Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

Фирдоуси Хаким Абулькасим

[Фериборз просит в жёны Ференгис мать Кей-Хосрова]

Сказал Фериборз: «О даритель венцов, Владеющий Рехшем, боец из бойцов! Томлюсь я, желание в сердце тая. Другому ни слова не молвил бы я, Тебе лишь откроюсь, верховный боец, Достойный носить властелина венец! Ты — войска опора порою беды, Ирана герои тобою горды. ¹⁶²³⁰ Да будет к тебе благосклонен Йездан! Ты знаешь, о муж, озаривший Иран, Что я Сиавушу достойному брат, И общий у нас прародителей ряд. Мне ту, что оставил вдовой Сиавуш, Взять в жёны пристало, о доблестный муж! О том от меня Кей-Хосрову скажи, Мне светлый венец на главу возложи!» «Приказывай, — молвит Могучий ему, — Я внять повеленью готов твоему». Отправился тут же к царю исполин ¹⁶²⁴⁰ И молвил: «О, славный, царей властелин! Я просьбу имею, к ней слух преклоня, До неба главой ты вознёс бы меня. У просьбы моей — благородная цель, Создателю мира угодная цель. Как небо, ты милость мужам даровал, Длань царскую щедро для всех раскрывал. А кто же достойнее ласки твоей, Чем князь Фериборз, украшенье князей? По воинской доблести, чести, уму, ¹⁶²⁵⁰ Не видел я витязей, равных ему. [559] Дозволишь ли, царь, — это жаждет он знать, — Ему Сиавушево место занять? Пока на туранских он ищет полях Отмщенья за брата в кровавых боях, Пусть дочь Афрасьяба, став князю женой, — Так солнце могло б сочетаться с луной! — Усилья отважного мстителя чтит, И замок его, и богатства хранит». Как только услышал державы глава ¹⁶²⁶⁰ Из уст исполина такие слова — Помочь именитому дал он обет. «О славный, — промолвил владыка в ответ, — Кто б слов твоих мудрых ослушаться мог? Его растоптал бы безжалостный рок. Ко благу твои наставленья ведут, Пусть дни твои радостью вечно цветут! Мать свято я чту, не во власти моей Свои пожеланья навязывать ей, Но стану просить, чтоб согласье дала, ¹⁶²⁷⁰ Чтоб голосу разума сердцем вняла». И оба пришли к луноликой затем — Хосров благородный и славный Ростем. И мать услыхала от шаха-юнца: «О память живая героя-отца! Ты в горе и счастье опора моя, Владычица — ты, твой наместник лишь я. Ты знаешь о битвах и горькой судьбе Иранской дружины. Известно тебе, Что многие витязи нашей земли ¹⁶²⁸⁰ В Туране на поле войны полегли. Я новую рать посылаю вослед, Сын Заля — Ростем — ей защита от бед. Он витязь верховный, боец-исполин, А князь Фериборз — предводитель дружин. Сын Заля тебя призывает, о мать, Вождю Фериборзу супругою стать. Каков твой ответ, повеленье твоё? Да будет счастливым твое бытиё!» Но мать побледнела от этих речей, ¹⁶²⁹⁰ Минувшее живо припомнилось ей. И гневом пылая, печали полна, В слезах отвечала на это она: «С Ростемом я дружбу страшусь разорвать, Не то бы сказала: тому не бывать. Кто просьбу Ростема отвергнуть дерзнет? Его бы ослушался лишь небосвод!» Речь выслушал витязь, участливо он В ответ произносит: «Владычица жён, Чья дивная прелесть воспета молвой! ¹⁶³⁰⁰ Да будет раздавлен враг дерзостный твой! Скажу, коли внять пожелаешь ты мне: От мужа беды не бывает жене. Ужели грозить тебе может бедой Кеянского рода супруг молодой? Для мужа супруга нужна, для жены — Супруг: друг для друга они созданы. Герой Фериборз, сын Кавуса-царя, Сам царствовать мог бы, престол озаря. К тому ж Сиавушу ведь брат он родной, ¹⁶³¹⁰ Из рода того же и крови одной. Иран на две трети стал частью его, Селенья и степи под властью его, И я с одобренья владыки страны Счёл князя достойным супругом луны. Готова ли, ныне должна ты сказать, Свой жребий с судьбой Фериборза связать? Разумно поступишь, сомненья в том нет, Коль примешь ты мой и сыновний совет». Но та, что сияет средь жён, как луна, ¹⁶³²⁰ Молчанье хранит, неутешна, бледна. Лишь тяжко вздыхает, ответить нет сил, Стыд жгучий пред сыном ее охватил. Ростему сказала она, наконец: «Храбрейший из витязей, первый боец! Пусть он меж иранцев достойнеший муж, Как может им быть замещён Сиавуш? Но воля тобой у меня отнята, Ты речью своею замкнул мне уста. Приказ повелителя дело решит: ¹⁶³³⁰ Всему подчинюсь я, что он повелит». Мать шаха, лицом, словно роза, ала, На брак с Фериборзом согласье дала. За дело взялся тут усердно Ростем, [560] И долго не медлили с таинством тем. Союз освятили, мобеда призвав, Во всем соблюдая обряд и устав. Могучий не ведал покоя и сна, Пока не вступила в дом князя луна. Стал князь новобрачным — поистине тем ¹⁶³⁴⁰ Его осчастливили шах и Ростем! Ростему пожалован новый венец, И щедро дарами осыпан боец. Трёхдневное время меж тем протекло, И всё, наконец, к завершенью пришло, И славный Ростем, жаждой мести гоним, Готов понестись

