Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Фирдоуси Хаким Абулькасим

[Афрасиаб посылает войско к Пирану]

Известье Пиран, возглавляющий строй, Послал Афрасьябу ночною порой: «Кимвалов иранских разносится гром, ¹⁵¹⁰⁰ С Гудерзом и Гивом, и Тусом-вождём Нагрянуло войско. Поймал я врагов В силки назидательных вкрадчивых слов. Пришли мне дружину бойцов удалых, На славу попотчуем недругов злых! На стан их нежданной грозой налетим, Их землю набегом в пустырь обратим. Иначе — за смерть Сиавуша-царя Мстить будут нам вечно, враждою горя». Владыка встревожась от этих вестей, ¹⁵¹¹⁰ Призвал предводителей рати своей, Пирана-вождя передал им слова. Окончен совет, и Турана глава В поход снаряжает столь мощную рать, Что солнцу уж сумрак невмочь разогнать. Нет воинам счёта, не видно земли. В пути девять дней и ночей протекли. Примчались к Пирану; им вождь раздаёт Динары, и войско выводит в поход. Обет примиренья коварно поправ, ¹⁵¹²⁰ Он к Шехду с бойцами несется стремглав. С известьем дозорные к Тусу пришли: «Кимвал водрузить на слона повели! Одну только ложь говорил нам Пиран: Страшась пораженья, задумал обман. Уж виден вождя вероломного стяг, Уж войско вдоль берега выстроил враг». И Тус-предводитель, к сраженью готов, С кимвалом на поле выводит бойцов. Сошлись, двум горам необъятным под стать, ¹⁵¹³⁰ Иранская рать и туранская рать. Чуть виден за пылью небесный кристалл — Так пламень бы в водной пучине мерцал. Секиры и копья сверкают в пыли — Сказал бы, тюльпаны вокруг расцвели. Мелькание шлемов, щитов, кушаков, Украшенных золотом... Блеск их таков, Что кажутся тучей они золотой, Заспорившей вдруг с темнотою густой. Бойца булавой поражает боец — ¹⁵¹⁴⁰ Так молотом бьёт в наковальню кузнец. Ты скажешь, вина заструилась река, А копья встают, как стена тростника. Немало арканами схвачено шей, Немало зарублено славных мужей. Ты саваном панцири их назови, А ложе им — прах, обагрённый в крови. Во мраке эбеновом пурпур цветёт И грохот кимвала летит в небосвод. Венец ли добыть меченосцу дано, [530] ¹⁵¹⁵⁰ Погибнуть ли в жарком бою суждено, Пить мёд иль отраву — различия нет: Покинет он — рад иль не рад — белый свет. Для блага иль зла мы из жизни уйдём — Не знаем, но плачем при мысли о том.

530

15149—15154 Лирическое (философское) отступление — нередкая концовка Фирдоуси.

[Битва Туса с Эрженгом]

Эрженга Туран восхвалял, ездока, Чья слава, как небо, была высока. Пыль тучей вздымая, Эрженг-исполин Соперника ждёт из иранских дружин. Лишь всадника издали Тус разглядел, ¹⁵¹⁶⁰ Клинок обнажил он и грозно взревел. Сын храбрый Зереха услышал: «Скажи Мне имя, сородичей мне укажи!» Ответ был: «Эрженг я, чей гибелен гнев, Воинственный, страха не знающий лев. Прах тотчас я кровью твоей орошу, Без жалости войско твоё сокрушу.» Угрозой противника Тус пренебрёг, [531] Рукой богатырскою острый клинок Занёс над главою противника он, — ¹⁵¹⁷⁰ Ты скажешь, безглавым Эрженг был рождён! Смутились туранцы: другой ни один Сразиться с вождём не дерзнул исполин. Тогда занесли булавы и мечи Герои Турана, бойцы-силачи, Друг другу кричат, словно львы разъярясь: «Все разом мы станем разить в этот раз! В бой ринемся, страх на врагов наводя, В глазах потемнеет у Туса-вождя!» Но молвил Хуман: «Нынче в бой не пойдём, ¹⁵¹⁸⁰ И вы, храбрецы, не тужите о том! Коль мужа, который бесстрашен и лют, На поле сраженья иранцы пошлют — Соперника вышлем навстречу ему, Увидим, судьба улыбнётся кому. Нам первым не должно на них нападать, Разумней теперь на спешить — выжидать. Когда же иранский поднимется стан И грянет у ставки вождя барабан, Тогда, ухватив рукояти булав, ¹⁵¹⁹⁰ Подальше от берега место избрав, Нагрянем, и пусть разгорится борьба, И нам да помогут Творец и судьба!»

531

15167 Здесь два бейта оригинала отражены в двух стихах перевода, т. е. как бы выпадает один бейт.

[Битва Хумана с Тусом]

И вот уж Хуман разъярённый в седле — Ты скажешь: летит богатырь на орле. С Эльборзом-горой под покровом брони Иль с башней железной его ты сравни. Оставив дружину, вперёд он летит, Секира в руке богатырской блестит. Навстречу,

