Философия достоинства, свободы и прав человека
Шрифт:
Через антиномию именно этих доминант в масштабах мировой истории, через единство и борьбу именно этих противоположностей в пределах истории конкретного народа мы и будем оценивать наше прошлое, объяснять настоящее и прогнозировать будущее.
Приведенное в следующем разделе — неоспоримое свидетельство того, что помутнение рассудка не обошло стороной ни один народ. Однако многие с ужасом осознают своё недостойное поведение в прошлом, стыдятся в настоящем, каются и зарекаются на будущее, иные — упорствуют в грехе, отрицают свою вину и по сей день ненавидят свои жертвы как постыдное напоминание о совершенных злодеяниях. Некоторые же при этом умудряются посмертно возводить в культ своих героев очевидных палачей других народов, и в первую очередь детей, женщин, стариков и невооруженных мужчин, осуществляя тем самым явное надругательство над памятью невинно убиенных и зверски замученных людей, а также нравственными чувствами их близких и родных.
Если у первых в историческом поединке культуры достоинства и традиции невежества в итоге победила культура, то у вторых, за неимением таковой, непререкаемо восторжествовал её абсолютный
В этом-то процессе и таится ключ к разгадке злосчастной судьбы населения Российской (советской) империи, что нашло своё наглядное выражение в её неоднократном крушении, как в 1917 г., так и 1991 г. о чём и пойдёт речь ниже.
Раздел 2
ТРАДИЦИЯ НЕВЕЖЕСТВА
«Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас». Этими пронзительными предсмертными словами чешского журналиста, автора знаменитой книги «Репортаж с петлёй на шее» Юлиуса Фучика (1903–1943) и хотелось бы начать этот самый тяжкий, самый мучительный и самый болезненный для автора и читателей раздел настоящей книги. Не буду скрывать, что эта часть работы далась мне с невероятным напряжением нравственных сил. Она потрясла меня до основания, опустошила душу, воспалила мозг, не раз вызывала слёзы, не давала спать, мучила днём и ночью и, пожалуй, отравила мне жизнь до конца дней моих. Но я обязан был её сделать, чтобы наши дети и внуки, их дети и внуки, их отдаленные потомки никогда впредь не сталкивались с тем, что так жестоко и нещадно, низко и подло оборвало жизнь неисчислимого множества наших близких и родных, наших единоверцев и соплеменников, наших соотечественников, Божьих детей в конце концов. Посему пусть эта выдержанная в абсолютно тёмных тонах часть повествования станет хоть в какой-то мере данью их светлой памяти в наших бесконечно скорбящих и плачущих сердцах. Пусть она станет своего рода символической могильной плитой, памятным обелиском всем тем, кто пал жертвой этнической, религиозной и классовой ненависти на этой земле. Мы не вправе ни на секунду предавать забвению память об их предсмертных муках. В этом вопросе я предпочитаю следовать завету французского религиозного мыслителя и математика Блеза Паскаля (1623–1662) заявившего, что «смертные муки Иисуса Христа будут длиться до скончания мира — а потому все это время нельзя спать!».
Перед тем, однако, как перейти к сути исследуемого явления, необходимо уделить внимание описанию хотя бы в самых общих чертах той политической, правовой, духовной, нравственной и психологической атмосферы, которая стала питательной и весьма благодатной средой для его укоренения в повседневной жизни Российской (большевистской) империи на протяжении всей её истории. Это та система координат жизни её населения, без учёта которой определение искомого феномена останется не только не понятым, но и покажется искусственной, зависшей где-то в воздухе, лишенной каких-либо корней в толще народного бытия терминологией. Это самое бытие и получило своё образное, но адекватное воплощение в известных четверостишиях российского поэта Максимилиана Александровича Волошина (1877–1932):
В этом ветре — гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса -
Чертогона, вихря, свистопляса —
Быль царей и явь большевиков.
Что менялось? Знаки и возглавья?
Тот же ураган на всех путях:
В комиссарах — дурь самодержавья,
Взрывы Революции — в царях.
Вздеть на виску, выбить из подклетья,
И швырнуть вперед через столетья
Вопреки законам естества —
Тот же хмель и та же трын-трава.
