Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе
Шрифт:
Эти двое ощущали себя непостижимым образом связанными друг с другом. Когда Каупервуд пришел к пониманию ее характера, то вообразил, что нашел единственного человека, с которым может счастливо прожить до конца своих дней. Она была такой молодой, такой уверенной в себе, полной надежд и не успевшей испытать горьких разочарований. Все эти месяцы, с тех пор как они начали тянуться друг к другу, он почти ежечасно сравнивал ее со своей женой. В сущности, хотя до сих пор его неудовлетворенность была довольно слабой, теперь она приобрела реальные очертания. Дети радовали его, а дом был прекрасным. Лилиан, печальная и исхудавшая, все еще была красива. Долгие годы ее общество вполне устраивало его, но теперь в нем нарастала неприязнь к ней. Она была совершенно не похожа на Эйлин – молодую, яркую, отвергающую условности. И хотя обычно он не был склонен к брюзгливости, теперь на него иногда находило такое настроение. Он начал с вопросов, связанных с внешностью жены, с досадных мелких «почему», совершенно тривиальных, но чрезвычайно несносных и расстраивающих, когда речь идет о женщине. Почему она не надела сиреневую шляпку в тон
– Почему то, почему это? – однажды резко ответила она. – Почему ты задаешь так много вопросов? Ты больше не заботишься обо мне, вот почему. Я это вижу.
Он подался назад, ошеломленный этим натиском. Ее слова не были основаны ни на чем, кроме его недавних замечаний, но он не мог быть совершенно уверен в этом. Он лишь немного сожалел, что обидел ее, и не замедлил извиниться.
– О, все в порядке, – отозвалась она. – Мне все равно. Но я замечаю, что ты больше не уделяешь мне такого внимания, как раньше. Теперь дела стоят для тебя на первом и последнем месте. Ты не можешь оторваться от этого.
Он облегченно вздохнул. Значит, она ничего не подозревает.
Но вскоре и по мере того как он все больше проникался нежными чувствами к Эйлин, его уже почти не беспокоило, что может заподозрить жена. Иногда, рассматривая варианты развития событий, он начинал думать, что лучше бы это случилось. Лилиан на самом деле не обладала боевым духом, который позволил бы ей постоять за себя. После всевозможных расчетов относительно ее характера он пришел к выводу, что она может не так уж сильно воспротивиться какому-нибудь основательному переустройству жизни, как ему сначала казалось. Она может даже развестись с ним. Страсть и мечты о счастье, его, не склонного к рискованным поступкам, заставляли рассуждать не столь здраво.
Нет, внушал он себе теперь, главная загвоздка заключается не в его собственной семье, а в семье Батлеров. Его отношения с Эдвардом Мэлией Батлером были очень близкими. Каупервуд постоянно консультировал его насчет сделок с многочисленными ценными бумагами. Батлер владел пакетами акций таких предприятий, как Пенсильванская угольная компания, Делавэрско-Гудзонский канал, транспортный канал Моррис-Эссекс и Редингская железная дорога. По мере того как пожилой джентльмен осознавал значение и перспективы трамвайной системы Филадельфии, он принимал решение избавляться от других ценных бумаг на максимально выгодных условиях и вкладывать деньги в местные линии. Он знал, что Молинауэр и Симпсон уже делают это, а они были известными авторитетами в деловых кругах города. Как и Каупервуд, он имел представление о том, что если будет в достаточной мере контролировать ситуацию в этой области, то в конце концов сможет заключить партнерское соглашение с Молинауэром и Симпсоном. Тогда можно будет без труда добиться законодательных прав, предоставляющих выгоды для совместных линий. К этому можно будет добавить концессии на строительство новых линий и необходимое продолжение уже существующих. Продажа акционерных долей в других областях и приобретение появляющихся на рынке пакетов местной трамвайной сети были делом Каупервуда. Через своих сыновей Оуэна и Кэллама Батлер также планировал получить концессию на новую линию, разумеется, жертвуя огромные пакеты акций и наличные деньги в пользу других людей, чтобы обрести достаточное влияние для проведения новых законов. Однако это было нелегким делом, так как и другие понимали преимущества сложившейся ситуации. Кроме того, Каупервуд, усматривавший в этом замечательный источник прибыли, время от времени не забывал позаботиться о себе, выкупая акции, лишь часть которых затем отправлялась Батлеру, Молинауэру и остальным. Иными словами, он скорее стремился услужить самому себе, чем Батлеру или кому-то еще.
