Философский камень Медичи
Шрифт:
Кася еще раз просмотрела бумаги. Оба письма были написаны на пожелтевшей от времени бумаге, но очень старинными быть они никак не могли. Кася не могла себе позволить отдать их на экспертизу. Ей оставалось только попытаться догадаться. Если предположить, что эти документы были связаны с историей Фортунаты и Джироламо. Что она знала: Джироламо отправился в Московское княжество весной 1489 года. В начале марта 1490 года следы его теряются. Фортуната умирает от горячки в ноябре 1490 года. Единственный наследник – дядя по материнской линии Франческо Поликастро, оставил себе часть личного архива. А что, если? Она вернулась к первому документу отца Антонио. Она уже перевела все имевшиеся в ее распоряжении слова. Это вполне было похоже на письмо отца к дочери, единственное, отрывки были совершенно несвязными. Если предположить, медленно начала она, стараясь не отпугнуть появившуюся внезапно идею, что прочерки
Она обрадованно вскочила и заходила по комнате. Все сходилось! Поэтому отец Антонио и опасался за судьбу писем. Внезапно она остановилась как вкопанная. Опять поторопилась! Решила только часть задачи. Первый документ вполне мог быть последним письмом Альберони к Фортунате, пришедшим уже после того, как посланцы Медичи забрали у нее первые три. Но второй ни по стилю, ни по содержанию на письмо Джироламо не походил, да и подписан он был именем некоего ганзейского купца Иоганна Гирзберга. Что же, успокоила она себя, ответ на один вопрос нашла, найдет и на второй. Утро было гораздо мудренее вечера, удовлетворенная собой Кася погасила свет и отправилась в ванную комнату. Если бы она не торопилась и хоть на минутку подольше осталась в темной комнате, может быть, заметила человека, внимательно наблюдавшего за ее окнами…
Глава 6
Nihil ex nixilo. (Из ничего ничто не возникает, всему должна быть своя причина.)
Москва, февраль, 1490 г.
Ярмарка возле кремлевских стен была в самом разгаре. Повсюду толкались люди. Пироженники с аппетитно пахнущими лотками протискивались сквозь гомонящую толпу, предлагая свой товар. Зазывалы кричали во все горло, торговцы и покупатели били по рукам так, словно старались оставить друг друга без столь необходимых передних конечностей, воришки с лотков и прилавков шныряли тут и там. Вооруженные стражники приглядывали за порядком, не обращая, впрочем, никакого внимания на ловцов мелкой дичи. Тут же орали во все горло одетые в разноцветные лоскуты зазывалы ярмарочных балаганов. Джироламо шел, не обращая внимания на окружавшую его суету. Впрочем, он не забывал придерживать рукой подвешенный к поясу кошель. С ловкостью московских карманников он уже познакомился и лишний раз испытывать судьбу не собирался. Вдруг прямо рядом с его ухом раздались характерная барабанная дробь и звонкий крик, приглашающий поглазеть на медвежью потеху. Люди вокруг заторопились и толпой двинулись к месту представления. Попав в плотный людской поток, Джироламо не заметил, как оказался почти в самом центре представления. Оглянулся было назад, но народу собралось уже достаточно много и протолкаться к выходу стало трудновато. Потом, махнув рукой, решил остаться. В конце концов, почему бы не посмотреть представление, которое так любили москвичи.
Медведь был огромный, бурый с лоснящейся на солнце шерстью. Он крутился на месте и потешно кланялся окружавшей его толпе. Хозяин медведя, коренастый бородач в сшитой из разноцветных лоскутов рубахе и заплатанных штанах, бил в подвешенный к поясу барабан и говорил нараспев:
– Ну-ко, Михайло Потапыч, поворачивайся, привстань, приподнимись. На цыпочках пройдись да поклонись честному люду. Видишь, как все собрались на тебя подивиться да твоим заморским потяпкам поучиться!
При виде животного Джироламо стало немножко не по себе. Даже кольцо, продетое в нос медведя, и подпиленные зубы не успокаивали. Но из окружавшей толпы никто его чувств не разделял. Люди радостно хохотали, подталкивая
– А ну-тка, Мишка, покажи, как княгини-боярыни да дочки их гостиные крутятся, румянятся, в медны зеркала поглядывают да прихорашиваются!
Медведь сел на землю, стал одной лапой тереть себе морду, а другой перед ней вертеть. Народ закатывался от смеха, подталкивая друг друга локтями под бочок и напирая вперед.
– А теперь покажи-ка, Михайло Потапыч, как старый Макар из избы в сени пробирается да к молодой снохе подбирается!
