Философия психологии. Новая методология

Курпатов Андрей Владимирович

С другой стороны, знание должно, просто обязано быть технологичным, иначе оно бесполезно. Однако технологичность может быть только естественной, в противном случае эта технологичность – иллюзорна. Как изучение физиологии органов на умерщвленном предварительно «препарате». Система – это нечто большее, нежели простая сумма ее частей, а значит, если она действительно «живая», а не искусственный муляж, она должна «рождать» новое. В этом-то и состоит действительная технологичность научного знания: не описывать систему, а видеть ее в развитии.

Поскольку же нам не дано другого познания, кроме психологического опыта, то есть мы всегда имеем дело с результатами работы психического аппарата,

следовательно, познание этого психического аппарата в целом и позволяет обеспечить достоверность познания. Психософия, обеспечивая последовательность анализа, дает нам непретенционный взгляд на действительность, которая представляется теперь не какой-то не зависимой от нас «объективностью» (относительно которой всегда будет непонятно – доступна она для познания или нет), а реальностью, которую человек способен познавать, но несколько по-иному, в сравнении, например, с растением, клеткой или квантом.

Всем этим позициям психософия находит философское и методологическое обоснование, что переводит последние из бессмысленных игр пространными и умозрительными конструкциями в сферу научного знания, а это, в свою очередь, позволяет формировать новые позиции, уточнять прежние и, таким образом, развивать искомое психософией научное знание.

Наконец, как бы нас это ни смущало и ни печалило, факт остается фактом: никто не создаст модели для познания некой системы «изнутри» лучше, чем она сама, и никто не знает систему лучше ее самой (был бы только у нее инструмент для освоения этих знаний). А поэтому странно настаивать на объективности «внешнего наблюдателя». Мы или помещаем человека в мир, а мир в человека, что дает нам все шансы на продуктивность нашей познавательной деятельности, или встаем в сторонке и наблюдаем – пассивно и бессмысленно.

3. Каковы опорные точки «новой методологии»?

Психософия предлагает вспомнить испытанный еще Аристотелем и Эйнштейном способ построения научного знания: при создании системы отталкиваться не от закономерностей и системы утвержденных противоположностей, как это обычно происходит в современной науке, но от принципиально, даже диалектически неразрешимых философских, а значит, и сущностных противоречий.

Закономерность – это искусственный конструкт нашего сознания уже опосредованный реальности. Противоречие же – это то, что есть. Поэтому, если мы основываемся на противоречии, мы тем самым идем от познаваемой реальности к знанию, а не от представлений о познаваемой реальности к самой реальности. Что в общем-то представляется достаточно странной затеей, адекватной разве что для образовательного процесса.

Основываясь на закономерности, мы заранее создаем своеобразный, можно сказать – генетический дефект будущего знания. Закономерность, лежащая в основе гносеологического движения, – это прокрустово ложе, убивающее реальность.

Вряд ли кто-то, будучи, что называется, в здравом рассудке, примется подвергать сомнению то, что сам положил в основу своего учения. Так, никто не подвергает сомнению утверждение, что практика – критерий истины. Но стоит проанализировать психотерапевтическую практику, и с истинами в психологии становится все из рук вон плохо. Однако же мы продолжаем настаивать: «Практика – критерий истины». Что, в общем-то, вполне естественно, но не слишком корректно.

Итак, новая методология идет не от установленных или выведенных некогда закономерностей, а от противоречия – то есть от явленного нам незнания. Когда истинное противоречие найдено, мы наконец действительно открыты познанию, а не занимаемся объяснением неизвестного уже известным. С противоречием так просто нельзя поступить, белые

нитки проступят немедленно.

Впрочем, одного только противоречия, конечно, недостаточно. Все имеющие место быть противоречия существуют ровно столько, сколько и познающее их мышление, но реальность, скрывающаяся под видимыми фактами и закономерностями, так и осталась пока неоткрытой и неисследованной. Что вполне объяснимо, ведь мы инстинктивно, не в переносном, но в прямом смысле этого слова, боимся неопределенности. Если же она появляется, мы привыкли тут же справляться с ней при помощи объяснений. Человек, испытывающий страх, способен найти объяснение любому факту, только бы добиться иллюзии понятности, определенности и надежности окружающего его мира и своих представлений о нем.

Объяснение же – смерть для противоречия. Едва появляется щель между реальностью и когнитивным конструктом, который отражает ее в нашем сознании, то есть едва возникает противоречие, как эта брешь немедленно закрывается объяснениями. Убедительными, но не достоверными. Речь идет о грубейшей методологической ошибке – произвольном смещении точки обзора.

Точка обзора показывает, чем мы действительно обладаем, вступая в процесс познания в качестве познающего, какими характеристиками отношений с познаваемым мы как познающие априори отягощены, что мы сможем утверждать по результатам познания, какого рода это могут быть утверждения и, наконец, что будет позволительно нам предполагать, то есть диапазон более-менее корректных допущений.

Точка обзора – это, с одной стороны, те глаза, которыми мы смотрим, с другой стороны – некий центр тяжести познавательного акта. Она не может быть смещена произвольно, иначе ошибка неизбежна. Но, как это ни парадоксально, эта наиважнейшая гносеологическая константа, как правило, нигде толком не определяется. И именно поэтому «человек познающий» до сих пор так успешно справлялся с тем, что, «перебегая» с места на место, меняя точки обзора, ловко скрывал сам от себя противоречия, которые существуют и требуют нашего осознания. Конечно, мы можем пожертвовать достоверностью в угоду «определенности», но это ведь не даст никакой действительной определенности, а главное – остановит познавательный процесс, сведя его к теоретическим ремиксам прошлых научных побед.

Итак, точка обзора обеспечивает естественную системность знания, задавая ему «точку отсчета», основывая его центр. Никакая система невозможна без центра, центр – это системообразующий фактор, все остальное в системе, образно говоря, отношения «центр – периферия». Определившись с центром, мы сразу решаем всегда проблематичные вопросы ценности, значимости, выбора, ответственности и проч., более того – система сама по себе становится динамичной, процессуальной, нарождающейся. Вот почему так важно однозначно определиться с центром при создании любой системы, что и сделала, например, психософия, определив своим центром человека.

4. Почему это новая методология?

Психософия и развиваемая ею новая методология, на наш взгляд, закономерный этап эволюции научного знания (в данной работе этот вопрос рассматривается достаточно подробно). Сейчас, кажется, уже все говорят о том, что назрела потребность в «интеграции» научного знания. Но, склеив разбившийся кувшин, мы вряд ли будем застрахованы от протечки. Интеграция – это такой склеенный кувшин. Мы же хотим – целостности, а целостность познания может быть обеспечена лишь по-настоящему философским осмыслением психологического опыта. И именно так свою задачу понимает психософия, и именно поэтому она именует себя двумя прекрасными греческими «корнями» – душой (psyche) и мудростью (sofia).