исполнившись жаждой борьбы, ¹⁵²⁰⁰ Тус ринулся яро при звуках трубы. Презрительно Тус восклицает: «Так вот Твой отпрыск, Висе злополучного род! Повержен был мною Эрженг-исполин, Сильнейший из витязей ваших дружин. Ты мстить за него собираешься мне, С секирой примчавшись сюда на коне! Главою иранского шаха клянусь: Без панциря, шлема и палицы Тус Средь поля сейчас на тебя налетит ¹⁵²¹⁰ Злей горного тигра, что жертву когтит. Узнаешь, каков исполина удар, Когда нападу я, неистов и яр!» Тут слово ответное богатыря Послышалось: «Полно, бахвалишься зря! Пускай одного ты беднягу легко Осилил — не мни о себе высоко. Эрженга припомнил! Ему ли со мной Равняться? Я хваткой владею стальной. Воители ваши не знают стыда, ¹⁵²²⁰ Течёт у них в жилах не кровь, а вода! Иль сил недостало у тех воевод, Что в бой вместо них предводитель идёт? Где Гив и Бижен, украшенье дружин, Где славу стяжавший Гудерз-исполин? Возглавлена войска средина тобой — Зачем безрассудно стремишься ты в бой? Мудрец как чужого тебя отметёт, Разумный тебя одержимым сочтёт! Вернись, предводитель, под знамя Каве, ¹⁵²³⁰ Тебе ли сражаться — дружины главе! Найди награждённого шахом бойца, Такого, что княжьего ищет венца; Пусть он в удалой поединок идёт, Искусством искуснейших здесь превзойдёт! Ведь если повержен ты будешь — беда Воителей ваших постигнет тогда. Дружина, оставшись безглавою вдруг, Погибнет иль тяжких натерпится мук. В Иране я после Ростема-бойца ¹⁵²⁴⁰ Не знаю другого, как ты, храбреца. Цари миродержные — предки твои, Один ты выигрывать в силах бои. Правдивому слову внемли моему, В свидетели душу и сердце возьму: Любой из мужей, закалённых войной, Страшится вступить в поединок со мной». Но Тус восклицает: «Прославленный муж! Я вождь, но и мощный воитель к тому ж. Ведь рать и тобой, именитым, горда — ¹⁵²⁵⁰ Зачем же сражаться пришел ты сюда? Коль хочешь совету разумному внять, Коль дружбу мою согласишься принять — С Пираном, главою отважных, вдвоём Предстать поспеши пред иранским царем. Доколе не будет в бою сметена [532] Туранская рать — не утихнет война. Словами моими страшись пренебречь, Чтоб участи горькой себя не обречь! Пусть в бой против нас устремляется тот, ¹⁵²⁶⁰ Кого по заслугам возмездие ждёт; Пролившие кровь, да погибнут они! Ты к голосу разума слух преклони. Мне тот повелел, кем возглавлен Иран: — Не должен в сраженье погибнуть Пиран! Я тем добродетельным мужем любим, Кормильцем, наставником был он моим. С ним в битву не рвись; все усилья к тому Направь, чтоб совету он внял твоему». Туранец на это промолвил в ответ: ¹⁵²⁷⁰ «Царю своему — будь он прав или нет — Во всем повинуется каждый из нас: Священный закон — властелина приказ. Пиран воевать против воли пришёл; Велик он душою и сердцем не зол». Меж тем как воителя Тус убеждал, Гив гневный, лицом пожелтев, как сандал, Примчался, всклубив тёмной тучею прах. «О Тус именитый! — вскричал он в сердцах. — Коварный воитель туранской орды, ¹⁵²⁸⁰ Что гневом пылая покинул ряды, О чем это втайне так долго с тобой Толкует? Когда же начнёте вы бой? Не вздумай искать примирения! Меч Один пусть ведет с неприятелем речь!» Хуман, к удальцу гневный лик обратив, В ответ восклицает сурово: «Эй, Гив, Из витязей-персов злочастнейший перс! Да сгинешь и ты, и отец твой Гудерз! Давно ли в Ладене ты видел меня? [533] ¹⁵²⁹⁰ С индийским булатом вскочив на коня, Разя без пощады в кровавом бою, Гошвадову всю истребил я семью. Как лик Ахримана, твой век омрачён, И в доме твоём — несмолкаемый стон. Пусть буду я Тусом в сраженье убит — Ужели кимвал боевой замолчит? Отмстят за меня Афрасьяб и Пиран — Грозой на иранский обрушатся стан! Но если я Туса повергну сейчас, ¹⁵³⁰⁰ Ирана никто не увидит из вас. Ты здесь пререкаешься с Тусом-вождём — О брате бы лучше лил слёзы дождём!» Тус молвит Хуману: «Кичиться к чему? На поле борьбы горячиться к чему? Морщинами гнева изрезав чело, Сойдёмся! Сразиться нам время пришло». «Что ж, — слышит он, — смерть предназначена всем! Царю и герою, носящему шлем. Коль время угаснуть по воле судьбы — ¹⁵³¹⁰ Не лучше ль погибнуть на поле борьбы От мощной руки удалого бойца, Искусного в битве вождя-храбреца!» Сжав тяжкую палицу мощной рукой, Тут стал нападать то один, то другой. Земля задрожала, и солнечный день Внезапно окутала мрачная тень. Ночь будто нависла над полем, исчез Лик солнца, не видно высоких небес. Бьют, лязгают палицы, сделалось вдруг ¹⁵³²⁰ Железо — что Чача изогнутый лук. [534] Как в бурю, река взволновалась, металл, Казалось, уже в небесах грохотал. От этих ударов и смерть задрожит. Сказал бы: не головы в шлемах — гранит. Огонь высекая, гранит и булат Сшибаются. Вот уж мечами разят Соперники. Сила их столь велика, Что вдребезги оба разбились клинка. Уста пересохли. В поту и пыли, ¹⁵³³⁰ Бойцы к рукопашной борьбе перешли. Но сколько ни гнут, упершись в стремена, Не клонится долу глава ни одна. Вот лопнул Хумана кушак, и с коня Он спрыгнул, его на другого сменя. Тус руку тогда в свой колчан запустил, И лук тетивою тугой оснастил. Посыпался стрел сокрушительный дождь, Их яростно шлёт во все стороны вождь. ¹⁵³⁴⁰ По воздуху носится перьев орла Так много, что солнце окутала мгла. А стрел наконечники на поле том, Как будто алмазы во мраке ночном. Пал, раненный насмерть пернатой стрелой, Хумана-воителя конь удалой. С ним рухнул боец, но поднялся потом, От гибельных стрел прикрываясь щитом. Бойцы верховые туранских дружин. Увидя, что спешен Хуман-исполин, Что поле сраженья покинуто им, ¹⁵³⁵⁰ К нему поспешили с конем боевым. В тузийском седле очутившись, ездок [535] Сжимает индийский булатный клинок. Но тут меченосцы туранских дружин Воителя стали просить, как один: «Довольно, о доблестный! Близится ночь, Сегодня уж больше сражаться невмочь». И внял им Хуман. Вот он в стане своём. Приветствует брата воздетым копьём Пиран. Оглашается кликами стан: ¹⁵³⁶⁰ «Да здравствуешь, доблестный витязь Хуман! Во прах да повергнешь врага своего, [536] Да будет уделом твоим торжество!» Воители просят: «Скажи, не тая, Чем с Тусом окончилась битва твоя? Кто ведает, кроме благого Творца, Как наши тревогой терзались сердца!» И слышен Хумана ответ: «Удальцы, В боях закалённые други-бойцы! Ночь минет — нам день улыбнётся тогда. ¹⁵³⁷⁰ Для нас засияет победы звезда, Великое вас ликование ждёт, Мне счастье ниспослано будет с высот!» А в стане иранском воинственный Тус Не спал до зари, возглашая: «Клянусь, В бою не Хуману сравниться со мной, Лишь тигру под силу сразиться со мной! [537] Надвинулся вечер, в агатовой тьме [538] Рассыпало небо свои шемаме. И стража у каждого встала шатра, ¹⁵³⁸⁰ И конным дозорам не спать до утра.

532

15255—15256 В оригинале:

к"aз ин кине-та зенде ман"aд й"aки

н"aйасуд х"aх"aд сеп"aх "aнд"aки,

т. е.

«пока кто-либо останется в живых от этого мщения,

Не будет никакого покоя войску».

533

15289 Ладен — здесь, по контексту, название места, где не так давно сражались Гудерз с Гивом против Пирана. Лад"aн (ладан) — в нарицательном значении — известное пахучее вещество.

534

15320 Чача изогнутый лук.— О знаменитых луках Чача-Ташкента см. прим. 3580 в томе I.

535

15351 Тузийское седло — в оригинале: зин-е тузи, по-видимому, относительное образование от названия города— туз (тoж), очевидно, славного своими седлами.