по просторам степным. С дружиной вперёд Фериборз ускакал; Как в небе звезда, предводитель сиял... Вот солнце взошло, ликованья полно; ¹⁶³⁵⁰ С красавицей любящей схоже оно. Раздался трубы оглушительный зов, Ростем-предводитель повёл удальцов. Невольной тревогою втайне томим, Хосров два фарсанга скакал вместе с ним. Расстались. Летя по раздолью равнин, В день два перехода свершал исполин.

559

16250 Здесь также допущена перестановка смежных бейтов.

560

16333—16334 В оригинале:

«Завязал туго пояс в этом деле Ростем,

И в этом [деле] не было большого промедления».

[Тус видит во сне Сиавуша]

Ночь тает, и скоро уж грянет кимвал. Сон грустного Туса под утро сковал. И видит он в грёзах, волнения полн: ¹⁶³⁶⁰ Сияющий светоч явился из волн, Из кости слоновой престол, и на нём Герой Сиавуш в ореоле своём. Смеётся он, ласково речи звучат, Лик — солнца светлей. И восторгом объят, Тус слышит: «На месте удерживай рать! Победу тебе суждено одержать. Не плачь о потомках Гудерза, узнай: Их ждал благовонный, сияющий рай. Здесь, в розовых зарослях пьём мы вино, ¹⁶³⁷⁰ И это блаженство навек нам дано». [561] Проснувшись, от страхов избавился вождь: Веселье в душе, в дланях — прежняя мощь. Представ пред Гудерзом, так вымолвил он: «О витязь, мне вещий привиделся сон. Настанет конец испытаниям всем, Как буря, к нам скоро примчится Ростем». Знак подал — и грянули звуки трубы, Построилось войско на поле борьбы, Готовы бойцы к смертоносной войне, ¹⁶³⁸⁰ И стяг кавеянский сверкнул в вышине. Навстречу выводит Пиран удальцов, Пыль солнце окутала в чёрный покров, Шум, грозные клики окрест разнеслись, Свистящие стрелы дождём полились. Стоит против строя воинственный строй — На бой ни один не выходит герой. Торопит Хуман предводителя: «Ждать Доколе ты хочешь? Пора нападать, Сюда не охотиться войско пришло! ¹⁶³⁹⁰ Под ношей и нам, и коням тяжело». «Горячность оставь, — услыхал он в ответ, — Сегодня в сражение рваться не след. Три витязя с малой дружиной на нас Нежданно и яро в полуночный час Напали, что лютые тигры, а мы Метались, как стадо средь бури и тьмы. Я поле в крови, войско в страхе нашёл, Вождей именитых во прахе нашёл. Иранцы — на кручах; колючки кустов, [562] ¹⁶⁴⁰⁰ И те недоступны для их скакунов. Их смертью голодной оставь умирать, Средь камня нагого от жажды сгорать. Чтоб их, осажденных, на гибель обречь, Нам надо лишь зорко все тропы стеречь. Без боя, поверь, покорится нам враг, Зачем же сражаться торопишься так? На бой не веди удальцов верховых, Лишь десять на поле поставь часовых! Недолго, поверь, доведётся нам ждать, ¹⁶⁴¹⁰ Запросит пощады иранская рать. А если не сдастся — ей гибель грозит: Воды и кормов не заменит гранит!» Расставили всюду дозоры, а там Покинули поле, вернулись к шатрам, Уселись бойцы, пояса распустив, Пирам и дремоте досуг посвятив... Тус в лагерь вернулся, тревогой объят; Изранено сердце, лицо — что агат. Сказал он Гудерзу: «Нависла беда, ¹⁶⁴²⁰ Померкла иранской дружины звезда. Смыкается вражье кольцо всё тесней, Колючки — единственный корм для коней. Иссякли у рати еда и питьё; Нет средства иного, как меч и копьё! Мечи обнажим, лишь светило взойдёт, Дружину к подножию двинем с высот — Быть может, благою звездою ведом, Победу смогу одержать над врагом. А если Творца приговор не таков, ¹⁶⁴³⁰ Погибнем на поле от вражьих клинков. Нам волю Творца преступить не дано, Лишь то совершается, что суждено. Не лучше ль со славою лечь нам во прах, Чем жить у страданья и страха в тисках!» И все, как один, согласились на том, Что сказано доблестным было вождём.

