Фиолетовый снег

Бердичева Екатерина Павловна

 Я представляла Ивана и понимала, что и у меня мог быть самый лучший на свете сын. Или умница-дочка. Я бы всегда ей говорила, что она красива и неподражаема. Сколько потенциально талантливых людей ведет серое никчемное существование только из-за того, что родители в детстве не похвалили ребенка за нарисованный первый в его жизни цветок! Он же так старался порадовать маму! Не важно, что на обоях. Ему никто не дал лист чистой бумаги и цветные мелки, а ткнули носом в испачканный угол и наорали, что виниловые обои стоят больше двух тысяч рублей за рулон! Вот скажите мне, причем тут скучные стены, когда так хотелось нарисовать на них сказочный лес! Ребенок больше никогда не возьмет в руки карандаш или кисть, мир потеряет необычного художника, а родители будут жаловаться друзьям и коллегам, что их чадо ничто не интересует!

Я сидела перед своим домом в машине и смотрела на розу. Спасибо тебе, мальчик,

за поддержку. Я не рассыплюсь. Я снова соберу по кирпичикам свой мир. Пусть это дело не одного дня или даже месяца, но я постараюсь снова стать личностью, а не училкой английского или красивой куклой богатого человека, которую, по мере надобности, можно засунуть в дальний угол или вытащить и похвастать перед гостями.

Пристроив длинный стебель на сгиб локтя, я заперла машину и отправилась домой.

Семен бегал по квартире, собираясь куда-то, и одновременно говорил по телефону. Когда я вошла с розой в гостиную, он мазнул по нам взглядом и ушел на кухню договаривать. Голос зазвучал значительно тише. Через минуту он ворвался обратно: - Опаздываю, бегу, целую! – скороговоркой выпалил он и вышел в прихожую одеваться. Я пошла за ним.

– Вопрос первый. Тебя сегодня ждать? Вопрос второй. Завтра тридцать первое декабря. Новый год.

Семен остановился и наморщил свой ровный греческий нос: - Училка, что тут можно сказать? Ответ первый. Мы взрослые свободные люди. Ответ второй. Мы завтра идем в ресторан с Игнатьевыми и Труновыми. Одень тот комплект с сапфирами и бриллиантами, что я привез из Франции. И то синее платье, что недавно купила. Помнишь, мне показывала? Не грусти. – Он щелкнул меня по носу, одел ботинки, куртку. И захлопнул дверь.

И такую жизнь я считала нормальной? Ду-ура!

Новый год мы встречали в самом престижном ресторане нашего города. Вокруг находились значимые люди. Играла легкая музыка. Я сидела, выпрямив спину, в сапфировом гарнитуре и синем платье, иногда прикладывая губы к бокалу с шампанским, не уменьшая его количество. Рядом со мной сидела жена директора складского комплекса Тамара Игнатьева, хорошенькая блондинка с силиконовым бюстом и губами, в бриллиантовом комплекте. Обтягивающее все прелести платье было серебристым. Короче, сверкала, аки снежный сугроб под фонарем. Она потягивала бейлис и рассказывала про плотный рабочий график, занятый с утра фитнесом, маникюршей, массажисткой, косметологом, магазинами и парикмахерской. Да мне за месяц столько не обойти, сколько в один день объезжает эта стойкая женщина! Я искренне ей посочувствовала. Мужики пили коньяк, на глазах становясь все хвастливее и хвастливее. Разговор с политики и количества заключенных сделок плавно перетек к качеству сидящих в зале женщин. Нас с Тамарой и Ольгой Григорьевной Труновой, женой местного пивовара, составляющего свой напиток все на тех же складах, уже не замечали. Я – мебель. Я – швейцарские часы. Потикать, что ли? А вдруг подумают, бомба? Вот будет умора! Куранты на Кремлевской башне пробили двенадцать. Мы дружно встали и выпили шампанского. Дядька, ведущий в этом ресторане новогоднее шоу, что-то кричал в микрофон, приглашая всех желающих идти запускать салют. Я встала.

– Ты куда? – вдруг заметил меня Семен.

– Смотреть фейерверк. – ответила я и пожала плечами.

– Ступай! – важно разрешил он и засмеялся.

Мне стало мерзко. Я надела легкое удлиненное пальто и в туфлях потопала на улицу. Мы приехали на машине мужа, и я не сочла нужным одеть что-нибудь теплое на ноги. Путаясь в полах и спотыкаясь на нечищеном льду, я упрямо брела по направлению к дороге. Хотелось поймать такси и уехать домой. Выпить бокал шампанского и сесть за пианино. Кругом рвались петарды, рассыпая в черном небе яркие и разноцветные звезды. Доковыляв до нашей центральной трассы, я встала на обочину и подняла руку. Мимо проезжали редкие машины, спешащие развезти предвкушающих пассажиров к праздничным столам. Я не выдержала и заплакала. У меня замерзли ноги и рассыпался в щебень гранитный пол моих надежд и чаяний. Вытирая мокрым платком мороженые сопли и согревая дыханием руки, я целеустремленно шла по обочине освещенной улицы, как вдруг сзади меня остановилась машина. Я обернулась. Меня освещал фарами огромный джип. Сквозь бликующие в этом ярком свете слезы, увидела, как открылись сразу с двух сторон двери и ко мне побежали две мужские фигуры. Совершенно закоченевшая, я молча стояла и ждала.