536

15361—15362 Бейт переставлен ниже, чем в оригинале.

537

15376 Здесь в тексте Вуллерса стоит заголовок, перенесенный в переводе на два бейта (четыре стиха) ниже.

538

15377—15378 В оригинале:

«Когда высокий небосвод сделал венец [увенчал себе венцом] из черного камня (шебех)

 Разбросал ароматную смесь (шемаме) на лазурь».

Ш"aб"aх () — род драгоценного, черного цвета камня (условно — агат), ш"aмаме — ароматические черные от мускуса «таблетки» в золотой оболочке.

[Второе сражение иранцев с туранцами]

Вот солнце в созвездии Рака взошло, [539] И мир побелел, как румийца чело. У ставок обеих кимвалы гудят, И слышен трубы громозвучной раскат. Стемнело вокруг от знамен боевых — Лиловых, багровых, стальных, голубых. Сверкают в руках булавы и клинки. Готовы уж ринуться в бой седоки. Весь мир от земли до седых облаков, ¹⁵³⁹⁰ Казалось, оделся в железный покров. От пыли, конями вздымаемой, мгла Лик солнца завесой густой облекла. Ржут кони, грохочет огромный кимвал: То небо обрушилось, ты бы сказал! С блестящей секирой глава силачей — Хуман предстает пред дружиной своей И молвит: «Как только помчусь я, крича, Подобного вихрю коня горяча — Пусть каждый, булат с булавою схватив, ¹⁵⁴⁰⁰ Щитом из Китая чело защитив, К поводьям пригнувшись, помчится вперёд! Ни копий, ни стрел не пускайте вы в ход, Лишь сталью мечей и железом булав Разите, как учит могучих устав. И каждый пусть бросит поводья, готов Удары встречать, нападать на врагов». Так молвив, Хуман, исполинов глава, К Пирану понёсся стремительней льва. «О витязь, — воинственный брату сказал, — ¹⁵⁴¹⁰ Открой поскорее заветный подвал. Расстанься с казною богатой своей, Доспехов, оружья бойцам не жалей. Коль наша дружина в бою победит, Нас небо щедротами вознаградит». А в стане иранском Тус храбрую рать Построил — фазаньему оку подстать. [540] Мужи славословьем встречают его, Храбрейшим бойцом величают его: Ведь он победил во вчерашней борьбе, ¹⁵⁴²⁰ Хумана обрёк незавидной судьбе. Гудерзу сказал возглавляющий рать: «На правду глаза нам нельзя закрывать. Коль выведу в поле дружину свою, Нас полчища вражьи осилят в бою. Во прах упадём, умоляя Творца, От зла и гордыни очистив сердца, — Быть может, Всевышний протянет нам длань, Иначе — грозит нам погибелью брань. Обутые в злато с тобой во главе ¹⁵⁴³⁰ Пусть ныне пребудут под стягом Каве. Сегодня спускаться не следует с гор, Вступать нам не время в воинственный спор. Две сотни врагов на бойца одного — Ужели в сраженье нас ждёт торжество?» Ответил Гудерз: «Коль захочет — от нас Несчастье Йездан отвратит в этот час. Не в численном, знай, превосходстве тут суть. В воителей должно надежду вдохнуть! А если погибнуть назначил нам рок — ¹⁵⁴⁴⁰ Поверь, не продлим осторожностью срок. Построй же, как должно, для битвы войска, Пусть душу твою не терзает тоска». Тус войско в порядке повёл боевом. С кимвалом, слонами мужи за вождём Помчались. За гору обоз отошёл, [541] Строй правый Гудерз именитый повёл. На левом крыле повели храбрецов Горгин и Роххам, украшенье бойцов. Грохочет кимвал, трубный слышится стон, ¹⁵⁴⁵⁰ Сказал бы ты, купол небес потрясён. Растерзано сердце вертящихся сфер, Лик солнца от пыли туманен и сер; [542] Такою громадой она поднялась, Что ратное поле сокрыла от глаз. Мечи и шеломы огнями горят, Ты скажешь, — алмазный посыпался град. Не счесть смертоносных булав и клинков В руках у вождей и простых ездоков. Скажи: вся земля из копыт или лат, ¹⁵⁴⁶⁰ А воздух — железо и медь, и булат. Кровь морем простор затопила, мечи Блистают, как факелы, в тёмной ночи. Всех медь оглушила, гремя и трубя, От шума бойцы уж не помнят себя. Гудерзу сказал предводитель тогда: «Удачи моей угасает звезда. Недаром предсказывал мне звездочёт: Сегодня, полночи едва протечёт, Обильнее тучи нагрянувшей, вновь ¹⁵⁴⁷⁰ Прольётся иранских воителей кровь. Страшусь: принесёт нам несчастье война, Победа враждебным войскам суждена». Но Гив и Роххам, Гостехем и Ферхад, Шейдуш и Борзин, и отважный Хоррад Помчались вперёд, возмущенья полны, Безудержной жаждою мщенья полны. Раздался воинственных возгласов гром. Что лютые дивы, во мраке густом Навстречу несётся воителей строй, ¹⁵⁴⁸⁰ Хуман возглавляет их, сходный с горой. Мечи и секиры, и палицы сплошь: Где повод, где стремя — уже не поймёшь. Храбрейших бойцов из обеих дружин Избрали, чтоб биться один на один. С Нехелем сын Гива, герой Горазе, [543] Два витязя мощных, подобных грозе. Роххам с Фершидвердом, отважен любой; С Леххаком Шейдуш бурно ринется в бой. С кипучим Биженом — бесстрашный Гольбад, ¹⁵⁴⁹⁰ Тот — вихрю степей, этот пламени брат. Шидрох против Гива — воинственный вождь, — [544] Прославлены в мире их доблесть и мощь. С Пираном — Гудерз, против Туса — Хуман; Нет места уловкам, отвергнут обман. Хуман возглашает: «На поле войны Не так, как вчера, мы сразиться должны: Сегодня и след их должны мы стереть, Чтоб с нами тягаться не вздумали впредь!» Вот Тус-предводитель выходит вперёд, ¹⁵⁵⁰⁰ С литаврами пешее войско ведёт; Пред конницей встав, у передней черты Построились; копья у них и щиты. «Не двигайтесь, — учит он войско своё, — Пусть каждый поднимет и щит и копьё! Увидим, у них каковы удальцы, Как в битве разят булавою бойцы».

539

15381 Т. е. солнце достигло созвездия «Херченг» (Рака), а это бывает в разгаре лета.

540

15416 В переводе отклонение от буквы оригинала, где, как обычно, проводится сравнение с «глазом петуха» — ч"aшм-е хорус (но, правда, и самца-фазана иранцы именуют петухом).

541

15445 В оригинале: «пешим к горе отошёл вместе с обозом Тус» — как старший, возглавивший центр, имея на правом крыле Гудерза, на левом — Роххама и Горгина.

