Финикс. Трасса смерти
Шрифт:
Клаудиа смотрела на меня взором, полным страсти, вожделения, обожания и любви, и, когда я очнулся, мы целовались, а фотограф сходил с ума, прыгая вокруг нас и делая снимки своим «Хассельбладом».
Потом он воскликнул: «Отлично, стоп! Мне надо перезарядить кассету. Давайте-ка на минуту прервемся».
И Клаудиа сомкнула губы и отошла в другой конец комнаты, переговариваясь со своим парикмахером. А я для нее перестал существовать.
Нас снимали на полу, сидящими на кровати, лежащими рядом и друг на друге — вот она на мне, потом я на ней — и каждый раз было одно и то же. Эта немыслимо красивая чувственная женщина разжигала во мне невероятную страсть,
Автобусы, походившие на красных слонов, выстроились в шесть рядов, заблокировав Гайд-Парк-Корнер. Уже 8.15 утра. Если бы я захотел, то вполне мог отправиться пешком. Я глянул в окно на стоящие впереди пять рядов машин. Выхлопные газы клубились в воздухе. Я вспомнил ошарашенное, испуганное лицо Фила, отступающего от меня под колеса надвигающегося автомобиля. Кроссовки слетают с его ног и опускаются на дорожку пустые и одинокие, словно ожидая хозяина.
Я пытался объяснить полицейским в Монако, что его что-то напугало и заставило шагнуть назад. И они заинтересовались этим, но я ничего не мог добавить к сказанному.
Аварию на месте видело несколько сот человек и еще несколько миллионов по телевидению, и никто не заметил ничего такого, что бы могло его испугать. И даже если бы он был чем-то напуган, мне было неизвестно, что же это такое. Трагедию отнесли к разряду «несчастных случаев», да так и оставили в этом виде. Вполне возможно, у Фила были недруги. Невозможно вести бизнес в двадцать пять миллионов долларов в таком высококонкурентном предприятии, как «Формула-1», и не наступить кому-нибудь на мозоль. Но я не мог припомнить ни единой души из тех, кто знал его, но не любил. Так же и Сьюзен.
Я попросил водителя высадить меня в глубине Беркли-сквер — великолепной миниатюры великолепного парка. Эти огромные деревья здесь были посажены еще в 1790 году, когда самой западной границей Америки был Коннектикут. Они вымахали на большую высоту, образовав зеленый полог из листьев над овальным островком, окруженным движущимися автомашинами. Деревья были столь высокими и старыми, что когда бродишь между ними и думаешь о том времени, когда их сажали, то исчезает повседневная суета и рокот транспорта. Лужайка ласкала глаз зеленью, а лучи проникали сверху золотистыми столбиками, и все равно на этом островке спокойствия меня не покидало искаженное ужасом лицо Фила. Что же мне делать с его командой? Для начала — заручиться поддержкой его главного спонсора.
Лондонский офис «Эмрон» представлял собой пятиэтажное здание на восточной стороне Беркли-сквер, украшенное красным деревом и орехом, спиральными мраморными лестницами и хрустальными канделябрами, которые воплощали фантазию американского миллиардера, ставшего хозяином городского дома прежнего лондонского джентльмена.
— Форрест Эверс к мистеру Бэкингему, — представился я администратору. Она посмотрела на меня, как будто ожидала, что я доставил посылку. Возможно, мне следовало надеть костюм. Когда-нибудь я его все же куплю. Такой темно-синий
Не соблаговолю ли я присесть? В данный момент мистер Бэкингем «ангажирован».
Я перелистал журналы по финансам. «Не рассчитывайте, что „Дженерал моторе“ оправится от потрясения». «Подскачет ли вновь цена на золото?» И тут какая-то женщина в черно-белом клетчатом костюме с очень широкой юбкой повела меня вверх по мраморным ступенькам через «библиотеку», уставленную до потолка книгами в кожаных переплетах, и через небольшую дверь в панельной стене, в кабинет Бэкингема.
Впечатление было такое, будто меня ввели в комнату для прислуги. Если бы из окна не виднелась Беркли-сквер, можно было подумать, что я оказался в кабинете менеджера средней руки. Обычные, выкрашенные в зеленый цвет стены, на них вывешены календари и графики, заурядный серый ковер на полу, просторный деревянный стол с тремя мониторами компьютеров, три кресла и. диван. Прижав телефон к уху, не сводя взора с монитора, Бэкингем знаком показал мне на кресло.
Женщина с овальным лицом и очень длинными ногами поинтересовалась, не желаю ли я сливок к кофе.
Я ответил, что черный кофе меня бы вполне устроил.
Подавая фарфоровую чашку на блюдце, она низко наклонилась ко мне, повернувшись спиной к Бэкингему, и фыркнула. Выпрямившись, она так посмотрела на меня, будто я был ящиком для деловых бумаг.
— Это действует на сексуально одаренных людей, — отреагировал я. Может, правда, а может быть и нет. Я никогда не пользовался этим средством и не был большой шишкой. Но меня никогда и не обнюхивали, как собаку.
Бэкингем положил трубку.
— Спасибо, что пришли, Эверс. У меня есть кое-какие опасения, которыми я хотел бы поделиться с вами.
— Времена настали нелегкие, — вставил я. Бэкингему было двадцать шесть, но выглядел он на все сорок пять. Акцент выдавал в нем британскую закрытую школу со степенью выпускника американского колледжа по бизнесу. Часы, проведенные в кресле за столом допоздна, сделали его лицо одутловатым и добавили мешки под глазами. И еще лицо было в прыщах. Несчастный парень.
— Сегодня утром у меня множество вопросов, Эверс, и я не хочу их откладывать. Вероятно, вы знаете, что я занимаюсь финансами. Я изучаю рынок с позиций прибыли и потерь. И я анализирую наше участие в «Джойсе» и должен вас спросить, какого черта мы там делаем? При чем тут автогонки? Зачем связываться с подобной командой, которая не входит даже в шестерку лучших? Только включите ТВ, и я вам покажу еще десяток видов спорта, которые производят большее впечатление на зрителя, чем автогонки. Например, кегли, ведь тут шары постоянно ударяются друг о друга. А вы, парни, даже больше не обгоняете один другого. Мы несем ответственность перед нашими инвесторами, мы пересматриваем весь наш бюджет, и я не могу понять, какого черта вы делаете с нашим рыночным тестом?
— Я не смогу отличить рыночное тесто от обычного, — сказал я, — хотя этого не следовало делать. — У них под контролем половина нашего бюджета. «Будь вежливым, Форрест, по отношению к руке, которая тебя кормит. Помни, что эти молодые выскочки вначале тебя треснут, а потом будут пожимать руки. Постарайся»! Очень жаль, что Сьюзен нет здесь, — добавил я. — Это скорее ее епархия. Она еще не пришла в себя.
— Она — симпатичная женщина, и у нее очень хорошие деловые качества. Об этом не переживайте! Я вам просто говорю то, что думаю. Я не руковожу этой компанией. Это личное дело Нотона, поэтому, нравится мне или нет, я должен сделать все, что смогу. Так какие у вас планы?