561

16370 В оригинале несколько иначе:

«Мы не знаем — это вино доколь будем пить».

562

16399—16400 В оригинале:

«У них (иранцев) гранитная бесплодная (букв. сухая) гора.

Их кони вдыхают запах колючек словно мускус».

В подлиннике обычная у классических поэтов игра слов: шип, колючка — хар и гранит — хара.

[Афрасьяб посылает хакана и Камуса на помощь Пирану] [563]

Достигшее Рака, сверкнуло сквозь мрак [564] Дневное светило, как пламенный стяг. К Пирану пришла от властителя весть: [565] ¹⁶⁴⁴⁰ «К нам прибыли рати, которых не счесть. И первым хакан величавый идет, [566] Чей трон — вся земля, а венец — небосвод. [567] Чин-море пустынею сделал бы прах, [568] Вздымаемый ратью хакана в боях! Из Мавераннахра тот вождь боевой, [569] До туч возносящийся гордой главой. Он сотни свирепейших тигров сильней, Слонов сокрушает он мощью своей. Герой, покоритель бессчисленных стран, ¹⁶⁴⁵⁰ Он месяц обличьем, а станом — платан. Там витязь невиданной силы Фертус, [570] Его и Гудерз устрашится и Тус. Там грозный Меншур, метким взмахом меча [571] Повергнувший не одного силача. Мужи из Кешана: свирепый Ашкбус [572] И воин сильнейший из сильных Камус, Колдун, поражений не знавший досель, Он гневом своим нагоняет метель. [573] От Рума до врат Сепиджабской земли [574] ¹⁶⁴⁶⁰ Всех стран обитаемых рати пришли». Туранцам промолвил Пиран: «Храбрецы, Царя Афрасьяба лихие бойцы! К вам ныне весёлые вести летят; Внимая, воспряньте душой, стар и млад! Забуду теперь о заботе былой, Иран разорю и сравняю с землёй. Отныне за ратью огромную рать Царю не придётся в поход собирать. В Иране, в Туране, на суше, воде — ¹⁶⁴⁷⁰ Владыкою быть Афрасьябу везде!» И снова к Пирану один за другим Гонцы прибывают с известьем таким: «О славный воитель, о вождь-исполин, Весь век благоденствуй, не зная кручин! Избавься от тяжкой тревоги своей, Встречай, торжествуя, союзных царей! От склонов Кашмира до Шехда-реки [575] Повсюду знамена, слоны и полки. Кондор — из Соклаба, известный храбрец; [576] ¹⁶⁴⁸⁰ Из Ката — Бивер, несравненный боец; Герче — из Сегсара, из Хинда — Шенгул... Не молкнет их полчищ воинственный гул; Фертус — из Чегана, краса храбрецов; Кехар — из Гехана, гроза удальцов; И в мире прославивший племя шугнан, С отравленной сталью герой Шемиран. Пусть в душу твою возвратится покой. Стал юным бы старец от вести такой!» Избавилось сердце Пирана от мук, ¹⁶⁴⁹⁰ Ты скажешь, был мёртвым и ожил он вдруг. Хуману сказал он: «Помчусь я встречать Ко мне на подмогу прибывшую рать. Спеша к моему ополченью примкнуть, Владыки неблизкий проделали путь. Владетели тронов, земель и казны, Величьем они Афрасьябу равны. Отправлюсь, увижу бойцов и вождей, Узнаю, как много там ратных людей. К престолу властителя Чина пойду, ¹⁶⁵⁰⁰ С почтеньем к ногам властелина паду, Каков, погляжу, знаменитый Камус, Сравню, кто сильнее: Шенгул или Тус. [577] Вернусь я, и тучею мы грозовой [578] Нагрянем на вражеский стан боевой! Теперь им со мною тягаться невмочь, Их день обращу я в глубокую ночь, Надену всем витязям вражьих полков На руки и ноги железо оков. К царю Афрасьябу пошлю их в полон, ¹⁶⁵¹⁰ Забуду для этого отдых и сон. А ратников, сколько смогу залучить, Я тотчас велю с головой разлучить. Страну разорю и сожгу я дотла, Забудут, что в мире такая была! Я на три дружины всю рать разобью, День шаха иранского мраком залью. И первый я к Балху направлю отряд, Чтоб жребий иранцев стал горше, чем яд. Вторую дружину пошлю я в Кабул, ¹⁶⁵²⁰ Смешаю с землею Кабул и Забул. А третью дружину, которой Туран Гордится, я тотчас направлю в Иран. Из жён и младенцев, юнцов и седых Единой души не оставлю в живых. Набегом страну ненавистную ту Я с лика земли беспощадно смету. Пока не вернусь я, бойцам выжидать Вели. Не спеши на врага нападать!» Так молвил и вышел стремительно прочь: ¹⁶⁵³⁰ От злобы неистовой стало невмочь. Дружине Хуман возвещает: «Мы страх Забудем теперь. Лишь стоять на часах Две ночи нам надо — за кручей следить, С противников наших очей не сводить, Не дать им с гранитной нагой высоты Бежать под покровом ночной темноты. Уж скоро и путь, и долина, и склон — Все сплошь запестреет от ратных знамён».

