Философы Древней Греции

Брамбо Роберт

Нижний отрезок линии называется эйказия, что иногда переводят как «догадка», или «угадывание». Это название означает своего рода «мышление картинками» – знание, которое представляет собой не более чем игру воображения и рассказ. Вероятно, это понятие лучше можно описать словом «молва», или, может быть, «догадка», но в том смысле, который глагол «догадываться» приобретает в американском разговорном языке, когда используется в значении «предполагать». Американец говорит «я догадываюсь, что это так» в значении «я считаю, что это так», когда имеет в уме какую-то мысль, но не может точно назвать причины, по которым она у него возникла.

Второй отрезок назван

словом пистис, которое означает веру, или доверие, и выбрано для контраста с недостоверностью догадки. Это тот вид знания, которым обладает ремесленник или техник, достоверное знание, как. Выбор Платоном этого названия заставляет предполагать, что практическое «знание, как» имеет совершенно иную степень надежности и ясности, чем догадка. За открытиями, сделанными в ремеслах, стоит многолетний опыт людей, накопленный за века проб и ошибок, и каждому ремесленнику необходима долгая практическая учеба.

Третий вид знания назван «дианойя» – «понимание», или «знание, что». Дианойя превосходит пистис по ясности и достоверности, поскольку представляет собой знание не только о том, как вещи действуют, но и о том, что они такое. В наше время это знание студента-химика, который может, применяя обобщенные правила из периодической таблицы, предсказывать и объяснять реакции, в отличие от знания мальчика с набором реактивов, который заучил несколько их сочетаний, дающих в результате взрывы, невидимые чернила и странные запахи. Ученый того типа, к которому принадлежит студент-химик, – это человек, который открыл путем обобщения общие законы и виды вещей в той конкретной области, которую изучает, – классификацию чисел на четные и нечетные, закон всемирного тяготения или что-то еще, – и решает частные задачи, показывая, как эти общие правила применяются в конкретных случаях. (Платон, когда писал этот отрывок, считал, что математика в ходе развития уже вполне приобрела научную форму, естественные науки продвинулись вперед по пути к ней, но в политике и этике даже величайшие специалисты его времени не пошли дальше путаницы, состоящей из «знания, как» и «догадки».)

Однако над дианойей – «знанием, что» с его обобщениями и логическими выводами – Платон помещает еще один, более высокий уровень – ноэзис, или «знание, почему». Различие между «знанием, что» и «знанием, почему» – это разница между знанием одного набора правил и видов для какой-то конкретной области и знанием, как эти специализированные правила складываются в единое системное целое²¹. «Знание, почему», как указывает его греческое название ноэзис, – это знание с помощью того разума, который назывался по-гречески Нус и уже играл такую важную роль в греческой философии от Парменида до Анаксагора. Сам Платон описывает разницу между «знанием, почему» и «знанием, что» следующим образом:

1) «знание, что» довольствуется частичной систематизацией; «знание, почему» подразумевает целостные системы;

2) «знание, что» использует гипотезы, обобщения и таблицы, которые позволяют предсказывать результат; «знание, почему» поднимается выше уровня результативных гипотез на уровень проверенных теорий;

3) «знание, что» имеет целью точное описание; «знание, почему» (как предполагает термин «проверенные теории») добавляет к этой цели оценку.

Представление о Нусе

как о силе, позволяющей проникнуть умом во внутреннюю природу и глубинный порядок вещей, не имеет близкого соответствия в обычных современных дискуссиях²². Однако Платон противопоставляет «знание, почему», рассматривающее целостные системы, более специализированному «знанию, что», которое довольствуется объяснением отдельных частей. Только на уровне «знания, почему» человек осознает, например, что существует большая несовместимость между материалистической философией и верой в бестелесную душу, принятой в теологии. Разум ставит перед нами задачу примирить то и другое или выбрать что-то одно. Но физик-материалист и теолог каждый внутри своих знаний могут быть вполне довольны теми объяснениями, – что такое атомы у одного и что такое души у другого, – которые они разработали на уровне «знания, что».

Другое направление, на котором Платон видит различие между этими двумя видами знания, – то, что разум, иначе «знание, почему», самокритичен и пытается исследовать свои предположения, а понимание, иначе «знание, что», удовлетворено, если может делать подтверждающиеся предсказания. В этом случае разница между двумя видами знания такая же, как между химиком-теоретиком, проверяющим и критикующим предположения, на которых основана периодическая таблица элементов, и студентом-химиком, который принимает эту таблицу как что-то само собой разумеющееся и доволен ею, раз может предсказывать и объяснять реакции.

Далее. «Знание, почему» учитывает соображения ценности, в то время как «знание, что» занимается только описанием фактов. Мы можем это понять лучше всего, если представим себе ученого или философа, сравнивающего несколько альтернативных гипотез, каждая из которых позволяет верно предсказывать результаты. Он должен оценить эти гипотезы и выбрать лучшую или составить из них новую теорию, которая будет лучше. В этом случае Платон верил, что то, как мы говорим, точно показывает, что суждение о ценности на завершающем этапе является необходимой частью мира фактов²³.

Эти три различия в ясности между пониманием и разумом, «знанием, что» и «знанием, почему», прокладывают путь для завершающего перехода от разума еще выше, к тому понятию, которое находится на вершине линии, – к специальному знанию о добре.

На самый верх своей диаграммы «Разделенная линия» Платон помещает «Идею Добра». Этот взгляд восходит к представлению пифагорейцев о том, что ценность реализуется через порядок, по-гречески космос, и в небе, и в душе человека, и в обществе. Если бы различные аспекты реальности, существование которых признали философы, никак не соединялись один с другим, то существовало бы много «миров» и не было бы единой системы – космоса, – охватывающей все существующее.

Рассматривая связи, соединяющие различные виды и уровни того набора разрозненных «реальностей», который указан в приведенной ниже приблизительной схеме, мы обнаруживаем, что существует действительно только один мир, части которого системным образом связаны между собой. Для Платона это был тщательно аргументированный вывод. С его времени эта идея почти всегда существовала как неосознанное допущение, а не вывод в подтексте и нашего здравого смысла, и нашей научной, технической и философской мысли. В конце концов, в мире, где существует много видов знания и много видов реальности, которую нужно познать, какие у нас причины верить, что математика имеет что-то общее с объектами, существующими в пространстве и времени, а физика вообще имеет какое-то отношение к эстетическому миру религии и поэзии?