Философия Науки. Хрестоматия

Коллектив авторов

В данную эпоху формирования нового, духовно самостоятельного субъекта деятельности, с развитым самосознанием и способностью к систематической рефлексии, возникает огромный интерес к позднеантичным философским системам — скептицизму, стоицизму и эпикуреизму, в которых, по словам Маркса, «полностью представлены все моменты самосознания». Но основную роль в массовом формировании самосознающей личности играют в этот период идеологии Реформации (протестантизм, янсенизм и др.). Для последователя принципов, рожденных Реформацией, личный опыт в познании природы, опытный подход является единственно нравственно приемлемым. Не слепое доверие к опытам (или псевдоопытам, как писал Ф.Бэкон) авторитетных лиц — Аристотеля и других, а собственная проверка их истинности — таким становится новый идеал познания природы (1, с. 138-139). <...>

Наука Нового времени как институт становится возможной при наличии совершенно определенного

типа субъекта, а именно нравственно самостоятельного типа личности, носителя индивидуального морального сознания с высокоразвитой рефлексивностью. Именно такого типа личностями она была сформирована в начале Нового времени и именно к такого типа субъективности она обращена. Рефлексивность, противостоящая слепой вере, традиции, авторитету не является прерогативой только науки и вообще теоретического сознания; она присуща прежде всего «моральному сознанию, приходящему на смену традиционно-архаическому типу регуляции поведения». Наука Нового времени, становясь носительницей такого типа морального сознания, начинает выполнять функцию «разрушителя мнимого всезнания и фиктивной уверенности», свойственных обыденному сознанию, мифологии, религии. От этих форм сознания науку отличает способность осознавать меру своего незнания. Наука Нового времени предполагает наличие в индивиде автономного морального сознания и, «более того, апеллирует к нему». Тяжесть знания о собственном незнании способен вынести лишь определенный, зрелый тип личности, сформированный культурой эпохи ранних буржуазных революций и ярко воплотившийся в типе ученого-естествоиспытателя Нового времени.

Научное исследование предполагает готовность человека и умение действовать на свой страх и риск, поступать определенно в условиях информационной неопределенности, когда во внешнем мире недостает необходимых целевых ориентиров. <...>

Факты не обладали требуемыми качествами всеобщности и необходимости, нужными для обоснования истинности выдвигаемых концепций мироздания. В этой ситуации выбора картины мира, образа мироздания, обшей концепции физической действительности категория моральной достоверности играла поистине решающую роль. С помощью этой категории (располагающей требуемыми качествами всеобщности и необходимости) защитники физических концепций, альтернативных аристотелевско-схоластической, обосновывали предлагаемые ими альтернативы перед лицом скептицизма. Сама по себе эмпирия не могла противостоять скепсису; но, будучи включенной в «орбиту» морально достоверной гипотезы, теории, она могла стать элементом нового «тела науки», корпуса знания, отличавшегося от простого мнения.

Категория моральной достоверности, таким образом, играла в гносеологии XVII в. важную роль в обосновании а) научности того или иного фактуального свидетельства и б) научной приемлемости предлагаемой гипотезы (теории, концепции). Рассмотрим кратко каждый тип обоснования.

А) Фактуальное свидетельство (желательно письменное) получало свою квалификацию как относящееся или не относящееся к сфере науки от субъекта, наделенного (в идеале) такими качествами, как максимально развитый разум (способный к трезвому самоконтролю, к систематической рефлексии, к ясным и отчетливым идеям, к самостоятельным критическим суждениям, способный не искажать своей деятельности вспышками аффектов) и максимально развитая нравственность (безупречная честность, стремление не к эгоистической выгоде, а ко всеобщему благу и к объективной сути дела). Например, членами Королевского общества вводится практика указания конкретного лица, собирающего те или иные наблюдения, и ряд сведений морального характера об этом лице, на основании которых можно было бы судить о степени объективности сообщаемого им факта.

Таким образом, степень объективности фактуальных свидетельств определялась не отсутствием заинтересованности субъекта, не отсутствием ценностной нагруженности акта свидетельствования, а, напротив, максимальным присутствием в нем нравственного начала, доведенного до исключительной ориентации на благо для всех. <...> Субъективность с ее моральной природой нельзя устранить из акта свидетельства, но ее можно из частичной, узко эгоистичной превратить во всеобщую и необходимую, несущую в себе, говоря словами Лейбница, «моральную необходимость». Объективно о фактах судит не просто ум как равнодушное ко всему техническое устройство, а ум сознательный, т. е. разум, ум плюс совесть (со-весть, co-знание, знание с некоторой общечеловеческой точки зрения, con-science). Гарантией максимальной достоверности в фактуальных свидетельствах предполагалась

предельная моральность субъекта, стремящегося ко всеобщему благу, и его максимальная личная убежденность в истинности сообщаемого наблюдения. Таким образом, категория «моральной достоверности» служила теми вратами всеобщности и необходимости, проходя через которые фактуальное свидетельство попадало в царство обоснованного знания, формируя его «нижний этаж» — научную эмпирию.