– Светлана Васильевна, как же это! Одна! Босиком! – раздался над моей головой родной голос Вани Бортникова.

– Опять вы. – выдохнула я и потеряла сознание. Наверное, от счастья.

Очнулась я, видимо, быстро, так как машина все еще стояла

на обочине. Я лежала, завернутая в куртки и какие-то тряпки на заднем сиденье. Моя голова была на коленях Бортникова-старшего. Он растирал мне руки. Ноги лежали на Бортникове-младшем. Он растирал мне ступни. Через чулки. Я открыла глаза и засмеялась. Мужчины облегченно выдохнули. Я попыталась сесть. Меня в четыре руки придавили к сиденью.

– Что с Вами произошло? Почему Вы в таком виде одна на дороге? – спросил Александр Иванович.

Я выдернула из его крепких пальцев одну руку, подняла кверху сапфировое колье и уточнила: - Вы про это?

Бортников-старший ахнул: - Да Вы сумасшедшая женщина!

– Нет. – констатировала я, возвращая свою ладонь обратно.

– Что. С. Вами. Произошло? – на меня смотрели две пары самых удивительных глаз в мире.

– Я шла из ресторана. Домой.

– Может, позвонить Вашему мужу? – нерешительно предложил Александр Иванович.

– Извините, не хотела портить вам праздник. – Я вырвалась и села между ними. – Выпустите меня, я пожалуй, пойду.

– Мы отвезем Вас! – воскликнул младший.

А старший догадался включить свет.

– Нет, - сказал он, глядя на меня. – Мы приглашаем Светлану Васильевну в нашу зимнюю сказку. Как думаешь, Вань, у нас найдется еще пара валенок?

Иван засмеялся: - Найдется, размера сорок четвертого. Как раз вся целиком и поместится!

Я открыла рот.

– Возражения не принимаются! – отрезал старший и сел за руль. Ванька, напротив, остался рядом, и тесно прижал меня к себе. Я быстро согрелась и, склонив голову ему на грудь, задремала. Мне было хорошо, уютно, спокойно и правильно.

Я проснулась оттого, что машина, скрипнув тормозами, остановилась, и Ваня прошептал мне в макушку: - Светлана Васильевна, пора вставать! Приехали.

Открыв сонные глаза, я посмотрела вокруг. Мы стояли на лесной поляне. Свет фар выхватывал справа и слева от машины толстые заснеженные ели. Прямо перед нами стоял сказочный двухэтажный деревянный теремок.

– Это домик Бабы-Яги? – Поинтересовалась я.

– Это дача главврача одного военного госпиталя. – Спокойно заметил Александр Иванович и, не выключая зажигания, вылез из машины. Ванька расцепил руки, которыми крепко прижимал меня к себе, поправил сползшую с моих ног свою куртку и строго сказал: - Вы тут сидите, грейтесь! На улицу не вылезайте. Мы растопим камин и включим отопление. Дом нагреется, и мы Вас заберем!

– Ваня! – взмолилась я. – Я тоже хочу помочь. Мне уже тепло. Просто поищи какую-нибудь старую одежду: свитер, носки… Пока вы будете заниматься хозяйством, я успею чего-нибудь приготовить.

Парень кивнул головой и ушел в ночь. Я осталась в машине одна. Пользуясь моментом, сняла колье с шеи, вытащила тяжелые сережки и убрала все эти украшения в крохотную сумочку, висевшую на моем запястье. Подумала и туда же опустила перстень и обручальное кольцо. Потом потихоньку переползла на передние сидения и заглянула в салонное зеркало. Косметика вроде не растеклась. Молодцы итальянцы. Действительно водостойкая, перенесла такой слезопад и обледенение! Я полезла в бардачок в поисках салфетки. У каждого уважающего себя водителя они должны лежать именно там. Вот они, родимые! Одну вытащила и начала стирать с лица пудру. Уж на ней-то следы остались точно! Испачкав четыре влажные салфетки, но зато стерев с лица результаты моей недавней слабости, я с интересом начала оглядываться. Мужчины уже включили в доме свет, и из трубы тянулся белый дымок. Вокруг застыл безмолвный зимний лес. Сквозь стволы вековых сосен и елей едва проглядывался далекий забор. Я обернулась назад. Там были открытые ворота и подъездная дорога. Причем, чищенная. И лучше, чем в городе. Внутри периметра, конечно же, были сугробы. Но тяжелый джип их продавил, как ледокол вечные арктические льды, и теперь, негромко урча мотором, стоял практически у самого дома. Интересно, а где мы? Я еще раз с любопытством повертела головой. Муж недавно что-то говорил про элитный поселок, построенный в лесу в десяти километрах от нашего города. Вроде как, в заповедной зоне. Чистая и быстрая река Лачесть, широкая в этом месте, делала большую петлю вокруг соснового бора. Песчаная земля, смолистый воздух… И самые уважаемые жители нашего города. Причем, совсем ограниченный круг. Избранные, так сказать. Семен так хотел попасть в их число! Может, как раз сюда и занесло меня волею судьбы? И, если это так, то каким ветром задуло в их среду пусть и главврача, но в-общем, совсем не элитарного человека? Как же назывался этот поселок? Липки, Вишенки… не помню. Я поерзала на слишком большом для меня сиденье и поджала ноги под себя. Посмотрела на сумочку в своих руках. “Не дай Бог, потеряю в сугробе!”- подумала я и, открыв бардачок, убрала ее вовнутрь.