Философия убийства, или почему и как я убил Михаила Романова
Шрифт:
И, очистив предварительно всю внутреннюю тюрьму ГПУ от всех заключенных, переведя их в губернскую тюрьму, они в дощатую, сколоченную из полудюймовых досок, стенку коридора пускают одну пулю за другой, три пули в мою камеру — как раз в то место, где я обычно сидел и в уровень моей головы.
Но что-то подняло меня с этого места. За секунду и не больше до выстрелов я переместился, сошел с места, и тут раздается один выстрел за другим.
Открыли камеру и видят меня стоящим, целым и невредимым. Растерялись и спрашивают: «Что случилось, т. Мясников?»
Я отвечаю: «Ничего. Все в порядке. Только одно плохо, что стрелять не умеете».
Все ГПУ, а там было больше всего рабочих Мотовилихи, узнало о «случайных» выстрелах. Москва, информированная о происшедшем, дает приказ отправить меня
Я голодал, не принимал ни хлеба, ни воды. А жене с годовалым ребенком на руках и беременной в стадии последних дней, сообщают, что я жив, здоров, спокоен и даже весел, но свидания не дают.
А когда услышали выстрелы, то один из товарищей бежит к ней и сообщает, что тов. Ильич застрелен.
Жена, взволнованная, бежит в ГПУ, а ей сообщают, что тов. Мясников отправлен в Москву. Этот ответ ей казался подтверждением вести о моем расстреле.
На 12-й день голодовки я был освобожден из внутренней тюрьмы ГПУ в Москве. /.../
Рабочие массы Москвы бродили и искали. Наша рабочая оппозиция топталась на месте, ничего не предпринимая, не желая предпринимать.
Члены рабочей оппозиции один за другим приходили ко мне «поговорить». Все знали, что я член рабочей оппозиции, и все понимали, что есть между нами и официальным руководящим ядром разногласия.
Рабочая оппозиция в лице ядра: Шляпникова, Медведева и Коллонтай [102] — считала, что я и наша группа являемся левой фракцией рабочей оппозиции. Но этим еще больше путали и без того запутанное положение. Если рабочая группа Мясникова есть фракция рабочей оппозиции, то что же такое рабочая оппозиция? Они ответа не давали. /.../ [103]
Дальнейший ход событий показал, как права была Рабочая Группа.
102
Шляпников Александр Гаврилович (1885–1937) — чл. КП с 1901, в 1921–1922 — чл. ЦК РКП(б), в 1923–1932 — чл. редколлегии Госиздата, расстрелян; Медведев Сергей Павлович (1885–1937) — чл. КП с 1900, с 1920 — профсоюзный и хозяйственный функционер, расстрелян; Коллонтай (урожд. Домонтович) Александра Михайловна (1872–1952) — чл. КП с 1915, с 1920 — зав. женотделом ЦК, с 1923 — на дипломатических постах.
103
В опущенном фрагменте: организационная борьба Мясникова с верхушкой «рабочей оппозиции».
В 1923 году широкая волна стачек. За один год бастует не меньше 400–500 тысяч рабочих. Самые крупные из стачек: Москвы, Иваново-Вознесенска, Сормова, Донбасса и Урала проходят под влиянием Рабочей Группы. [104]
Это официально признано тогдашними вожаками Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и К°, и даже оппозиционным Троцким. /.../
Троцкисты во главе с Троцким принимали во всех репрессиях ГПУ и ЦК самое деятельное участие и были наиболее рьяные клеветники и держиморды, желая доказать бюрократии, что они ни в каких рабочегрупповских грехах не повинны. /.../
104
Масштаб выступлений, как и влияние Рабочей Группы, Мясниковым здесь преувеличены.
Ранней весной 1927 года, после 3,5-летнего заключения в одиночках Московской, Томской и Вятской тюрем я был освобожден в ссылке в гор. Эривани.
7 ноября 1928 года, вышедши на демонстрацию в честь годовщины Ноябрьской Революции я домой не возвратился, а вошел в один из домов, сбрил усы, бороду, волосы, одел другой костюм и с портфелем, туго набитым рукописями, сел на извозчика и поехал на вокзал. А там купил билет до города Джульфа. И ждал поезда. Поезд опоздал на 2 ч. 30 м.