Медведь потешно засеменил ногами, оглядываясь и прикрывая лапой морду.
– А как, Миша, малые дети лазят горох воровать!
Медведь нехотя лег на брюхо и пополз. Видно было, что ему этот номер дается с трудом, но ослушаться своего хозяина дрессированное животное не осмеливалось.
– А тут коза-дереза прискакала и давай Мишеньку бодать! – звонко закричал вожак, и по этому сигналу из толпы выскочил мальчик лет двенадцати, по всей видимости, помощник, одним ловким движением надел на голову мешок с приделанной наверху козлиной головой с рожками. В этот момент внимание Джироламо привлек человек, стоявший напротив и с заинтересованным видом наблюдавший за потехой. По всему было видно, что это иноземец. И, самое главное, в лице незнакомца было что-то неуловимо знакомое. Он должен был его знать. Джироламо принялся внимательно рассматривать незнакомца: одет скромно, но одежда из самого дорогого сукна, значит, в средствах ограничен не был, скорее всего, не хотел выделяться из толпы. Что-то в лице, посадке головы, позе говорило Джироламо, что перед ним бывалый воин. Но где же он мог его видеть? В этот момент его мысли прервал мальчик-коза, который стал задорно отплясывать вокруг медведя, бодая его рожками и дразня. Хозяин затянул громкую песню, выбивая громкую дробь на барабане. Медведь взбесился, зарычал и, вытянувшись во весь рост, закружился на задних лапах, пытаясь поймать верткую козу.
– Спасибо тебе, Михайло Потапыч, позабавил, – остановил представление вожак, и медведь с шапкой в передних лапах стал обходить толпу. Бросив пару мелких монет в шапку медведя, Джироламо развернулся и выбрался из толпы. В этот момент его кто-то похлопал по плечу. Джироламо обернулся с удивлением. Прямо напротив стоял знакомый незнакомец.
– Джироламо Альберони, если не ошибаюсь, – произнес он глуховатым голосом по-итальянски.
И в этот момент Джироламо вспомнил.
– Винрих, Винрих фон Триер! – с облегчением воскликнул он. – Как ты изменился, приятель!
Как же он мог его не узнать. Хотя, конечно, это был не тот долговязый и задиристый блондин, которым Джироламо знал его когда-то. Винрих раздался в плечах, отрастил солидное брюшко, и от его густой белокурой шевелюры остались только воспоминания. Сколько времени прошло со дня их последней встречи? Без малого тридцать лет назад судьба свела их в Падуанском университете. Джироламо был самым талантливым, а Винрих – самым бесшабашным. Противоположности обычно сходятся, и они стали закадычными приятелями. Джироламо помогал Винриху долбить неподатливый гранит науки, а Винрих знакомил робкого и застенчивого школяра с самыми злачными местами Падуи. И к окончанию их школярства уроки Джироламо не прошли даром для Винриха, которого пригласил в личные алхимики Верховный Магистр Тевтонского ордена. Но и Джироламо кое-чему научился у своего беспутного приятеля.
– Зато ты остался прежним, только волосы поседели, – улыбнулся фон Триер.
– Какими судьбами?
– Вчера приехал с посольством Тевтонского ордена. Если ты здесь при дворе, должен был слышать.
– Я при дворе бываю редко, а за приемами так вовсе не слежу.
– И давно ты здесь?
– Без малого пять месяцев, а ты в первый раз в Москве?
– В третий, но больше двух недель не оставался, так что ты по сравнению со мной настоящий старожил! Пойдем, выпьем за нашу встречу и поговорим заодно. Я тут знаю одно место, не очень чистое, но варят отличное пиво, что в Московии – большая редкость, и еда сносная, – с этими словами тевтонец так хлопнул Джироламо по плечу, что тот пошатнулся. Они всегда находились с Винрихом в разных весовых категориях.
Двери корчмы были широко распахнуты, и внутри и снаружи толпился самый разнообразный народ: коробейники, мастеровые и крестьяне, приехавшие на ярмарку. Винрих без всякого смущения потянул своего товарища внутрь. В нос ударила обычная для таких мест смесь запахов: дыма, жарящегося на вертеле мяса, кислого пива и людского пота. Хозяйкой была квадратная баба в засаленном платке, с огромными ручищами и зычным голосом. Пока Джироламо оглядывал низкое помещение с прокопченным потолком, огромными столами с длинными скамьями по бокам, Винрих выбрал свободный, стоявший в относительном уединении стол. Усадил своего приятеля и подозвал служку.