Если окинуть беспристрастным взором всеобщую
На бескрайних же просторах Российской (большевистской) империи борьбу за достоинство и свободу человека вели, по ироничному утверждению одного видного российского сановника, лишь нищие и философы. Но при этом ни первые, ни вторые никогда не были в фаворе или в чести у российского (советского) народа. Поэтому всякий раз в этом неравном поединке победу одерживала роковая для этой державы традиция. Традиция, вошедшая в «плоть и кровь» национального архетипа. Традиция, которая обращала на себя пристальное внимание отечественных журналистов, писателей и мыслителей, а также не осталась незамеченной для иностранных наблюдателей и путешественников. Интересное наблюдение за действием подобной традиции, бережно пронесённой народом в неизменном виде сквозь царскую и советскую эпоху и проявившую себя в стереотипе его поведения уже и на постсоветской стадии его жизнедеятельности привёл в упомянутой книге В. А. Коротич: «Народ любит тех, кто в нем растворен и ему понятен. Не могу избавиться от ощущения, что к вождям так называемого путча ГКЧП в августе 1991-го отношение в массах стало постепенно куда более сочувственным, чем бывало оно к академику Сахарову. Это историческая традиция, и для прогнозирования политического процесса очень важно понять, с кем народ себя идентифицирует». А народ всегда идентифицировал себя с грубой и беспощадной силой, что лучше всех правителей Российской (большевистской) империи, к слову сказать, понял именно Сталин.
Своё бессилие в борьбе с этой отечественной напастью одним из первых признал император России Александр I (1777–1825), заявив, что «если бы цивилизация была более развитой, я бы прекратил крепостное право, даже если это бы мне стоило головы». Иными словами, просвещённый монарх оценил рабское состояние многомиллионного населения России в качестве единственно приемлемой формы удержания последнего в некоем состоянии верноподданности и мирного сосуществования, начисто при этом отметая правовые нормы и правовое воспитание как метод государственного управления страной. По всей видимости, уже в этом признании русского царя содержался ответ на многие вопросы российской истории: в империи отсутствовал какой-либо иммунитет к мгновенному выходу народа из состояния подчинения и гражданского мира. Очевидно, что российское общество было подвержено тяжкому и неизлечимому недугу, диагноз которого заключался в полном и безусловном отторжении Права как наиболее оптимальной формы национального бытия. Как справедливо по этому поводу заметил видный российский правовед Борис Николаевич Чичерин (1828–1904): «Сознание права не находило почвы в России». Образно говоря, империя дышала инстинктивной неприязнью к Праву, к ценностям западноевропейской цивилизации. По сути, впору говорить о некой патологии менталитета, пораженного вирусом нетерпимости к более высокому уровню культуры человеческих взаимоотношений.
Именно эта неизбывная хворь на протяжении веков подтачивала и в итоге, практически, доконала некогда богатырский организм Российской империи. На это обстоятельство обращают внимание многие российские ученые. В частности, доктор исторических наук Юрий Николаевич Афанасьев (1934–2015), доктор культурологии Алексей Платонович Давыдов и доктор философских наук Андрей Анатольевич Пелипенко (1960–2016) в своей совместной статье «Вперед нельзя назад!» утверждают: «Итак: античеловечная власть, научившаяся расширять и «модернизировать» свое ордынское насилие, и подданное ей население, приученное и умеющее адаптироваться и к такому насилию, позволяющее делать из себя манекены и имитационную общественность. Всеохватывающий социальный раскол, расщепленность духа и неспособность к самокритике, к самоорганизации и к саморазвитию. Криминальная власть у криминализированного, равнодушного населения. Все это вместе взятое и есть наша неизбывная русская болезнь». Я бы при этом уточнил: общероссийская болезнь, поразившая и подкосившая все этносы, коренные народы и нации, обитавшие на территории бывшей империи. На мой взгляд, это весьма справедливое суждение, значение которого усиливается ещё и тем обстоятельством, что состав авторов уж никак нельзя заподозрить в примитивном русофобстве. Как отметил один из сторонников этой точки зрения: «Воспроизведение на протяжении многих веков русской истории всех этих — одних и тех же (при всем различии их конкретно-исторических воплощений) — системообразующих принципов организации русского социума — вот это и есть то, что авторы статьи «Вперед нельзя назад» называют русской системой». Русская Система, практически, в неизменном виде пережила суровые испытания, связанные с распадом двух империй (Российской и СССР), являясь, одновременно, определяющей причиной и основным последствием этих событий. Как в связи с этим подчеркнула российский политолог, доктор исторических наук Лилия Фёдоровна Шевцова: «Наконец, распад СССР и антикоммунизм легитимировали воспроизводство «русской матрицы», но уже в новой упаковке… «Перестройка» стала толчком к демонтажу советского государства. Но как оказалось вскоре, «русская матрица» смогла выжить, сбросив старую «государственную кожу»».