Фиолетовая звезда
Шрифт:
Положив единственную руку на комод, на стуле сидел Командор. Андрей тяжело приподнялся на кровати, но сетка не захотела его выпускать, и прежде чем ноги коснулись пола, пришлось приложить немало усилий. Усевшись наконец, Андрей вгляделся в сумрак, и неясное сначала лицо Командора обрело четкость.
— Как тебе в моем теле? — хрипло и язвительно спросил Командор и криво ухмыльнулся, отчего подсохшая корка на губах местами полопалась и через розовые трещины засочилась кровь.
— Это мое тело, — упрямо сказал Андрей.
Вернее, это ему хотелось сказать упрямо, а произнес он эти слова почему-то слабо и безвольно,
— Жаль. А ведь казалось бы, почему нам не владеть им вместе? — задушевно сказал Командор. — Тебе в одиночку все равно не справиться. И неважно, что ты там знаешь обо мне какие-то вещи, отчего на первых порах некоторые могут обознаться. Нет в тебе силы. И как ты сам чувствуешь, даже в голосе твоем нет силы. Как же ты будешь командовать? А ведь тебе придется.
Андрей вспомнил, что когда не хватает силы в голосе, а повышая его, интонацией лишь выдашь свою слабость — надо говорить тихо. Тогда сойдет за уверенность. И он начал говорить с Командором тихо и весомо.
— А как это ты себе представляешь — владеть вместе? — спросил Андрей. — Дай тебе волю, и я превращусь в марионетку, подвластную чужой силе, хотя и заманчивой. Сначала я буду лишь наблюдателем, а потом наблюдатель этот постепенно истончится, и уже безраздельно будешь властвовать ты, как более сильный духом. Лишь изредка буду просыпаться я со своими жалкими детскими воспоминаниями. И тут же кану обратно в небытие.
— Как будто раньше ты nbsp;был один, — Командор все так же криво улыбался. — Уже то, что ты мысленно разговариваешь, показывает, что тебя всегда было много. Каждый раз, принимая решения, оценивая, размышляя, ты советовался с десятками таких же, как ты, но немного разных. Кто брал верх? Кто из них был тем, чье мнение ты считал правильным? И кто с этим мнением соглашался?
— Так я советовался со своими… мыслями, а не с чужими…
— Ерунда. Просто ты к ним привык, вот они и стали «своими». Я тоже скоро стану тебе «своим». Разве тебе не хочется стать сильным, властным, бесстрашным? Я подскажу тебе лучше, чем все твои советчики вместе взятые. И тогда ты сможешь справиться с Кеей, и с Комендантами, и даже с самим Адрантом.
— Нет. Впусти я тебя, и советовать ты будешь уже не мне, а себе. Меня во мне уже не останется. А как ты собираешься попасть в мое тело? Где ты сейчас? — забеспокоился Андрей.
— Я очень близко. Здесь, на Востоке, я гораздо ближе, чем ты думаешь, — ответил Командор, и единственный глаз его злорадно заблестел.
— Это мое тело! — Андрей попытался крикнуть, но опять вышло какое-то жалостливое бессильное вранье, и он повторял эту фразу снова и снова, стараясь выкрикнуть ее громко, уверенно, сильно, и ничего не получалось, и вылезал лишь какой-то стон, и в отчаянии он схватил Кею за протянутую руку.
Открыв глаза, Андрей уставился на нее сквозь мутную пленку и некоторое время в прострации разглядывал, будто видел в первый раз. Наконец протер пальцами слипшиеся веки и, тревожно крутя головой, сел на скрипнувшей железной кровати.
— Ты как? — спросила Кея. — Кричал во сне.
— Порядок. Хотя проводники не врали. Сны
— Они спать не ложились. Сказали — в лесу выспятся.
— В каком лесу?
— Не знаю. А что тебе снилось?
— Скажи, Кея, — Андрей надавил на виски, с трудом ворочая вялым и несвежим со сна языком, — а Командор… Он совсем умер, окончательно?
— Что ты имеешь в виду? — спросила Кея.
— Это и имею, — Андрей разозлился. — Сохранилась ли за ним возможность реинкарнации? Где сейчас его душа?
У Кеи сделалось такое лицо, словно этот вопрос и ее саму тревожил давно и сильно.
— Вам землянам виднее, где находится душа человека после смерти, — ответила она. — У вас же столько религий и так много представлений, где эта душа может находиться. А что касается реинкарнации… даже не знаю. Ничего не могу сказать. Возможно, если этого захотят Орри… А может быть, и они не смогут. Тебе стоит порыться в памяти Командора, было ли с ними какое-то дополнительное соглашение. Опять же, что такое воспоминания, которыми ты завладел? Просто копия, слепок или это часть его души, которая отныне будет всегда в тебе? На этот вопрос теперь только ты сможешь ответить.
Часть души… Андрей задумался. Он вспомнил слова Командора: «Я ближе, чем ты думаешь». Копаться в мыслях Командора сейчас не хотелось совершенно, до ужаса не хотелось, да и не получилось бы, наверное. Захотелось пить. Он сунул ноги в ботинки, нагнувшись, с кряхтением зашнуровал их, отчего кровь прилила к голове и в глазах поплыли нежно-фиолетовые круги, и достал фляжку.
— Полдень? — спросил он, напившись.
— Да, выходим. Давай, держись, — сказала Кея и взяла его за руку, то ли предлагая опереться, то ли призывая не терять присутствие духа.
Она ободряюще улыбнулась, хоть и довольно искусственно, а ее собственная тревога из глаз не ушла, и Андрей впервые остро почувствовал, что Кея тоже волнуется и для нее все это тоже главная ставка в жизни. Со вздохом расставшись с ее рукой, он проводил Кею взглядом и стал собираться. Сложил одеяло, убрал все в рюкзак, потом вспомнил, что так и не посмотрел ноги и, проклиная злосчастную разбитую кружку, на осколки которой он наступил тысячу лет назад, снова сбросил ботинки и принялся за свои порезы. По-хорошему, надо бы вообще отлежаться денек кверху ногами, да что уж сейчас думать о том, что надо по-хорошему. И быстро закончив с лечением, Андрей покинул комнату, скользнув на прощание взглядом по стулу, на котором сидел Командор.
Последним сойдя со скрипнувшего крыльца, чуть прищурившись от дневного света, он поспешил к топтавшимся у забора проводникам. Пристроившись в хвост, Андрей начал привыкать к заданному темпу ходьбы, отгоняя неприятные мысли об опасности и смерти, хотя и лежал перед ним в парной дымке мертвый Восток.
13
Раздраженно задребезжали остатки стекол в окнах пустых домов, равнодушно наблюдавших, как серые низкие облака над окраиной города прожгло прозрачно-синее пламя из дюз тормозных двигателей приземляющегося звездолета. Черную от испепеленной травы землю продавили выдвинувшиеся из корабля гигантские лапы, сервоприводы нивелировали уровень корабля, и наступила тишина, лишь гудели остывающие двигатели да потрескивали раскаленные керамические плиты обшивки.