542

15452 В оригинале: «Весь рот (вариант — вся глотка) солнца был полон прахом» (х"aме кам-е хоршид пор хак буд).

543

15485 Нехель () — туранский богатырь.

544

15491 Шидрох (), — имя не ясно, наиболее вероятное предполагаемое осмысление: «солнцеликий», а написание в оригинале — арабизованное искажение (?). Источники дают варианты произношения: Шитарах, Шейтарах, Шитерах и Ситарах — с неясной этимологией.

[Туранцы колдуют над иранской ратью]

Туранец Базур жил в ту пору, молва Гремела о силе его колдовства. К злым чарам тайком прибегать он привык, ¹⁵⁵¹⁰ Знал Чина язык, пехлевийский язык. И слышит волшебник Пирана приказ: «На гору подняться ты должен сейчас. Колдуй, заклинай, а заклятия цель — Наслать на иранцев мороз и метель». И вот на вершину взошел чародей, И стужа иранских бойцов и вождей Сразила. Напрасно грохочет кимвал — Злой холод воителям руки сковал. Средь снежного ада клич ярый взгремел, ¹⁵⁵²⁰ Посыпался ливень губительных стрел. Туранцам Пиран повелел наступать, И ринулась грозной лавиною рать. Пред ней беззащитны иранцы в бою: У каждого руки примерзли к копью. Тут с яростным воплем, как злой Ахриман, Примчавшись, напал на иранцев Хуман. Казалось, кровавое море текло, Так много иранских бойцов полегло. Повсюду лежат недвижимы они, ¹⁵⁵³⁰ Снег с кровью смешался. Куда ни взгляни — Сугробы и груды поверженных тел. Стал тесен для воинов поля предел. Тут к небу высокому руки с мольбой Простерли иранцы и вождь боевой: «О Ты, вознесённый над знаньем людским! Всё видишь, хоть сам Ты для смертных незрим! Рабы Твои слабые, грешные мы, Взываем к Тебе, неутешные, мы. Над лютою стужей и жарким огнём ¹⁵⁵⁴⁰ Ты властен: смиренно мы помощи ждём! Лишь ты к избавлению знаешь пути, Других избавителей нам не найти!» Тут сведущий некий воитель призвал Роххама, и место ему указал, Где злобный Базур колдовал той порой, Сокрывшись от глаз за крутою горой. И поле сраженья покинув, Роххам Помчался стремительно к тем высотам, Кольчугу свою подвязал и взошёл ¹⁵⁵⁵⁰ На гору. Виновник страданий и зол, Роххама на круче завидев едва, В бой ринулся грозно. Его булава, Из стали китайской, готова крушить. Меч острый Роххам поспешил обнажить И руку отсёк чародею. Тотчас Грозящая смертью метель улеглась, Очистилось небо от гибельных туч. Иранский воитель, удал и могуч, С добычей своею — рукой колдуна, ¹⁵⁵⁶⁰ Спустился в долину, погнал скакуна. Как будто ни вьюг не бывало, ни бурь; Вновь солнце сияет и блещет лазурь. Отцу он поведал о злом колдуне, Что мукам обрёк их в кровавой войне. Взирают иранцы, печали полны: Их кровью затоплено поле войны. Завален широкой равнины предел Телами без глав, головами без тел. Гудерз предводителю Тусу сказал: ¹⁵⁵⁷⁰ «Теперь не нужны ни слоны, ни кимвал. Пусть каждый сразится булатным мечом: Иль будем убиты, иль их перебьём. Что проку от луков, арканов и стрел? День гибели нашей, как видно, приспел!» Ответ был: «О доблестный, видевший свет! Ненастья и вьюги уж более нет. Помог нам Создатель, воспрянула рать, К чему же на гибель себя обрекать! Не должно идти в наступленье теперь: ¹⁵⁵⁸⁰ На нас нападут они сами, поверь. Ты здесь оставайся у войск во главе, [545] С мечом закалённым, под стягом Каве. На правом крыле Гив с Биженом пойдёт, А левое пусть Гостехем поведёт. Пред войском помчатся Роххам и Шейдуш, Еще Горазе, многодоблестный муж. Коль в этом сраженье мне смерть суждена, Дружина с тобою вернуться должна К владыке. Не лучше ль главу мне сложить, ¹⁵⁵⁹⁰ Чем сдаться врагу, обесславленным жить! Влекомый тщетою, о доблестный, сам В тиски сгоряча не кидайся к врагам. Мир полон страданий и бед, оглянись; За блеском все новых побед не гонись. Страданья в грядущем доставят они И веку тебе не прибавят они». Вновь слышен кимвала воинственный зов, Бой гонгов и труб оглушительный рёв. Вновь клики бойцов распалённых звучат, ¹⁵⁶⁰⁰ Бряцают мечи и секиры стучат. От копий и стрел, и булав — темнота, Ты скажешь, смолою земля залита. Голов окровавленных груды кругом И палиц немолчный разносится гром. Мрак чёрный иранцев звезду поглотил, Их в бегство бесславное враг обратил. Лишь Тус и Гудерз, многодоблестный муж, Гив храбрый с Биженом, Роххам и Шейдуш Да горсть окружающих Туса мужей, ¹⁵⁶¹⁰ Героев прославленных, знатных вождей, — [546] По-прежнему бьются, отваги полны. Искатели славы на поле войны Льют кровь неустанно, их гнев не утих, Но войско бежало, покинуло их. Тогда предводителю некий мобед Сказал: «Оглянись, уж воителей нет. В кольце очутившись, от вражьей руки Погибнуть не должен ведущий полки». Тус Гиву отважному молвил тогда: ¹⁵⁶²⁰ «Знать, разум у войска отшибла беда! Воители, с поля трусливо умчась, Врагам на расправу оставили нас. Скачи, да напомни им, гневен, суров, О чести царя, о насмешках врагов». И Гив обратившимся в бегство бойцам [547] На поле вернуться велит. Беглецам [548] Сказал с укоризной дружины глава: «Так вот ваша доблесть в бою какова! Но лик светозарного дня потемнел, ¹⁵⁶³⁰ В крови утопает равнины предел, Для отдыха должно приют отыскать, Коль нам суждено в эту ночь отдыхать. Негоже в степи оставлять мертвецов, Из праха под ними воздвигнем мы кров». Рыдая, стыдом и печалью полны, [549] Иранцы покинули поле войны.

545

15581 Предшествующий бейт оригинала отражён в переводе ниже: стихи 15591—15592.

546

15610 Здесь допущена перестановка стихов.

547

15625 В переводе опущена строка подлинника. Дословный перевод всего бейта:

«Пошел Гив и всё войско вернулось назад

Они увидели равнину и поле, полные убитых».

548

15626—15628 Дословно:

«Военачальник Тус так сказал, обращаясь к старшим (мехт"aран)

Это и есть сила и бой вождей (с"aран)?»

