Философский камень

Афинский Владислав

— Миш, — Саша положил руку на плечо своего друга. — У меня идеальная память. Я помню всё и между нами разница лишь в том, что я смирился и всегда знал, кто я такой. Я не считал себя героем, спасителем или богом… я делал то, что считал нужным. И все те смерти, прямые и косвенные, все те отцы и дети, которых я погубил своим мечом и магией… я сделал бы всё это снова, ведь для меня было важнее сохранить жизни

других отцов и детей. Подобное звучит ужасно и цинично, но это так. И ты делал также, разве нет?

— Неужели другого пути не было?

— Может и был, но я его не нашёл, Миш. Я сделал то, что мог. Ты сделал также, а терзаешься совестью лишь потому что у тебя куда более доброе сердце. Я в этом плане куда более чёрствый, — пожав плечами произнёс Саша, беря свой садок с единственной рыбой. — Таким уж меня сделала жизнь. Либо ты, либо тебя. Будет нужно, я всех уничтожу, лишь защитить то, что для меня дорого. Всё дотла сожгу и сотни тысяч голов сапогом раздавлю.

— Так почему тогда ты ушёл?

— Потому что война закончилась, Миш, — вдруг раздался третий голос и принадлежал он вернувшейся из леса Кристине. — И время перелистнуть страницу истории. А таким отголоскам войны как мы нужно либо уходить сами, либо ждать пока их уберут. Слишком многих мы потеряли, слишком много личного осталось, всё это будет лишь мешать миру.

— А если британцы и американцы нападут?! — воскликнул Миша, отбрасывая удочку. — Японцы в любой момент…

— Война закончилась, друг. И надеюсь до новой мы уже не доживём. Слишком хорошо тут и спокойно, не хочу снова нюхать запах солярки и медицинского спирта. А если и доживём… — Саша почесал голову, после чего также меланхолично пожал плечами. — Там уже и видно будет. Но сейчас в одном я точно уверен. Нашей стране нужны те, кто знаю как нужно жить в мирное время. Поэтому хватит тут угнетаться, пошли жарить форель!

— И уху! Никогда не готовила уху! — воскликнула довольная Кристина.

От услышанного Мише стало невероятно больно. Он проделал путь от рядового до генерала, прошёл через всю войну, увидел и совершил столько грехов и подвигов, что не хватит и сотни книг, чтобы описать всё. Сколько товарищей пало, сколько боли он нёс в сердце и теперь ему говорят просто перелистнуть историю?! Смириться и забыть?! Принять всё и жить дальше?! Да

разве так можно?!

И ведь Саша во многом был прав, как и многие другие товарищи Миши. Но Миша был слишком юн, слишком идеен. Вера в Государя вела его в начале, затем месть за павших товарищей заставляла его возвращаться из госпиталя на фронт вновь и вновь. Око за око, кровь за кровь, я лишь винтик в системе и стреляю туда куда укажут… Каждый день Миша находил оправдания для своей совести, глушил её ложью и порой алкоголем, но в конечном итоге всё пришло к неприятной правде.

И правда эта банальна донельзя, да вот только Миша был идеалистом и упорно не хотел снимать розовые очки. Он верил, что убивал в последней войне за вечный мир, когда на деле всё было куда менее… красиво и приятно. Просто жизнь заставила сделать выбор: раздавить сапогом то, что дорого другим или позволить другим раздавить сапогом то, что дорого тебе. Это было больно признавать, ведь в таком случае ты мало чем отличался от ненавистного врага. Но такова правда, и это единственное на что мог влиять Миша всё это время. И он влиял бы дальше, если бы не разочаровался в своих идеалах и принципах.

Но вдруг что-то надломилось внутри сердца, будто бы была достигнута крайняя точка. И вдруг Миша понял, что так действительно будет лучше. А все жертвы не были бессмысленными, дело даже не в победе, не в захваченных территориях и увеличенном влиянии. Ведь Великая Война стала огромной трагедией для многих стран. И пока память этой трагедии будет жить, никто не начнёт новую войну.

Пройдут десятки лет, сменятся поколения, стянутся раны и только оправившись от всех проблем правнуки возможно вспомнят и реваншизм заиграет в их сердцах. Но до тех пор должно пройти много времени, должны затихнуть те, кто лично видел все ужасы. Пройдёт боль поражений проигравших, забудут цену победу выигравшие… и только тогда их смогут снова стравить императоры или кто там будет сидеть у власти.

А до тех пор… до тех пор Миша мог лишь сделать так, чтобы никто не забыл того, что забывать нельзя. Чтобы никто не совершил тех же ошибок. Да, так будет правильно.

— Ты идёшь? — уже у избы спросил Саша, смотря на всё также стоящего Мишу.

— Да, иду…