Тучи стали рассеиваться… Это нехорошо. Ночь будет светлая. Эх, темная ночь, выручай! Думаю: луна на ущербе и появится
Приходит поезд. Сажусь. Тесно. Лезу на верхнюю полку. Удобнее и глаз меньше.
А около 12 часов ночи поезд проходил между станциями Дорожан-2 и Джульфа, и здесь на ходу я прыгнул с поезда и бегом к реке, чтобы, пользуясь прикрытием поезда и шумом, невидно и неслышно добежать до реки Араке. Спешно раздеваюсь, привязываю на голову портфель и одежу и в Араке. Вода жжет: холодная, ледяная. Шумит Араке, тучи ходят. Идет небольшой снежок. По руслу дует резкий ветер. Переплыл. [105] /.../
105
Ср. с записанными 10 февраля 1945 воспоминаниями одного из секретных сотрудников ОГПУ, освещавших деятельность Мясникова и его окружения в 1927–1928: «В день, забыл, не то октябрьских торжеств, не то советизации Армении, Мясников, переодевшись в женское платье, на извозчике выехал на вокзал и поездом доехал до какой-то станции, находящейся недалеко от реки. Тут Мясников встретился с Карапетяном Сосуном, с которым он вместе должен был переплыть реку и оказаться за границей, т.е. в Турции. Их проводник, подобранный Бабаяном Аршо и, кажется, родственник самого Аршо, благополучно провел Мясникова и Карапетяна [через] все пограничные посты до реки, и когда Мясников и Карапетян стали раздеваться, чтобы войти в воду и переплыть, тут Карапетян неожиданно перерешает и отказывается /.../ с мотивировкой, что «я буду полезнее в Еревани, чем за кордоном». Мясников, не теряя времени, на папиросной коробке пишет жене, что он стоит по пояс в реке, готов переплыть благополучно /.../. Сосун помогает Мясникову связать его носильные вещи, где был тщательно скрыт один из трудов Мясникова «Очередной обман», привязать этот узелок на затылке Мясникова. [Тот] пускается вплавь, переплывает на другую сторону, машет рукой Сосуну и только тогда Сосун возвращается обратно».
В апреле месяце 1930 года, благодаря стараниям товарищей Луи Селье и других, я получаю визу на въезд во Францию. 8 мая 1930 года я высадился в Марселе.
Декларация, написанная для прочтения
в Парижском суде и переданная защитнику
г. Кану, который ее не огласил
Еще в 1923 году меня, как оппозиционера, автора брошюры под названием «Манифест Рабочей Группы» и как организатора этой Рабочей Группы, выслали в Германию. Выслали тайно: на аэроплане. И только я вступил на немецкую землю, как в некоторых немецких газетах появляется заметка, что цареубийца Мясников в Берлине.
Кроме ГПУ, дать эту заметку никто не мог. Оно хотело руками белогвардейцев расправиться со мной, как с политическим противником. А белогвардейцы не замедлили начать охоту за мной. /.../
ЦК ВКП(б) и ГПУ настолько были встревожены моим побегом, что было вынесено специальное постановление о насильственном увозе меня из Персии в СССР (см. об этом «Воспоминания бывш. чекиста Агабекова» [106] ). Особенное внимание ГПУ приковывал мой портфель, наполненный моими работами. И вот начинается охота и за рукописями и за моей головой.
106
См.: Агабеков Г.С. ЧК за работой. М., 1992.
Дело не вышло. Я, обманывая бдительность агентов персидской полиции и ГПУ, нелегально отправил рукописи в одну сторону, а сам бежал в другую, — в Турцию.
Сидя в персидской полиции, я чувствовал, что ГПУ цепко схватило меня. И оказалось, что в «Новом Времени», органе монархистов в Белграде, за январь месяц 1929 года появилась статья под названием: «Злодейское убийство Михаила Романова». Значение этой статьи ясно: напугать персидскую полицию, что я опасный террорист, нечто вроде профессионального цареубийцы, и что шаху персидскому угрожает опасность, а с другой стороны — натравить белогвардейцев, чтобы они расправились со мной.