Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе

Драйзер Теодор

Теперь предстояло выбрать присяжных заседателей – двенадцать человек из обычного списка, призванных выполнять эту гражданскую обязанность в течение месяца, – и представить его на рассмотрение адвокату ответчика. Процедура выбора присяжных в данном случае была довольно простой. Судебный пристав, похожий на китайского мандарина, писал каждое имя (всего около пятидесяти) на отдельной полоске бумаги, потом опускал свернутые бумажки во вращающийся барабан, несколько раз поворачивал его и доставал первую попавшуюся бумажку, соблюдая таким образом принцип случайности и называя имя присяжного заседателя № 1. Так повторилось двенадцать раз подряд, и люди, чьи имена были названы, заняли свое место на скамье присяжных.

Каупервуд с большим интересом наблюдал за этой процедурой. Что может быть важнее людей, которые будут рассматривать его дело? Процесс был слишком быстрым для точной оценки, но у него сложилось впечатление, что в основном они были представителями среднего класса. Впрочем, один из присяжных, пожилой человек за

шестьдесят, с седеющими волосами и бородой, клочковатыми бровями, нездоровым цветом лица и сутулыми плечами, показался ему обладателем доброго нрава и глубокого жизненного опыта, которого при определенных обстоятельствах можно было склонить на свою сторону с помощью убедительных аргументов. Зато другой – невысокий, крючконосый тип с острым подбородком, похожий на коммерсанта, – ему решительно не понравился.

– Надеюсь, его не будет в моем составе присяжных, – тихо обратился он к Стэджеру.

– Значит, не будет, – ответил Стэджер. – Я дам ему отвод. У нас есть право на пятнадцать отводов без указания причины, как и у стороны обвинения.

Когда скамья присяжных наконец заполнилась, оба юриста подождали, пока пристав принесет небольшую доску, к которой рядами были прикреплены бумажки с именами присяжных в порядке их выбора: первый, второй и третий в первом ряду, четвертый, пятый и шестой во втором ряду и так далее. Поскольку первоначальное изучение и отклонение кандидатур было прерогативой прокурора, Шэннон выпрямился, взял доску и начал расспрашивать присяжных о профессиях или занятиях, знакомстве с рассматриваемым делом и возможных предубеждениях в пользу обвиняемого или же против него.

Задача Стэджера и Шэннона состояла в том, чтобы найти людей, имевших определенное представление о финансах и способных разобраться в ситуации – с точки зрения Стэджера – без какой-либо предубежденности по отношению к человеку, пытавшемуся с помощью оправданных средств и методов пережить финансовую бурю; или, с точки зрения Шэннона, без какого-либо сочувствия к подобным средствам и методам, если у них имелось хоть малейшее подозрение в мошенничестве, надувательстве или махинациях любого рода. И Шэннон и Стэджер в установленном порядке определили, что жюри состояло из той человеческой мешанины, которую судебные сети, закинутые в городской океан, обычно вытягивают на поверхность для подобных целей. Оно состояло из мелких управляющих, торговцев и торговых агентов, редакторов, инженеров, архитекторов, скорняков, бакалейщиков, коммивояжеров, литераторов и других представителей работающих граждан, чей опыт в основном был достаточным для участия в процессах такого рода. Здесь редко можно было встретить человека выдающихся достоинств, но часто встречались люди, обладавшие немалой толикой того любопытного качества, которое принято называть здравым смыслом.

На всем протяжении опроса Каупервуд сидел тихо и изучал лица присяжных. Молодой торговец цветами с бледным лицом, широким лбом мыслителя и вялыми руками показался ему достаточно впечатлительным, чтобы поддаться его личному обаянию. Он прошептал об этом на ухо Стэджеру. Следующим был меховщик, расчетливый еврей, чью кандидатуру отклонили потому, что он читал все новости о биржевой панике и потерял две тысячи долларов на акциях трамвайных компаний. Тучный, краснощекий и голубоглазый оптовый торговец бакалейными товарами с соломенными волосами показался Каупервуду упрямым и отсталым человеком. Его тоже исключили из списка присяжных. Худой, франтовато одетый управляющий магазинчика одежды явно хотел уклониться от своих обязанностей и решил солгать, когда заявил, что не верит в клятву на Библии. Судья Пейдерсон, смерив ледяным взглядом, все же отпустил его. Было отклонено около десяти кандидатур – людей, знакомых с Каупервудом, признававшихся в своем предубежденном отношении к делу, фанатичных республиканцев, возмущавшихся этим преступлением, а также тех, кто знал Стинера.

К полудню было отобрано жюри присяжных, относительно устроившее обе стороны.

Глава 41

Ровно в два часа дня окружной прокурор Денис Шэннон начал свою речь. Он изложил обстоятельства в очень простой и естественной манере, так как вообще был приятным человеком. По его словам, присутствующий здесь мистер Фрэнк А. Каупервуд – он сидел за столом перед судебным помостом – обвиняется, во-первых, в хищении, во-вторых, в растрате, в-третьих, в причастности к хищению средств, отданных на доверенное хранение, и в-четвертых, в незаконном присвоении и растрате шестидесяти тысяч долларов по чеку, выписанному 9 октября 1871 года в возмещение определенного количества сертификатов городского займа, которые он как доверенное лицо должен был внести в городской амортизационный фонд по распоряжению казначея (по соглашению, существовавшему между ними и находившемуся в силе в течение определенного времени). Вышеупомянутый фонд предназначался для приема данных сертификатов, приобретаемых на свободном рынке, по мере их предъявления к оплате, однако указанный чек так и не был использован для этой цели.