549

15635—15636 Этот бейт в тексте Вуллерса — Нафиси начинает следующую главу.

[Иранцы уходят на гору Хемавен]

Вот месяц над горной вершиной взошёл, Как царь-победитель на гордый престол. Пред войском своим возглашает Пиран: ¹⁵⁶⁴⁰ «Немногих сберёг неприятельский стан! Едва, темноту разгоняя, восход Топазовым морем зальёт небосвод, Мы всех истребим уцелевших врагов, Чтоб сердце себе истерзал Кей-Хосров». Весельем объяты, все двинулись в путь И сели, примчась, у шатров отдохнуть. Робабов и ченгов послышался звон, Туранское войско забыло про сон... А в стане иранском в тот горестный час ¹⁵⁶⁵⁰ Рыдали отцы, над сынами склонясь. Убиты и ранены сотни бойцов, Струится потоками кровь храбрецов. Уж мертвых равнина успела скопить Так много, что негде меж ними ступить. Всю ночь подбирали иранцы своих, На волю судеб оставляя чужих. И тех сожигали, что были мертвы, Живым —

налагали повязки и швы. Из рода Гудерза на радость врагам ¹⁵⁶⁶⁰ Немало погибло воителей там. И каждый иранец бедой потрясён, [550] Гудерза звучит раздирающий стон. Усыпал седины воителя прах. Одежды свои раздирая, в слезах, Взывает: «О кто же на старости лет Был жертвою столь сокрушительных бед? Зачем, седовласый, остался я жив, Сынов ненаглядных в земле схоронив? С рожденья — с того злополучного дня — ¹⁵⁶⁷⁰ Никто без кольчуги не видел меня, И рядом со мною кидались в бои Сыны удалые и внуки мои. Немало их в первом сраженье с врагом Погибло: совсем обезлюдел мой дом! Тогда и Бехрам несравненный угас: Сказал бы ты, солнце померкло для нас! Теперь и других я утратил сынов, [551] Прославленных, полных отваги бойцов». При вести печальной и Тус зарыдал, ¹⁵⁶⁸⁰ От горя лицом пожелтев, как сандал. Он тяжко вздыхает, из скорбных очей На грудь проливает кровавый ручей И молвит: «На горе в саду бытия Новзером прославленным выращен я! На свет не родись я — не знал бы в боях Стыда и печали о павших во прах. С тех пор как сражаюсь, я светлого дня Не видел, хоть смерть пощадила меня... Спешите собрать мертвецов дорогих, ¹⁵⁶⁹⁰ Сыщите снесенные головы их, Предайте земле, где молчанье и тлен... И после к соседней горе Хемавен [552] Везите и ратную кладь, и шатры; Становищем станут нам склоны горы. Пошлю донесенье владыке царей, Пусть нам подкрепление шлёт поскорей. Гонца уже раз посылал я, и весть Он, верно, успел властелину отвезть. К нам скоро, быть может, дружины оплот, ¹⁵⁷⁰⁰ Сын Заля — Ростем на подмогу придет». Так молвив, повёл он бойцов и обоз, И горесть о павших с собою унёс.

550

15661—15662 В оригинале бейта (с перестановкой полустиший в переводе) дословно:

«Когда услышал Гудерз — издал громкий крик

Земля от их воплей ("aз банг-е ишан) пришла в содроганье (букв. в кипенье)».

551

15677—15678 Здесь перевод следует варианту Парижского издания, помещенному у Вуллерса в примечании.

552

15692 Гора Хемавен — по контексту несомненно гора в пограничном районе. Сопоставление с реальной горой затруднительно.

[Туранское войско осаждает гору Хемавен]

