Философские рассказы для детей от шести до шестидесяти лет
Шрифт:
– Ну, а пружинку-то нашел?!
– Нашел!
– Тогда давай посмотрим, не приключилось ли с ней чего!
Артем раскрутил ручку и показал злополучную пружинку. Отец взял ее понадавливал на нее двумя пальцами, помолчал, и заключил:
– Ладно, я это дело устрою! Пойдем в столовую!
Подведя Артема к месту за столом, положил ему руку на плечо:
– Вот, познакомились с Артемом! У нас все хорошо! – и выразительно посмотрел на мать Карины. Та помолчала, переваривая его взгляд, и засуетилась:
– Ну что ж, давайте скорее садиться, а то все остынет!
Артем женился на Карине, но у его тещи еще
Старый дом
Жара понемногу начала спадать.
До самолета оставалось еще часа четыре, и молодой владелец холдинга приказал остановить машину у небольшой художественной галереи. Он любил взглянуть на картины в галереях разных городов, а иногда и прикупить что-нибудь такое, особенное для себя, полагаясь исключительно на свой вкус, а не на мнения экспертов.
Оставив охрану ожидать его в автомобиле, он открыл дверь и ощутил приятную прохладу старого деревянного дома.
В небольших, переходящих друг в друга залах никого не было, и он не спеша, меняя позицию и ракурс, разглядывал удачи и неудачи разных художников. Угадывались попытки одних заработать деньги, других – оставить после себя хоть какой-нибудь след в этой жизни. Вторых было поменьше.
Закончив осмотр, он собрался было выйти на улицу, но передумал и решил подняться по лестнице на второй этаж в надежде увидеть продолжение экспозиции.
Он оказался в полутемном широком коридоре, который, будь там хоть какая-нибудь мебель, можно было бы назвать холлом. Коридор этот, наполненный застоявшимся запахом старого дома, напомнившим ему детство, заканчивался дверью с цветными квадратиками стекол, кое-где треснувшими. Дверь была полуоткрыта, и то ли она приглашала войти, то ли сомневалась, стоит ли это делать. Он огляделся по сторонам.
Слева на стене была картина, изображающая лыжницу, стоящую в снегу среди заснеженных елей в полурасстегнутой дубленке, одетой на голое тело. Нескромному взору из-за приподнятой ее правой руки, держащей лыжу с отломавшимся носом, была приоткрыта значительная часть ее чувственной груди. Лыжница, однако, имела вид разгоряченный, немного озорной и почти счастливый. Ясно, что дальше ей на лыжах не катиться, но это, похоже, ее не смущало.
Откуда-то сзади раздался негромкий звук скрипки, который тут же прервался. Но он не оглянулся, продолжая разглядывать лыжницу и думая о ней, о художнике, ее написавшем, и о натурщице с соломенной копной волос, пытаясь угадать, а была ли вообще натурщица, или художник обошелся одной своей фантазией. Звук скрипки повторился, теперь это была уже мелодия. Он поневоле оглянулся, но никого позади него не было. И все же трудно было отделаться от чувства, что кто-то все-таки был. Он снова оглянулся и тут заметил, что как раз против лыжницы, на другой, менее освещенной стороне коридора, висела другая картина. На ней-то и была темноволосая скрипачка, со слегка опущенной скрипкой в руке в каком-то темном интерьере. Приглядевшись, он понял,
Дверь с цветными стеклышками шевельнулась, пропуская рослого пожилого мужчину неопределенного возраста с двойным подбородком, обрамлявшим еще красивое пока, породистое лицо.
– Нравится?! – спросил мужчина утвердительным тоном хозяина галереи.
– Сколько? – задумчиво спросил молодой человек.
– Не продается, – в тон неторопливо ответил хозяин.
– Вы меня не поняли. Я спросил – сколько?
– Это вы меня не поняли. Я сказал – не продается!
– Еще раз! Поймите, я человек не бедный, и могу купить ее вместе со всей вашей галереей.
– Вы хотите сказать, что надоставали где-то много-много зеленых бумажек и хотите обменять их на настоящее искусство?! Обмен не равноценный! – усмехнулся хозяин.
Молодой человек оторвал взгляд от картины и со сдержанной решительностью развернулся к хозяину галереи.
– Если она такая ценная, вы не боитесь, что ее могут украсть?
– Настоящую картину украсть невозможно. Можно украсть кусок холста с краской на нем, но не картину. Ни вор, ни скупщик краденого, глядя на украденное, по-настоящему увидеть картину, а значит, и получить ее не могут.
А думать, что получили, они, конечно, могут – в силу дефекта их собственных персон! А вы что – собрались украсть!
– Нет, конечно! Я просто пытаюсь вас понять!
– Ну, попробуйте… Как бы мне вам объяснить?! – наморщил лоб хозяин, – Скажем так! Я еще могу выдать ее замуж, но продавать, конечно, не буду! Вы понимаете разницу?! Это совершенно разные плоскости бытия!
– Как это – замуж?! – не понял молодой человек.
– Ну, вот у вас, например, есть жена?
– Ну, есть!
– Тогда вам это знать ни к чему, раз вы уже женаты!
– Но ведь я могу развестись! – то ли в шутку, то ли слегка раздражаясь от полного отсутствия общего языка, возразил несостоявшийся покупатель.
– Вот вы уже и предали свою жену! Как же я могу подарить предателю это чудо?!
– Как это – предал?!
– Вы только что сказали, что готовы бросить свою жену ради впервые увиденной женщины, да еще не живой, а на картине! Разве это не предательство?!
– Я вовсе не это сказал!
– Нет, друг мой, именно это! И если бы здесь, рядом с нами, была ваша жена, она бы подтвердила, что вы сказали именно это! Или я не прав?
Молодой человек промолчал. К присутствию жены в этом разговоре он был явно не готов.
– Извините, молодой человек, мы закрываем галерею! Всего вам доброго!
Молодой человек бросил взгляд на скрипачку, но едва успев встретиться с ее виновато-сочувственным взглядом, как тут же почувствовал на плече руку хозяина галереи:
– Пойдемте, пойдемте! Я закрываю!