В этой связи схема, которую предложил Джордж У. Стинер, представлявший интересы Стробика, Уайкрофта и Хэрмона, которые предпочитали оставаться в тени, показалась Каупервуду заманчивой. Стинер собирался ссудить ему деньги из городской казны под два процента годовых или, если он откажется от любых комиссий, безвозмездно (посредник был абсолютно необходим из соображений безопасности), чтобы с помощью этих средств выкупить линию компании Северной Пенсильвании на Фронт-стрит, которая из-за малой протяженности – около полутора миль – и краткосрочности концессионного соглашения не приносила особого дохода и ценилась не очень высоко. В обмен на свои биржевые навыки Каупервуд должен был получить крупную долю акций, не менее двадцати процентов. Стробик и Уайкрофт знали владельцев, у которых можно было приобрести основную массу акций при правильной организации дела. Их план заключался в том, чтобы с помощью заемных денег из казначейства продлить срок концессии и продолжить саму линию, а потом, выпустив крупный пакет новых акций и воспользовавшись им как ипотечным залогом в «избранном» банке, вернуть основную сумму в городскую казну, получать доходы от линии по мере их поступления. С точки зрения Каупервуда, в этом не было особых проблем, если не считать, что акции распылялись по разным владельцам и ему оставалась лишь небольшая доля за все труды и умения.
Но Каупервуд был авантюристом. К тому же его финансовая мораль стала довольно специализированной и узкой в области применения. Он не считал разумным красть что-либо в тех случаях, когда акт завладения чужими деньгами или получения прибыли от них ясно и недвусмысленно считался кражей. Это было безрассудно и опасно, а потому неправильно. Но существовало множество ситуаций, где способы завладения деньгами и получения прибыли были сомнительны. Нравственность или безнравственность –
Одно неприятное обстоятельство в связи со схемой Стинера заключалось в том, что ни Батлер, ни Симпсон с Молинауэром, которые были фактическими начальниками Стинера и Стробика, ничего не знали об этом. Стинер и те, кто стоял за ним или представлял его интересы, действовали на свой страх и риск. Если сильные мира сего что-то узнают, это может отвратить их от подручных. Каупервуду приходилось думать об этом. Если бы он отказался от выгодных сделок со Стинером или с любым другим человеком, обладавшим влиянием в местных делах, то подрубил бы сук, на котором сидел, поскольку другие банкиры и брокеры с радостью взялись бы за такое дело. Кроме того, он не был уверен, что Батлер, Молинауэр или Симпсон когда-либо услышат об этом.