[Вот мир лучезарным венцом озарён, Кафуром осыпан эбеновый трон. [553] Спит недруг. Усталость бойцов велика: Прошли уж десяток фарсангов войска.] Шли ночью и днём, выбиваясь из сил; Воителей голод жестокий томил, Душили их слёзы, страдание жгло, ¹⁵⁷¹⁰ И лица черны, как воронье крыло. И вот до горы Хемавен добрались, [554] Ряды за рядами к подножью сошлись. И Гиву сказал предводитель бойцов: «О витязь мудрейший, глава храбрецов! Три дня и три ночи наш длился поход, Без пищи, без сна мы стремились вперёд. Ты снедью себя подкрепи, отдохни, На ложе походном спокойно усни. Пиранова рать, в том сомнения нет, ¹⁵⁷²⁰ Немедля за нами помчится вослед. С Биженом оставь невредимых, а сам Спастись помоги изнемогшим бойцам». Истерзан тоскою и жизни не рад, Гив двинулся в гору, возглавив отряд. Увечных укрыл от грозящей беды И молвил, построив здоровых в ряды: «Горе суждено нам убежищем стать, Здесь плечи расправит усталая рать!» И тотчас посты он велел отрядить ¹⁵⁷³⁰ К подножью горы — за врагами следить. Гул, клики дозорных и топот, и звон... Из сердца горы словно вырвался стон! Лишь солнца лучи засияли светло, Туранское войско в движенье пришло. Клич грянул у ставки Пирана, как гром: Ты скажешь, земля закипела кругом. На поле войны, погоняя коня, Вождь рати помчался быстрее огня. Сказал он Хуману: «Теперь воевать ¹⁵⁷⁴⁰ Недолго осталось. Враждебная рать Разгромлена. Многих лишился Иран И полон увечными вражеский стан». Грохочут литавры, кимвалы гремят, Как буря, помчался передний отряд. Туранцы, достигнув подножья горы, Увидели только пустые шатры. Слух новый тогда до вождя долетел: «Иранцы бежали, их стан опустел». И клики веселья вокруг разнеслись, ¹⁵⁷⁵⁰ И воины слушать Пирана сошлись. Так вымолвил вождь: «Удалые бойцы, Стяжавшие славу мужи-мудрецы! Как действовать нынче, совет ваш каков? Безлюдье, безмолвие в стане врагов». Торопят вождя меченосцы, стрелки, С юнцами твердят заодно старики: «Иранское войско в смятенье бежит, В бою победили мы, недруг разбит. В их стане — лишь кровь, обагрившая прах ¹⁵⁷⁶⁰ Уместны ли ныне сомненья и страх? В погоню теперь поспешим за врагом, Мы проку не видим в решенье другом. Где скорость нужна — колебаться и ждать Безумней, чем в воду от бури бежать». Пиран отвечает: «Порою в войне Терпенье — поспешности лучше вдвойне. Узнайте: как море, безбрежную рать Успел повелитель Турана собрать. Той рати дождемся — так будет мудрей, ¹⁵⁷⁷⁰ Немало в ней доблестных богатырей. Тогда мы Иран обезлюдим вконец! Лишь так, не иначе рассудит мудрец». «О витязь! — на это Хуман отвечал,— Ты б сердце заботой себе не терзал. На что уж иранцы в сраженье смелы, На что мастера и меча, и стрелы, А всё ж боевые шатры в эту ночь На месте оставили, ринулись прочь. Уход их, пойми, безысходности знак! ¹⁵⁷⁸⁰ Бежали они поневоле. Итак, Не надобно мешкать, покуда придут К Хосрову, и новую рать соберут, Ростема призвав из Забула. Поверь, Бедою грозит промедленье теперь! Бежавшему недругу вслед я пущусь, К уловкам и хитростям я обращусь. Гудерза и Туса — вождя удальцов, Державное знамя, литавры, слонов Захватим в сраженье. Врага побеждать ¹⁵⁷⁹⁰ Не лучше ли в битве, чем медлить и ждать?» Ответил Пиран: «О могучий герой, Будь радостен сердцем и ясен душой! Свершай, что рассудком тебе внушено, Ведь небо само пред тобой склонено». В дорогу пустились, готовые в бой, Пиран-полководец и воинов строй. Леххаку Пиран повелел: «Верховых Две сотни веди на конях вихревых, Нигде остановок не делай в пути — ¹⁵⁸⁰⁰ Ты должен стоянку иранцев найти». И тот полетел на ретивом коне, Ни разу не вспомнил о пище и сне. Уж за полночь было, когда часовой Увидел туранский отряд боевой. Гора встрепенулась, крик, звон поднялся. Леххак убедился, что медлить нельзя. Помчался, к Пирану вернулся с пути, Известье принёс, где иранцев найти: Гора Хемавен, мол, дала им приют, ¹⁵⁸¹⁰ И зорко стоянку посты стерегут. Вождь кличет Хумана и молвит: «Скачи, Не зная покоя ни днём, ни в ночи. Бери сколько надо с собой удальцов, На быстрых конях закалённых бойцов. Иранцы бежали со стягом своим, Хребет Хемавена — убежище им. Теперь ты мгновенной победы не жди, Отточенным разумом средство найди Отнять кавеянский наследственный стяг, ¹⁵⁸²⁰ И света не взвидит измученный враг. Внезапно с мечом закалённым нагрянь, В куски изруби ты и древко и ткань. Победа такая тебе по плечу. Я вслед за тобою как вихрь полечу.» Мужей боевых тридцать тысяч потом Избрали, и каждый — с мечом и щитом. Лишь выплыло солнце в сиянье лучей И мир осчастливило лаской своей, Столб пыли густой в отдаленье возник ¹⁵⁸³⁰ И с вышки донёсся дозорного крик: «Туранская рать приближается к нам, Вздымая чернеющий прах к облакам». Тус это услышал и панцирь надел; Литавры забили, кимвал загудел. Уже наготове стоит под горой Иранских бойцов устрашающий строй, Дивится туранский боец, увидав Сверкание копий, мечей и булав, Отважных, взъярённых, как львы, удальцов ¹⁵⁸⁴⁰ И знамя Каве над главами бойцов. Гудерза и Туса окликнул Хуман: «С кимвалом, слонами, покинув Иран, Давно ли войною сюда вы пришли, Ища разоренья туранской земли? А ныне сражаться вам, видно, невмочь: Как серны пугливые, кинулись прочь! Приютом нагой вы избрали гранит: Ужели вас, витязи, стыд не томит? Лишь только заря над горою взойдёт, ¹⁵⁸⁵⁰ Кровавой рекой затоплю ваш оплот. Тебя, предводитель, с вершины стащив, Без жалости руки арканом скрутив, К царю Афрасьябу отправлю. С тобой Тогда распростятся и сон, и покой! Себя не спасёте уходом своим, Вам впору рыдать над исходом таким!» Меж тем, он Пирану известие шлёт: «Свершился нежданный судьбы поворот. Иначе всё вышло, чем я полагал, ¹⁵⁸⁶⁰ Когда за иранцами вслед поскакал. На склонах — иранская рать. Во главе — Тус вместе с Гудерзом под стягом Каве: Едва на востоке забрезжит рассвет И будет светилом весь мир обогрет, Будь рядом со мною у склонов крутых, Чтоб степь почернела от полчищ густых!» К Пирану с известьем гонец подоспел. Услышал Пиран и душой закипел, Средь ночи помчался, не ведая сна; ¹⁵⁸⁷⁰ И хлынула рать, как речная волна.

553

15704 Дословно: «Солнце разбросало камфору на трон из слоновой кости». Образ оригинала неясен: камфора-белизна на белой же слоновой кости? — В переводе сказано об эбеновом, т. е. чёрном (возможно и красном) троне.

554

15711 Здесь в переводе перестановка стихов, что, в частности, совпадает с Лондонской рукописью.

[Пиран приводит войско к горе Хемавен]

Лишь солнце, прорвав темно-синий шатёр, Победно взошло над вершинами гор, Пыль ратная миру окутала лик, Горы Хемавен предводитель достиг. Он брату сказал: «Здесь удерживай рать, Нам этого поля нельзя покидать. Помчусь, полководцу скажу: не кичись! Зря стяг кавеянский возносишь ты ввысь! Ужели спастись понадеялся, в плен ¹⁵⁸⁸⁰ Себя заточив на горе Хемавен?» К иранскому стану направился он, Враждою и жаждою мести зажжён. «Эй, Тус! — закричал он, угрюм и суров, — Владелец литавр, булавы и слонов! Пять месяцев ныне минуло с тех пор, Как с нами ты начал воинственный спор. Из рода Гудерза храбрейших мужей Немало повержено ратью моей. И что же? Настал поражения день, — ¹⁵⁸⁹⁰ На кручу теперь, как пугливый олень, Гонимый дружиною нашей, бежишь, Но тщетно! Ты скоро в капкан угодишь». Ответил Хуману воинственный Тус: «Речам столь бесстыдным и лживым дивлюсь! Оставь недостойные богатыря [555] Увёртки. Хитришь и клевещешь ты зря! Средь славных мужей, закалённых в борьбе, Сан витязя не подобает тебе! Не ты ль, Сиавуша повергший в беду, ¹⁵⁹⁰⁰ Разжёг средь мужей именитых вражду? Твоим увещаниям внял он, и что ж? Его погубила изменника ложь! Остался в Туране, доверясь тебе, И пал Сиавуш, и кровавой борьбе Положено в мире начало с тех пор... Жаль шаха, пленявшего сердце и взор! Напрасно коварство пускаешь ты в ход, Разумный и праведный ложь отметёт. Ушли мы, становищем гору избрав ¹⁵⁹¹⁰ Затем, что не стало близ прежнего трав. Теперь уж известья до шаха дошли, И, верно, герои иранской земли С Дестаном, с Ростемом, подобным слону, Примчатся, готовы продолжить войну. Как только придет подкрепление к нам, Туран я сожгу, разоренью предам. Ты здесь — так воюй, как воюют мужи! Не время теперь для уловок и лжи». В ответ предводитель дружину созвал, ¹⁵⁹²⁰ И гору бойцам окружить приказал. И вот за громадой громада пошла; Сказал бы ты, гору гора облегла! Отрезано войско Ирана от трав, Тус мыслит о битве, в смятение впав... Пирана торопит Хуман-удалец: «Пора нам на гору взойти, наконец! Сраженье такое иранцам я дам, Что впредь не посмеют противиться нам». Ответ был: «Наш враг не сильней ветерка — ¹⁵⁹³⁰ Кто с ветром сражаться послал бы войска? Лишь голод в глазах белый свет помрачит, Не станет дружина за голый гранит Держаться, и слушать не станет вождей. Без трав для коней, без еды для людей, На милость нам сдастся иранская рать, Не вздумает впредь против нас воевать. Не время сражаться — их впору жалеть! ¹⁵⁹⁴⁰ Без боя легко их теперь одолеть».

