ней, чтобы получились самые вкусные блюда.
В деревне у каждого было свое место, роль в общине, в зависимости от предпочтений. Никакой иерархии, каждый отвечает за дело, которое сам выбрал. Некоторые посвящали себя одному занятию, другие распределяли время между двумя, а некоторые предпочитали участвовать сразу в нескольких, переходя от одного к другому по мере надобности.
Элианта добавила несколько фруктов и села около старого сказочника.
Индейцы спокойно обедали в благодатной тени патавы. Легкий ветерок приносил приятное чувство прохлады, что-то шептал в листве больших деревьев.
Элианта взяла маракуйю и разрезала пополам. Желто-оранжевая мякоть в виде звезды была необыкновенно красива, а запах изысканный, как у деликатеса. Молодая женщина тихо поблагодарила Мать Землю, дарующую такие чудеса для пропитания. Откусила от чудесного плода и прикрыла глаза, чтобы насладиться его сладко-кислым вкусом. Она наслаждалась каждым блюдом, они пробуждали в ней чувства и успокаивали сознание.
Закончив трапезу, она повернулась к старику.
— Ну, Можаг, что ты расскажешь нам сегодня вечером?
Рассказчик поднял на нее глаза и улыбнулся. Прекрасные морщинки бороздили его лицо. Как и все старики, он наслаждался своим положением уважаемого человека. Старость уважали даже самые молодые. Они обращались к старшим, когда возникала какая-нибудь деликатная проблема.
— Историю… бабуина и птиц… перелетных, — ответил он неуверенным голосом, подыскивая слова.
Элианта прищурилась, пытаясь догадаться, какие темы для размышлений даст этот рассказ. За внешним, очень простым сюжетом его сказок, которые любили даже дети, скрывались мысли, толкающие погрузиться в самого себя и предаться глубоким размышлениям.
— И у тебя уже есть название? — спросила Элианта лукаво.
— Ну, да, конечно… я не сочинил… я уже нашел кое-что… но…
— Подожди, хочу сама догадаться: это ведь из того, что было.
— Ну нет! Совсем не то. Название не вызывает… как бы это сказать… никаких чувств, так… немножко привлекает внимание, а про что там будет, не догадаешься…
Можаг тщетно искал названия к своим историям. Останавливался на каких-то, но большей частью отказывался и от них.
Он поднялся, отошел и присел рядом с группой мужчин, женщин и детей, собравшихся послушать его. Повременил немного, терпеливо ожидая, когда улягутся разговоры и наступит тишина. Потом его голос зазвенел, как всегда, словно в магической опере: если в обычное время он всегда бормотал, спотыкался на каждом слове, то истории он рассказывал без запинки, плавно и необыкновенно приятным голосом.
Жители деревни слушали его рассказ, убаюканные музыкой слов и увлеченные интригой, приключениями и его скрытым смыслом.
Кракюсу не везло. Ему никак не удавалось вывести индейцев из себя. Что бы он ни делал, он не видел никакой ответной реакции. Даже тени раздражения. Ничего. Nada. Все они, как упрямые ослы, коснели в своем идиотском оптимизме. От них ничего нельзя было добиться.
Он вспомнил, что сказал об индейцах Христофор Колумб: «Они были бы хорошими слугами. Достаточно пятидесяти человек, чтобы обслужить всех, их можно заставить делать все, что захочешь». Этот тупой мореплаватель обольщался. И, конечно, ошибся по всем статьям, потому что здешние туземцы все-таки никакие не индейцы… И даже шесть веков спустя их продолжают так называть, не желая прямо признать, кем был Колумб на самом деле, а был он человеком никчемным. Во всяком случае, называясь Колумбом, можно делать какие угодно мерзости.
Подойдя к хижине Сандро, Кракюс остановился и на несколько мгновений задержался, чтобы перевести дух. Надо успокаивать его, создавать впечатление, будто он хорошо владеет собой и способен контролировать ситуацию. Он два раза постучал по деревянной балке и вошел.
Сандро с открытыми глазами лежал в гамаке, грезя о чем-то. Прошло два дня, и ему уже стало гораздо лучше.
— Как чувствуешь себя сегодня? — спросил Кракюс, наконец решивший, что будет обращаться к нему на ты.
Сандро повернул к нему красивое мрачное лицо, но ничего не ответил, вероятно, пребывая в своих мечтах.