Была и другая линия, по которой он иногда ездил, – линия Семнадцатой и Девятнадцатой улиц, – и которая казалась ему гораздо более привлекательной для инвестиций, если он сможет собрать деньги. Ее первоначальная капитализация составляла пятьсот тысяч долларов, но для переоборудования была выпущена серия облигаций общей стоимостью двести пятьдесят тысяч долларов, и компания испытывала значительные трудности с выплатой процентов по этим бумагам. Основная масса облигаций была распределена среди мелких инвесторов, и требовалось не менее двухсот пятидесяти тысяч наличными, чтобы выкупить их и стать избранным президентом или председателем совета директоров компании. Однако, завладев контрольным пакетом акций, он мог бы распорядиться этими бумагами по своему усмотрению, например, заложить их в отцовском банке под максимальную сумму и выпустить новые акции с целью подкупа законодателей в вопросе о продолжении линии. Потом можно было воспользоваться другими возможностями и либо расширить свои позиции с помощью новых покупок, либо укрепить их с помощью рабочих соглашений. Слово «подкуп» используется здесь в практичном американском смысле, так как оно приходило на ум каждому, кто думал о законодательном собрании штата. Терренс Рилэйн – маленький смуглый ирландец, франтоватый и манерный, который представлял финансовые интересы деловых кругов Гаррисберга и посетил Каупервуда после выпуска пятимиллионного займа, – объяснил ему, что в столице ничего нельзя сделать без денег или их эквивалента, ликвидных ценных бумаг. Следовало позаботиться об интересах каждого законодателя, предоставлявшего свой голос или влияние. Если у него, Каупервуда, появится некий деловой план, требующий содействия, то Рилэйн был рад обсудить его в любое время. Каупервуд не раз обдумывал это предложение в связи со своим намерением войти в капитал компании Семнадцатой и Девятнадцатой улиц, но не чувствовал себя готовым пойти на такой шаг. Его обязательства по другим сделкам были слишком велики. Но соблазн оставался, и он продолжал размышлять.
Схема Стинера со ссудой из казначейства для манипуляций с ценными бумагами трамвайной компании Северной Пенсильвании выставляла мечту Каупервуда о линии Семнадцатой и Девятнадцатой улиц в более благоприятном свете. Он постоянно следил за сертификатами городского займа для городской казны, покупая значительные объемы при падении рынка в качестве защитной меры или продавая осторожно, но помногу, когда котировки шли вверх. Для этого ему требовалось значительное количество свободных денег. Он всегда опасался какого-нибудь обвала на рынке, который повлияет на стоимость всех его ценных бумаг и приведет к требованию погашения займов. Пока шторм нигде не просматривался. Он не видел разумных причин для такого события, но и не хотел слишком сильно распылять средства. Насколько он представлял, если взять сто пятьдесят тысяч долларов из городских средств и вложиться в линию Семнадцатой и Девятнадцатой улиц, это не будет означать распыления средств, так как в связи с новым предложением Стинера он мог обратиться за увеличением кредита в связи с другими предприятиями. А если что-то случится – что же, тогда посмотрим.
– Фрэнк, – произнес Стинер, войдя в его кабинет как-то после четырех часов, когда основная горячка дневной работы подошла к концу; отношения между Каупервудом и Стинером уже давно достигли перехода на фамильярное обращение, – Стробик полагает, что он организовал сделку по компании Северной Пенсильвании, и мы можем подключиться, если захотим. Основной акционер, как мы выяснили, носит фамилию Колтан – не Айк Колтон, а Фердинанд Колтан. Как вам имечко? – Он широко и добродушно улыбнулся.
Положение Стинера значительно изменилось по сравнению с тем, когда он по счастливой случайности и почти без собственного участия стал городским казначеем. Его манера одеваться значительно улучшилась после вступления в должность, а в общении появились доброжелательность, апломб и уверенность, что он бы просто не узнал себя, если бы получил возможность увидеть себя глазами тех, кто знал его раньше. Нервная привычка постоянно бегать глазами почти исчезла, безмятежность пришла на смену былому беспокойству, вызванному нуждой. Его большие ноги были обуты в добротные туфли из мягкой кожи с квадратными носами; его выпуклая грудь и толстые ноги сделались приятнее для взора благодаря хорошо скроенному костюму из коричневато-серой ткани, а его шея была окружена отложным воротничком с коричневым шелковым галстуком. Его широкий торс, переходивший в растущее брюшко, был украшен тяжелой золотой цепью, на белоснежных манжетах красовались золотые запонки с крупными рубинами. Он был розовым и упитанным. В сущности, он поживал весьма неплохо.