555

15895 Здесь в оригинале следует бейт, в переводе переставленный ниже — стихи 15899—15900.

[Ночное нападение иранцев]

До Туса с Гудерзом те речи дошли, В печаль и тревогу вождей привели. Сказал полководцу воитель седой: «Теперь неизбежным становится бой. Дня за три, не больше, иссякнет еда, Дороги закрыты, нависла беда. Здесь нет ни шатров, ни обоза, и рать Слабеет. Доколе бойцам голодать? Лишь солнечный лик над вершинами гор Поблекнет и скроется в тёмный шатёр, Избрав ездоков, что отваги полны, ¹⁵⁹⁵⁰ Мы спустимся с кручи на поле войны. В кровавую ночь, опрокинув дозор, Узнаем всевластной судьбы приговор: Поляжем ли в поле на радость врагам, Иль вражьи короны достанутся нам? Сражений таков неизбежный исход: Тот славой увенчан — тот в прахе гниёт». Тус внемлет, и жажда отмщения в нём Опять разгорается жарким огнём. Угас, между тем, над вершинами день, ¹⁵⁹⁶⁰ Окутала землю вечерняя тень. Лишь сделалась тьма глубока и густа, И люди сомкнули глаза и уста, Тус начал готовиться к битве ночной. Созвав храбрецов, закаленных войной, Бижену крыло поручил он одно, Другое — Шейдушу с Хоррадом дано, Он знамя Каве Гостехему вручил, И долго вождей наставлял и учил. А сам с удальцами, Роххам с ним и Гив, ¹⁵⁹⁷⁰ Взяв палицы тяжкие, в седла вскочив, Как пламя помчались, напали на стан, Где был предводителем витязь Пиран. В кровавое море был стан обращён, На поле стоял несмолкаемый стон. Разрублено знамя вождя пополам, Сражаться невмочь устрашённым бойцам. Хуман, пробудившись, еще в полусне Примчась на своем вороном скакуне, Немало увидел безжизненных тел ¹⁵⁹⁸⁰ И многих, в смятенье бегущих, узрел. Кровавые слёзы пролив из очей, Во гневе он крикнул дружине своей: «Иль здесь не стоял ни один часовой? Знать, вовсе покинул вас дух боевой! Постыдно на поле сраженья дремать! Но втрое ведь больше, сильней наша рать. Вперёд! Выставляя китайский свой щит, Пусть палицей каждый разит и крушит! Врагов ненавистных ничто не спасёт. ¹⁵⁹⁹⁰ Лишь месяц клинок над горой занесёт — Мы всех истребим до единого тут — И тех, что воюют, и тех, что бегут!» Раздался трубы угрожающий вой, Стремительно всадники ринулись в бой. В тисках у врагов, не склоняя главы, Иранские витязи бились, как львы. Клинки — ярче молний порою ночной, А палицы хлещут, как дождь проливной. Потёмки — ни звездных, ни лунных лучей, — ¹⁶⁰⁰⁰ Лишь чёрная пыль да сверканье мечей. Уж тяжкою ношею стала броня; Во мраке сражаются, жребий кляня. [556] Приказу Хумана туранская рать Внимает: «Знатнейших нельзя убивать! Пусть пленными станут и витязь, и вождь. Уймите же стрел истребительный дождь!» И клики несутся к иранским бойцам: «Смиритесь, ведь худо приходится вам! Когда не хотите, чтоб ваших вождей ¹⁶⁰¹⁰ Мы кровью венчали, сдавайтесь скорей!» Роххаму и Гиву тут вымолвил Тус: «Нам гибели здесь не избегнуть, боюсь. Надежда одна, что с небесных высот Творец милосердный нам жизни спасёт. Иначе поглотит нас вечная мгла В пучине морской иль в когтях у орла». Вновь ринулись витязи в гущу врагов, Все трое напали свирепее львов. Вновь грянул кимвал, трубный слышится зов, ¹⁶⁰²⁰ И гонгов гуденье, и колоколов. Никто уж поводьев не видит; своё Воителю в глаз попадает копьё. «Ни с места! — Хуман восклицает, грозя, — Ни битвой, ни бегством спастись вам нельзя. Вас, видно, злосчастье сюда привело; Добром не кончает свершающий зло!» Горсть воинов, трое лишь витязей с ней... Сжимает их вражье кольцо всё тесней. И вспомнился каждому славный Ростем, ¹⁶⁰³⁰ В бою не слабевший нигде, ни пред кем. И мчатся призывы истерзанных душ Туда, где Бижен, Гостехем и Шейдуш. «О если б явился на горестный зов Хотя бы один из иранских бойцов! Увы, не врагам суждено было пасть — Мы смерти безжалостной кинулись в пасть. Что будет с державой, с престолом царя? Нас в путах сегодня застанет заря. В далеком Забуле Ростем и Дестан, ¹⁶⁰⁴⁰ Нагрянут враги, разорят наш Иран». Бой длится, и палицы тяжко разят, И вождь с удальцами не скачет назад. Напрасно их ждут на горе Хемавен Шейдуш, Горазе и бесстрашный Бижен. Сказал Гостехем удрученный: «Ужель Ночное сражение длится досель?» Эбен под ногами, а воздух — смола. Ночь грохот литавр до мужей донесла. И видят они, устремившись на зов: ¹⁶⁰⁵⁰ Струится потоками кровь удальцов, Дружине измученной гибель грозит. Напали, и палицей каждый разит. Тус видит пришедших на помощь друзей, Клич витязя грянул кимвала грозней. Ослабив узду, отягчив стремена, Не глядя, холмиста земля иль ровна, Несутся Роххам и воинственный Гив; Вернул им отвагу Бижена призыв. Кипел до рассвета неистовый бой. ¹⁶⁰⁶⁰ Когда же светило взошло над горой, Вождь кликнул дружину, и вот уж назад, На гору к себе меченосцы спешат. Промолвил бойцам предводитель их Тус: «До этого дня не слыхал я, клянусь, Чтоб бились так доблестно богатыри, Как бились вы нынче с зари до зари. Злой глаз от героев да будет далёк! В бою торжество да подарит нам рок! С надеждой взываю к Йездану, чтоб вас ¹⁶⁰⁷⁰ От бед оградил Он, от гибели спас. Я верю: придет избавление к нам, Примчится, как вихрь, подкрепление к нам. Ведь я посылал к властелину гонца, И, верно, теперь уж достиг он дворца. Как только посланье к Хосрову дойдёт, В нем новое пламя оно разожжёт. Примчится на помощь могучий герой, С ним храбрых, прославленных воинов строй. С победой вернёмся, весельем горя, ¹⁶⁰⁸⁰ Душой возликуем, увидев царя. Как наши сраженья с врагом протекли, Тогда расскажу властелину земли, И с нами разделит Хосров торжество, И нас осчастливят щедроты его». Окончен о схватке ночной разговор, И каждый к себе воротился в шатёр... К равнине, где битв разносился раскат, Дозорные станов обоих спешат. Уж негде ступить между грудами тел; ¹⁶⁰⁹⁰ На поле сраженья Хуман поглядел И молвил вождю: «Было тяжко бойцам. Удача досель улыбалась не нам. Но лишь отдохнут от борьбы храбрецы, Туранской земли удалые бойцы, Дам новую битву, какой никогда Не видело солнце, не знала звезда». Беседу окончили, врозь разошлись И думам тревожным в тиши предались.

