Философия кошки
Шрифт:
Но если так, то неизбежен вывод о том, что чем теплее и сытнее какое-то другое место, тем сильнее желание поступиться ради него признательностью всем, кто делил с нею старый кров. В действительности же (и к счастью) это совсем не так; просто и сам дом, и все без исключения его домочадцы, да и вся совокупность обрамляющих быт человека вещей воспринимаются кошкой как некое единое, уже неразложимое на автономно существующие атомы целое, и это целое обязано быть сцементировано одним – любовью и миром.
Стройная гармония всего этого многосложного комплекса, внутреннее согласие всех составляющих его стихий и образует подлинную цель ее прихода к нам. Поэтому там, где ее труды хотя бы отчасти увенчиваются успехом, ни одна нормальная кошка сама никогда не променяет свою – пусть и не слишком комфортно устроенную – обитель ни на что другое; ее невозможно соблазнить ни более мягкими диванами, ни даже
Двухлетний кот Кузя совершил беспрецедентный поход по просторам Якутии. За три месяца он преодолел расстояние в 2 тыс. 150 км. Между прочим, пройти более двадцати километров в день – нелегкое испытание и для человека, для кошки – тем более. Даже взрослая, вполне здоровая и полная сил кошка уже через полчаса совершенно выматывается, если человек, за которым она следует, идет неторопливым шагом, – утверждает один из самых авторитетных кошковедов, Конрад Лоренц. А этот отбившийся от своей семьи путешественник шел так три долгих мучительных месяца. Он жил в доме Ефремовых в поселке Оленек. В начале минувшего (2004 г.) лета хозяева увезли его в Якутск. Привыкшее к свободному общению с окружающей природой, это, в общем-то, юное создание, разумеется, не могло не растеряться в шумном городе. Словом, кот на третий день исчез. Прекратив тщетные поиски, Ефремовы вернулись в район. Спустя три месяца вечером на пороге своего старого дома в поселке они увидели своего любимца. Кот был исхудавшим, потрепанным, на хвосте следы укусов, когти стерлись, взгляд одичавший. В родной дом кот шел через таежный лес, по холмам, перевалам, пересекал многочисленные реки и озера. (Истoчник: Vazhno ru 05.12.2004)
Пусть склонность к эпикурейству и образует собой своеобразную доминанту характера, но важно понять, что в действительности это доминанта ее духа, а вовсе не лейтмотив физиологии. В ней безраздельно господствует приверженность отнюдь не к чувственным удовольствиям (хотя, конечно, любая кошка довольно трепетно относится и к ним), не склонность к изнеженной беззаботной жизни, – ее влечет стихийное стремление к по-своему понятому счастью. Меж тем тайна подлинного счастья (и это с особенной отчетливостью доказывается именно кошкиным служением) принадлежит чуждым всякой вещественности сферам бытия – сферам, которые на самом деле бесконечно далеки от тех, что переполняются одним только материальным достатком. Да ведь и сам Эпикур, имя которого (большей частью по простому неведению) фигурирует там, где речь идет о стремлении к удовольствию, в действительности говорил о разумном стремлении человека именно к этому возвышенному состоянию его души, а вовсе не к физиологическому удовлетворению низменных настояний плоти.
Вот так и упомянутого здесь «путешественника» влекло туда, где он был счастлив…
Кошка легко уживается везде, где достигается стройный консонанс всех тех первоначал, что формируют ее маленький мир, и – вопреки всему – остается с человеком даже там, где все вокруг него оказывается уничтоженным (бомбами ли, природными ли катаклизмами, неважно). Все это говорит о том, что центральное место в этом мире, несмотря ни на какую неспособность разглядеть-таки ее глубокую привязанность к нам, занимаем именно мы, люди. Но если все же что-то большое и важное (а им может быть только одно – лад и согласие во всем, что в комплексе образует ее понятие дома) вдруг теряется в нем, – уходит и она…
Между тем взыскуемое кошкой согласие достигается совсем не просто, и в первую очередь оно требует великих и долгих трудов познания того, охранительницей чего назначает ее судьба, проникновения в самую суть окруживших ее материй.
Вспомним, в одном из добрых старых фильмов о гинувшей в омутах перестройки советской школе кто-то из юных его героев рождает ставшую культовой фразу: «Счастье – это когда тебя понимают».