– А теперь, джентльмены, – очень тихо сказал мистер Шэннон, – прежде чем мы перейдем к простому вопросу о том, что сделал или не сделал мистер Каупервуд в день получения шестидесяти тысяч долларов от городского казначея, каковые не были возмещены как полагается, разрешите

мне объяснить, что имеется в виду под обвинением в хищении, растрате, причастности к хищению средств, отданных на доверенное хранение, и наконец, в незаконном присвоении чека и последующей растрате. Как видим, в обвинении насчитывается четыре пункта, как выражаются юристы, и причина такого состава заключается в следующем. Человек может быть виновен в хищении и растрате одновременно либо по отдельности, то есть виновен в одном и невиновен в другом. Окружной прокурор, представляющий интересы народа, может сомневаться не в виновности или невиновности обвиняемого, но в том, существует ли возможность представить доказательства по одному пункту, чтобы обеспечить соответствующее наказание за преступление, включающее более одного пункта. В таких случаях, джентльмены, принято обвинять человека по различным пунктам, как и было в данном случае. Четыре пункта обвинения в этом деле пересекаются и взаимно подкрепляют друг друга. После того как мы объясним их природу и представим доказательства, вы будете обязаны рассудить, виновен ли ответчик по тому или иному пункту обвинения, или же по двум, трем либо всем четырем пунктам, в зависимости от того, насколько вы сочтете это уместным и подобающим, или, лучше говоря, насколько это позволяют доказательства. Хищение, как вам может быть известно, – это присвоение чужого движимого или недвижимого имущества, совершенное без ведома или согласия. Растрата – это мошенническое использование в личных целях разнообразных средств, вверенных на попечение или переданных под управление, особенно денег. Таким образом, хищение средств, отданных на доверенное хранение, – это лишь вид хищения, при котором человек совершает акт присвоения чужих средств без ведома или согласия другого человека, которому были доверены эти средства, то есть посреднику. Незаконное присвоение чека с последующей растратой, образующее четвертый пункт обвинения, – это лишь более четкая формулировка второго пункта обвинения, обозначающая присвоение денег по чеку, выданному с определенной целью, которая не была выполнена. Как видите, джентльмены, все эти обвинения в определенной мере являются тождественными. Они перекрывают и дополняют друг друга. Народ в лице своего представителя, окружного прокурора, утверждает, что ответчик в лице мистера Фрэнка А. Каупервуда виновен по всем четырем пунктам обвинения. Теперь, джентльмены, мы перейдем к истории этого преступления, которое, по моему личному мнению, служит доказательством того, что ответчик обладает коварным и опасно преступным умением распоряжаться финансами, что мы и надеемся доказать с помощью свидетелей.

Поскольку судебная процедура не допускала перерыва в изложении дела со стороны обвинения, Шэннон перешел к собственной версии того, как Каупервуд познакомился со Стинером и постепенно втерся ему в доверие. Он рассказал, как плохо Стинер разбирался в финансах и каким доверчивым он был вплоть до того дня, когда Каупервуд получил чек на шестьдесят тысяч долларов. Стинер, будучи городским казначеем, не знал о выписанном чеке, что составляло основу для обвинения в присвоении чужих средств. С другой стороны, Каупервуд, получивший чек, злоумышленно распорядился сертификатами, предположительно купленными для амортизационного фонда, если они вообще были приобретены. Все это, по словам Шэннона, составляло суть преступлений, предъявленных ответчику, в которых он был несомненно виновен.

– Джентльмены, мы имеем прямые и убедительные доказательства всего вышесказанного, – энергично заключил Шэннон. – Это не слухи или домыслы, а очевидные факты. Вам будут представлены неопровержимые свидетельства, как именно это было сделано. И если затем у вас останется впечатление, что этот человек невиновен, что он не совершал те преступления, в которых его обвиняют, вы можете оправдать его. С другой стороны, если вы сочтете, что свидетели, которых мы приведем к присяге, говорят правду, то вы можете осудить его и определить, каким будет вердикт. Благодарю за внимание.

Присяжные зашевелились и расселись поудобнее. Их покой был недолгим, поскольку Шэннон назвал имя Джорджа У. Стинера, который поспешно вышел вперед, очень бледный, вялый и измученный. Когда он занял место свидетеля, положил руку на Библию и поклялся говорить правду, его глаза нервно бегали по сторонам.

Когда он начал давать показания, его голос был довольно слабым. Сначала он рассказал, как познакомился с Каупервудом в начале 1866 года, хотя он точно не помнил, в какой день это произошло. Это случилось во время его первого срока на должности городского казначея, в которую он вступил осенью 1864 года. Он был обеспокоен состоянием городского долга, бумаги которого опустились ниже номинала, но по закону могли продаваться городскими властями только по номинальной стоимости. Кто-то рекомендовал ему Каупервуда, кажется мистер Стробик, хотя он не был совершенно уверен. В затруднительных случаях у городских казначеев было принято пользоваться услугами брокеров, поэтому он лишь следовал обычаю. Подталкиваемый вопросами и подсказками Шэннона, он поведал о содержании первого разговора с Каупервудом, который запечатлелся в его памяти. Мистер Каупервуд сказал, что он может добиться желаемого результата; потом он ушел и через какоето время представил Стинеру свой план действий. Стинер в общих чертах описал эту схему, не слишком лестную для человеческой честности в целом, зато свидетельствовавшую о человеческой изобретательности и хитроумии.