556

16002 В оригинале: «От темноты — в море смолы они».

[Кей-Хосров узнает о положении рати]

Доставили шаху известье в Иран: ¹⁶¹⁰⁰ В боях победителем вышел Пиран. Вождь рати к горе Хемавен отступил, Враг множество витязей храбрых сгубил; Лишился мужей, обезлюдел вконец Гудерза — Гошвадова сына — дворец. Льёт слёзы о павших звезда в небесах, И розы в тоске не цветут на кустах. Иранскою кровью поля залиты, Низвергнуто счастье вождя с высоты... Лишь весть нежеланная эта пришла, ¹⁶¹¹⁰ Властителю сердце печаль обожгла. Могучего царь призывает, и с ним Явиться велит исполинам другим. Толпою старейшины края сошлись, Познавшие мир мудрецы собрались, И слушают все Кей-Хосрова слова. Известье поведал Ирана глава И молвил Ростему: «О доблестный, знай, В великой опасности древний наш край! Стоит перед бездною гибельной он, ¹⁶¹²⁰ Грядущим невольно мой дух устрашён. Ты — царства опора, надежда мужей, Держава цветёт под защитой твоей. Клинок твой до сердца небес достаёт, У ног твоих — время, земля, небосвод. Ты сердце у Белого Дива исторг, [557] В сердцах зажигаешь любовь и восторг. Прославился Рехша стремительный бег, Тебя, словно первенца, пестует век. Твой меч даже солнце огнём опалит, ¹⁶¹³⁰ А палица плакать заставит Нахид. Стрелу богатырскую только пусти — Спасенья и лютому льву не найти. Иран неприступен с тех пор, как шелом Сверкнул над твоим богатырским челом. А ныне постигло нас бедствие: Гив С Гудерзом и Тусом, врага не сломив, Бежав от бойцов Афрасьяба-царя, Льют слёзы горючие, сердцем горя. Немало потомков Гудерза в боях ¹⁶¹⁴⁰ Погибло, и ложе их смертное — прах. А прочим бойцам, натерпевшимся бед, Убежищем стал Хемавена хребет. Взор каждого с жаркой мольбой обращён К Создателю звёзд и пространств, и времён. Все ждут: подоспеет глава силачей По милости божьей, по воле моей. В ночи мне посланец известье принёс, И много кровавых мной пролито слёз. Я тайны печальной три дня никому ¹⁶¹⁵⁰ Не сказывал, только Творцу одному. Теперь переполнены чаши края, От горя душа истерзалась моя. Тебя призывают дружина с вождём — Иди ж, неизменной удачей ведом! От вражеской злобы храним будь судьбой, И радости свет да пребудет с тобой! Всего, что желаешь, проси у меня: Динары, бойцов, снаряженье, коня... Дружину готовь для решительных сеч — ¹⁶¹⁶⁰ Опасностью этой нельзя пренебречь». Ростем властелину промолвил в ответ: «Да будет престол твой избавлен от бед! Ты праведен, мудр и душою велик, Как ты, небосвод не припомнит владык. С тех пор — повелитель мой слышал о том, — Как царь Кей-Кобад был украшен венцом, Боям за Иран я себя посвятил, Сражался, трудов не жалея и сил. В глуши нападения львов и слонов, ¹⁶¹⁷⁰ Чудовищ и дивов, и злых колдунов, Туранцев и мазендеранцев мечи, Их тяжкие палицы, битвы в ночи, Труды и лишенья далеких путей,— Вот повесть о жизни суровой моей! Немало я тяжких невзгод претерпел, Для битв и трудов наслажденья презрел. Ты — славный владыка, я — верный слуга. Приказывай, двину я рать на врага. Тоской о погибших не мучайся так, ¹⁶¹⁸⁰ Пусть лучше от страха бледнеет твой враг! [558] О роде Гудерза печалью томим, Я движим отныне стремленьем одним: На помощь бойцам осажденным спешить, За павших иранцев безжалостно мстить!» Царь, слушая слово главы силачей, Потоки от радости лил из очей. Воскликнул он: «Свет без тебя бы померк! Я трон и венец без тебя бы отверг! Пусть небо дрожит пред арканом твоим, ¹⁶¹⁹⁰ Главы венценосцев опутывай им!» Ключи от сокровищ, алмазных венцов, Шеломов, арканов, мечей, поясов Принес Кей-Хосрову хранитель казны, Раскрылись набитые златом мошны. Всего в изобилье дал витязю шах И молвил: «О муж, закаленный в боях! С собой копьеносцев Забула веди, Воителей храбрых Кабула веди. Как буря, дружину вперёд увлекай, ¹⁶²⁰⁰ Не медли и медлить другим не давай. Сперва отбери среди рати моей Разящих мечом тридцать тысяч мужей. Назначь Фериборза дружины главой, — Пусть первым на месть устремится герой!» Могучий пред шахом склонился тогда: «Друзья мне давно — стремена и узда, Не медля, готовиться станем к войне, Помчимся, забыв о покое и сне». И золото стал он бойцам раздавать, ¹⁶²¹⁰ И двинулся в поле, и выстроил рать. «С зарей, — Фериборзу наказ он дает, — Ты выступи с первым отрядом в поход. Не знай передышки, скачи день и ночь, К воителю Тусу лети во всю мочь. Скажи от меня, — не спеши нападать, Ты должен оттягивать время и ждать, А я с удальцами вослед поскачу, К тебе на подмогу, как вихрь, прилечу. Советником, разумом славных дружин ¹⁶²²⁰ Пусть будет сын храбрый Милада — Горгин».

557

16125 О бое Ростема с Белым Дивом см. том I (стихи 12029 и сл.).

558

16180 Здесь допущена перестановка смежных бейтов.