А ведь это и в самом деле счастье, – когда есть понимание между людьми; многие советские школьники на уроках российской словесности даже писали сочинения на тему, формулируемую этим тезисом. Но кто из них задумывался над тем, что в нем есть и таимое от поверхностного взгляда второе дно? Ведь этой максимой открывается довольно широкий простор для какого-то нравственного иждивенчества. Исповедание подобной веры рождает в человеке неколебимое убеждение в том, что именно мир должен приложить все усилия, для того чтобы разглядеть его достоинства. Неукоснительная обязанность окружающих состоит в том, чтобы понять и полюбить его, – сам же он свободен от любых трудов, благодаря которым сокровища его души могли бы стать очевидными для всех. А в результате целый мир оказывается неоплатным должником всех послушников этого вероучения, и его упрямое нежелание платить по своим счетам в великом множестве рождает мизантропов,
Принявшая же обет пожизненного служения человеку и его дому кошка видит свое счастье в совершенно ином: «Счастье – это когда я понимаю», выражая кредо всех своих пра-пра-бабок, могла бы сказать и моя славная питомица, мой маленький добрый товарищ. Хотя, конечно же, она нисколько не против того, чтобы и сознающий свою принадлежность к общему цеху хозяин приложил труд лишний раз взглянуть на бесценные (в самой серединке – бриллиантовые) сокровища ее чистой души.
Словом, пересказываемое всеми киплинговское суждение о кошке: «Я не друг и не слуга. Я, Кошка, хожу, где вздумается, и гуляю сама по себе…» – это всего лишь дань окружающей ее легенде, которая порождается нашей собственной неспособностью разглядеть ее подвижничество, высокомерным нежеланием опускаться до понимания подлинного смысла ее жизни в нашем доме.
Может быть, самое острое и наглядное противоречие этому стереотипному, но все же не имеющему никакого отношения к реальной действительности образу проявляется в ее реакции на наше обращение к ней.
Кошке, конечно же, недоступен смысл произносимых нами слов, она в состоянии усвоить содержание лишь нескольких ключевых для нее знаков. И уж тем более она не понимает ту, не всегда открытую и нам-то самим, абстрактную логическую связь, которая скрепляет их воедино; она реагирует только на мелодику нашей речи, на тембр голоса, на интонации. Вот и забудем на минуту о семантике слов и о грамматической структуре конструируемых ими предложений, а просто вслушаемся в музыку того, что адресуется ей.
Например.
Любознательная кошка, как только открывается дверь квартиры, стремительно выскакивает на лестничную площадку и уносится куда-то по лестнице. Ее можно (и нужно) понять: даже сидя взаперти она знает кое-что о многих происходящих там событиях, – тонкий слух и природная сметка позволяют ей сделать весьма здравые предположения о жизни, которая скрыто от нее протекает за стенами нашего жилища.
Так, например, моя питомица каким-то (совершенно непонятным для меня) образом «вычислила» существование большого сибирского кота в квартире сверху: не один раз я заставал ее перед этой квартирой, дверь которой она энергично скребла когтями обеих лап. Что же касается меня самого, то мне стало известно о нем только через несколько лет после того, как он въехал туда в компании с новыми жильцами.
Конечно же, все эти предположения нуждаются в объективном подтверждении и строгой проверке, вот кошка и стремится туда, чтобы разрешить хотя бы какие-то из разбирающих ее сомнений.
Но нетерпеливым хозяевам нужно запирать двери, и часто в их голосе слышится не только раздражение, но и откровенная угроза в адрес непослушного зверька. Многим почему-то кажется, что чем более категорическим, жестким и устрашающим образом будет высказано требование, тем быстрее ему подчинится животное. Но это совсем не так – ведь оно просто не в состоянии разобраться ни в семантической (то есть в смысловой, определяющей значение того, что мы хотим донести до окружающих), ни тем более в логической структуре наших высказываний. Слова здесь могут быть разными, но общий смысл всех тех сотрясений воздуха, которые производятся в эту минуту, как правило, выражается доступной любому из нас формулой: «Марш домой, или тебе будет плохо», иначе говоря, имеется в виду, что наказание последует только в том случае, если четвероногий питомец не явится тотчас. Поэтому в действительности значение всех произносимых нами слов не таит в себе в общем-то ничего страшного, но ведь животному-то (кстати сказать, именно то же в подобную минуту испытывает и маленький ребенок), не имеющему ни малейшего представления о причине развертывающегося ни с того ни с сего светопреставления, в угрожающих хозяйских басах слышится отнюдь не светлая идиллия трогательной заботы о нем же самом, а совсем другое: «Щас! Тебе!! Будет!!! ПЛОХО!!!!!!!!!!!!!!!!»
Представим себе неких ужасных видом огромных и могущественных инопланетян, вдруг спустившихся на нашу Землю и почему-то задержавшихся на ней… Мы решительно ничего не понимаем в их жизни, смысл совершаемых ими движений, производимого ими шума абсолютно недоступен нам, – но, как кажется, они незлобивы и вполне покладисты, больше того, – часто делают приятные нам вещи. Мы постепенно начинаем свыкаться с ними, и нас уже не пугает ни их облик, ни даже та тайна, которая окружает их. Но вдруг, неизвестно по какой причине, их лицо искажается чем-то свирепым и привычный спокойный рокот их голоса взрывается грозным рыком… еще мгновение – и нас испепелят всесокрушающие молнии их гнева. Что (я бы, например, тут же куда-нибудь удрал) сделали бы мы? Да, думаю, многих просто хватил бы инфаркт.