Б) Еще большую роль данная категория играла в обосновании научного статуса гипотезы, выдвигавшейся на основе «достоверных» (т.е. уже подвергшихся проверке на научность) фактов. В условиях фрагментарности эмпирического фундамента, т е. в ситуации неполной индукции (познавательной неопределенности) субъект тем не менее, действуя на свой страх и риск, берет на себя ответственность и выдвигает некоторое повое теоретическое суждение, в котором он максимально уверен (1, с. 140-143).

[Ценностные ориентации и наука]

Вопросы гуманизации науки, необходимости связи науки с миром человеческих ценностей волнуют сегодня не только специалистов — исследователей науки, но и широкие круги общественности. Современные исследования в области генной инженерии, ядерной физики и т.д. делают актуальными вопросы нравственной ответственности ученого перед обществом.

Утверждение, что наука тесно связана с ценностной сферой, с этикой на уровне, так сказать, «внешнего» использования научного знания, вряд ли кто-нибудь станет оспаривать. Однако существует и другая сторона проблемы взаимосвязи науки и ценностей — «внутренняя»: могут ли ценности детерминировать развитие содержания научного знания?

Вопрос этот достаточно сложен, и неудивительно, что большинство современных западных философов науки, сторонящихся опасностей вульгарного социологизма, либо вслед за позитивизмом вообще отвергают влияние ценностей на развитие научного знания, либо редуцируют сферу ценностей, влияющих на науку, до совокупности методологических норм и идеалов, до когнитивных ценностей.

Марксистское учение о социальной природе познания, о науке как виде всеобщего труда в сфере духовного производства, об активности субъекта познания, о единстве познавательного и ценностного аспектов деятельности человека позволяет, в противоположность постпозитивистской философии науки, сформулировать социологически «сильную» программу исследований влияния ценностных ориентаций на развитие естественнонаучного знания. Ценностная сфера является важнейшим каналом социокультурной детерминации познания, обусловливая важность анализа ценностной детерминации (ЦД) естественнонаучного знания. Этот анализ предполагает выяснение ряда вопросов: каков тип связи между научным знанием и ценностями (является ли она каузальной, или возможен иной тип отношений); каковы возможные способы трансформации содержания ценностных факторов в содержание научных теорий; как объяснить саму возможность ЦД, не впадая в «грех» вульгарного социологизма?

Возможность ЦД естественнонаучного знания возникает, с нашей точки зрения, благодаря определенной выделенности ценностного мироотношения по сравнению со специализированно-познавательным: в процессе социализации отдельной личности ценностное отношение к действительности (включающее и некоторые неспециальные познавательные моменты) формируется значительно раньше, чем личность активно включается в специализированную познавательную деятельность (какой является наука). Практически-духовное, ценностно-мировоззренческое освоение мира формирующейся личностью предшествует специально-познавательному, научному. Последнее протекает в «силовом поле» ценностного мироотношения, насыщено, по выражению М.М. Бахтина, эмоционально-волевым тоном. Таким образом, марксистская концепция науки позволяет, на наш взгляд, поставить вопрос о ценностной детерминации развития естественнонаучного знания в более узком смысле, чем тот, который вкладывается в понятие социально-исторической обусловленности научного познания.

В общеметодологической форме этот вопрос нашел разработку в ряде работ советских авторов. В них, в частности, показано, что ценностный компонент составляет неотъемлемую сторону научной деятельности, являясь каналом внутренней социальной детерминации науки; что ценностные установки входят в предпосылочное знание, образующее своеобразный «мост» между социокультурными реалиями и содержанием научного знания. Думается, что для углубления разработки данной проблематики необходимо перейти с уровня общеметодологического анализа на уровень анализа проблемы в конкретном историконаучном материале. При этом важно подчеркнуть, что ценностный компонент научного знания не «лежит» на поверхности, он «вплавлен» в тело знания, и для его выявления необходим специальный трудоемкий анализ — реконструкции. Во многих отношениях наиболее удобным объектом исследования является не «нормальная» наука (в смысле Т. Куна), а период научной революции. <...>