Философия Пауэлла и Прессбургера
Шрифт:
В процессе работы над «Ландшафтами сновидений» у меня возникла теория, что это произошло с Пауэллом после того, как он не смог прикоснуться, в сексуальном смысле, к актрисе Деборе Керр, которая была невинна в тот момент. Никаких доказательств этого у меня, конечно, нет, но Пауэлл заметно изменился после этого. Еще за несколько лет до этого в их тандеме руководил сценарист Эмерик Прессбургер, но, начиная с «Черного нарцисса» в их фильмографии начинается поворот к философской проблематике, отражающей личность Пауэлла.
Невозможность прикоснуться к чистоте – это, возможно, и есть черта Лермонтова из «Красных башмачков». Получив телеграмму о свадьбе Викки Пэйдж
Подразумевается, что Викки влюбилась и вышла замуж за Джулиана, так и не дождавшись какой-то активности в ее отношении от Лермонтова.
***
Кевин Макдональд в своей книге о Прессбургере (своем деде) не обратил внимания на то, что повесть Толстого «Крейцерова соната», которая сыграла важную роль в биографии Прессбургера, является классическим и уже изученным в психоанализе призывом к половому воздержанию. Об этом говорил французский докладчик на пленарном заседании 15-й международной конференции «Психоанализ, литература, искусство», проходившей в Санкт-Петербурге в 1998 году.
Это рассказ о человеке, убившем ножом свою жену, которая изменяла ему под носом у детей. Но, думаю, Толстой не относился бы столь враждебно к сексу, если бы не воспринимал сексуальность выражением негативного начала. Это и имеет в виду Позднышев, герой повести, когда говорит: «Раньше было так: чем больше я предавался плотской любви, тем сильнее я ненавидел ее. Теперь перевернулось: чем сильнее я ненавидел ее, тем больше желал ее».
Измена женщины возбуждает мужчину – вот какое открытие сделал для себя писатель («Если первое животное чувство – это побуждение убить жену, то второе чувство – это побуждение овладеть ею»).
Исходя из этого, в 1888-м году Толстой решил, что люди не должны больше заниматься половой любовью. Он признавался, что его «ужаснул» этот вывод – что «если мы хотим любить женщин, мы должны перестать их иметь».
Фрейд. О двойнике.
В народном понимании Фрейд = «секс», потому импотенция по определению противостоит учению «дедушки Фрейда», как его называют люди.
Двойник – это проявление воли к жизни.
Лермонтов разбивает своего «плотского» двойника в отражении в зеркале, и христианский посыл фильма обнаруживается в том, что персонаж борется с сексуальным желанием и желанием видеть духовное в женщине, в результате чего он приходит к полному отказу от секса, оставляя женщину в искусстве, где ее воля к жизни будет превращаться в волю к смерти, как ему бы того хотелось.
Фрейд выступает как философ и как писатель; он интересен, главным образом, своим языком, тем, как он излагал мысли. Его рассредоточенная мысль была важным отличием между Шопенгауэром и психоанализом; Фрейд уже открыто говорит, что «заходит на территорию Шопенгауэра», когда начинает рассуждать об инстинкте смерти как основополагающем начале в работе «По ту сторону принципа наслаждения».
Вообще-то воля у Шопенгауэра означает творческий процесс, и можно вывести идею мира как творчества из нее, а также в соотнесении с психоанализом. Фрейд оказался первооткрывателем в том смысле, что мир как творчество упирается в двойное определение воли, которое дает двойное понимание творчества. И так как творчество – это понятие динамическое, не перестающее быть в движении, то если мир не является формой одного творчества, он становится формой другого.
Толчком
Книга начинается с подробного пересказа сюжета, придуманного писателем Гансом-Хайнцем Эверсом. Бедный студент Балдуин, отчаявшись завоевать сердце прекрасной графини, заключает договор с ростовщиком Скапинелли, по которому тот обещает озолотить его в обмен на всё, что Скапинелли пожелает забрать из его комнаты. Балдуин думает, что тот у него возьмет его шпагу, но не знает, что соглашается на сделку о продаже души. Двойник выходит из зеркала в людской мир и ввергает Балдуина в разные неприятности. В конце, выстрелив в зеркало, герой умирает.
Двойник как репрезентация либидозных устремлений всегда представляется чем-то темным и находящимся по ту сторону морали. Если двойником всегда является объект-либидо, другой человек, то субъектом, который ему противоположен, выступает внутренняя сущность – глаз.
У Пауэлла в «Красных башмачках» есть внутреннее «я» – это художник, «убивающий» женщину (Викки не способна сопротивляться силе красных башмачков и падает под колеса поезда) в своем собственном стремлении к смерти.
Двойник – не что-то такое, что может встретить каждый человек в обычной жизни.
Что же тогда означает этот литературный образ?
Двойник – это не какой-то другой человек; это ты сам.
С точки зрения воли к жизни, это любые отрицательные устремления, и именно это двойник и означает в «Красных башмачках»: сексуальное начало, с которым мужчина встречается на своем пути, когда от возвышенной любви юности переходит к восприятию материального в женщине.
Кант. «Основы метафизики нравственности» (1785).
Кант в этой работе хотел вывести моральный закон, который он назвал «категорическим императивом», не из эмпирического, а из чистого познания.
Кант не проводит ясной параллели между категорическим императивом и вещью-в-себе.
По Канту, человек должен поступать «только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».
Шопенгауэр вступил в полемику с Кантом в своей работе «Об основании морали» (1840).
Скачок от Канта к Шопенгауэру не проявляется ярче где-либо, чем в понимании морали, которое преодолевает категорический императив в поисках другой основы, заложенной имплицитно и неотъемлемо в самом человеке.
Потому, для того чтобы указать на существование «истинного, коренящегося в нашей сущности и бесспорно действительного морального принципа человеческой природы», Шопенгауэр отрицал категорический императив на основании недоказанности долженствования, принявшей позднее у последователей Канта формы профанации.
Шопенгауэру не нравилось, что категорический императив Канта превращают в «нравственный закон», присущий нашему разуму.
Претензия Шопенгауэра заключалась в том, что Кант оперирует словами «закон» и «долг», выводя их не из понятия вещи-в-себе, а из эмпирической реальности, ибо по Шопенгауэру моральность – это проявление воли.