Фиолетовый

Полякова Татьяна Викторовна

— Никаких звуков в тот момент, напоминающих удушение человека, не раздавалось?

— Нет. Грохот был. Анжела орала и сквернословила, как всегда, да и только. А что, собственно, случилось? Вы кто? Андрей, что происходит?

Парни заученными движениями нырнули по карманам и сунули ей под нос по удостоверению. Позабыв, правда, распахнуть, как положено.

— А-аа, понятно. И что же, вы решили Андрея за скандалы забрать? Так она всегда провоцировала, — решила валять дурочку Татьяна, чтобы задержать их всех троих в этом коридоре еще хоть ненадолго. — Его и слышно не было. Она скандалила.

— Доскандалилась, —

вздохнул тот, что стоял чуть дальше. — Убита она. Убита своим женихом.

— Не может быть! — Это вырвалось у нее совершенно без фальши. — Этого не может быть! Он не мог! Он не убийца!

— Почему вы так решили? — Тот, что был ближе к ней, буквально втиснул Таню в ее же номер, прикрыл дверь за собой и впился в переносицу девушки уставными серыми глазами. — Откуда такая уверенность, Татьяна, что этот молодой человек не мог убить свою невесту?

— Так я… Я видела его, когда шла с пляжа, — начала она тараторить, чувствуя себя очень неуютно в обществе этого человека, который наверняка был ее ровесником, только сейчас удалось рассмотреть, важничал просто чрезмерно, тем и смущал.

— Где видели, с кем? — Он усмехался и даже не делал попытки что-то записать с ее слов, хотя блокнот торчал у него из кармана джинсов, а авторучка болталась в рубашечном кармане.

— Он сидел в ресторане на набережной, — она быстро вспомнила название. — Пил там. Я зашла, спросила у девушки, давно, мол, пьет?

— И что она сказала? — Он вздохнул, и глаза его заволокло тоской.

— Сказала, что часа три, не меньше.

— Во сколько это было? Во сколько вы шли с пляжа?

— В начале шестого. Он уже был пьян и сидел там минимум три часа. Стало быть, отсюда он ушел в три, плюс-минус пятнадцать минут. Если Анжела умерла позже, то Андрей…

— Это уже экспертиза наша установит, во сколько именно умерла Анжела, — перебил он ее брюзгливо.

— Установить-то, установит, а… А Андрей, что будет с ним?

— Будет сидеть, пока идет следствие, — равнодушно подергал жесткими плечами молодой парень с серыми глазами, в которых теперь не читалось ничего, кроме твердой уверенности, что дело об убийстве отдыхающей он уже почти раскрыл. Что для него все яснее ясного. Что преступника искать не придется. Вон он, топчется с ноги на ногу в коридоре, в туалет просится. Пьяный в хлам и расцарапанный также, потому и пиджак надел в сорокаградусную жару, и смотался с места преступления горе заливать. И уехал бы наверняка, да паспорт его у хозяев гостиницы на прописке именно сегодня оказался, а те уехали за вином в соседний поселок на винзавод. Вот незадача, да?! Убил бы днем раньше или позже, и сейчас бы уже колыхался на вагонной полке или в автобусе дремал.

Все это поняла по его взгляду Татьяна молниеносно, и сомнений никаких у нее не возникло — искать настоящего убийцу никто не станет. Андрей обречен.

— Вы понимаете, он не убивал, — как можно проникновеннее произнесла она снова.

— Разберемся. — Парень повернулся к ней спиной, потом вдруг опять развернулся и с ревнивым каким-то смешком поинтересовался: — А с чего вдруг такая уверенность в его невиновности, а?

— Он… Он хороший парень. Это она была гадкая и непристойная. А он хороший.

— Хорошие тоже убивают, — возразил он. — А еще почему он не мог убить, по-вашему?

— Ну… Он мне нравится, — вдруг непонятно с чего разоткровенничалась

она и попятилась, потому что молодой милиционер неожиданно рассмеялся. — Ничего смешного, между прочим. Мне плохие люди никогда не нравились. Это где-то на уровне подсознания! Если вот нравится мне человек, значит, он хороший. А если нет, то…

— Я понял, — потушил он взгляд, сразу отгородившись от нее казенностью фраз. — Разберемся. Если возникнет необходимость, мы вас вызовем для допроса.

Ей этого показалось мало, и она рванула следом за милиционером, который наверняка был ее ровесником, в коридор. Андрей с сопровождающим все еще был там.

— Андрей, — позвала она его и едва не расплакалась от того, как он на нее посмотрел.

Он как будто в чем-то каялся, глядя на нее с болью и виной. Каялся в чем-то, чего еще и сам не осознавал. Да он ничегошеньки не помнит, хотела она закричать, когда поняла, прочувствовала всю его растерянность. Он не может ничего помнить, напившись до визга в такую-то жару. Ему сейчас можно предъявлять обвинение в любом преступлении, он все признает.

— Андрей, ничего не подписывай! — крикнула она, тут же нарвавшись на отвратительно колючий взгляд серых глаз. — Не подписывай, слышишь? Я найду тебе адвоката.

Его увели очень быстро. Ни наручников, ни сцепленных за спиной рук, ничего этого не было. Да и милиция была не в форме. Валечка же говорила, что все сделают очень тихо, без лишнего шума, чтобы не нервировать отдыхающих. Так и сделали. За ужином в кафе никто не обсуждал случившееся, стало быть, никто ничего не знал. Как труп удалось вынести, не привлекая внимания, одному богу и хозяевам с прислугой было известно. Валечка время от времени стреляла в ее сторону глазами и прикладывала указательный палец к губам, призывая к молчанию.

А потом и вовсе веселье началось. В кафе зашел хозяин гостиницы, начал балагурить с москвичами. Одна из дам возьми и спроси про сладкую парочку. На что хозяин равнодушно хмыкнул, буркнув, что те съехали. Что, мол, от отдыхающих жалобы начали поступать, ребят и попросили. Завтра, мол, в их номер уже другие въезжают по брони.

Все! Это был окончательный приговор Андрею. Если завтра заселяются другие приезжающие, то сегодня вечером горничная Лена должна будет вылизать номер до стерильного блеска. Стало быть, провести осмотр места происшествия не представится возможным. А ведь сегодня экспертов не было! Мертвую Анжелу просто по-тихому вынесли, может, даже и в груде белья, на тележке вывезли, чтобы не пугать никого. А с Андреем эти двое вышли так, будто не в застенки его повели, а в местный кабак, отметить знакомство. Им-то все заведомо ясно — он убил, кого еще искать!

А ведь убить ее мог кто угодно. Любой из тех, кто несколько предыдущих дней уничтожал ее своим взглядом, задрав голову к балкону. Кто этим своим взглядом срывал с нее короткий халатик, под которым не было белья. Кто валил ее на пол, мял, тискал, терзал, мстил за то вожделение, в котором сгорал так долго и которое отчаянно прятал от остальных присутствующих здесь.

Кто это мог быть, тут же задалась вопросом Татьяна, внимательно рассматривая каждого. И тут же самой себе ответила — каждый, в кого ни ткни пальцем. Каждый ее хотел, каждый завидовал Андрею, и каждый из присутствующих это тщательно скрывал. Во всяком случае, пытался…