563

16437 Речь идет о прибытии союзника (а может быть и вассала?) Афрасиаба, повелителя Чина, что естественно переводить — Китая, с титулом «хакан». Так в постоянном сочетании — хакан-е чин — «хакан Чина», условно: повелитель Китая, — будет встречаться в последующем изложении событий, (см. прим. 10272).

564

16437—16438 В оригинале:

«Когда Солнце из созвездия Рака подняло руку (здесь игра слов: зе х"aрч"aнг ч"aнг)

Оно разорвало покров мускусно-черного цвета (м"aшк р"aнг)».

565

16439—16440 В оригинале:

«К Пирану прибыл от шаха [Афрасиаба] посланный [с извещением],

Что прибыло большое войско [собравшееся] со всех сторон (букв. мест)».

566

16441—16460 В дальнейшем изложении переводчик отступает от точной последовательности бейтов в издании Вуллерса, использует вариантные разночтения и варианты Лондонской рукописи (что будет отмечено нами соответственно). Дело в том, что точное воспроизведение оригинала Вуллерса (на наш взгляд, отражающего несогласованные им противоречия — искажения и интерполяции рукописей, Парижского и Калькуттского изданий) привело бы к противоречию в именах и деталях изложения и затруднило бы чтение и понимание перевода. Если «реконструкция» переводчика и может быть оспорена в своих частностях (что и будет в необходимой степени отражено в комментарии), то следует признать, что любое стройное изложение текста Вуллерса, в свою очередь, оказалось бы ещё более спорным.

567

16441—16442 Эти стихи отражают бейт Лондонской рукописи, следующий там за бейтом, отраженным в стихах 16443—16444 перевода. В тексте Вуллерса данный бейт стоит ниже — перед стихами 16453—16454 перевода и не вполне связан с контекстом. В Парижском издании бейт следует непосредственно за стихом 16440, т. е. в начале сообщения посланника Афрасиаба. Нетрудно убедиться, что варианты местонахождения меняют реальное содержание известия. Кроме того, самый текст первого стиха, совпадающий и в Лондонской рукописи, и в Парижском издании, может быть прочитан и осознан по-разному: н"aхостин сеп"aхдар [или ар-е] хакан-е чин с вариантами перевода — кто идет?: «первый предводитель — хакан Чина», или «первый предводитель хакана Чина». Сам хакан, или его первый военачальник? Последнее согласовалось бы с ролью Камуса (в сказе ему посвященном), Камуса — как вождя передовых сил хакана. (Самому хакану, его единоборству с Ростемом ведь будет посвящено следующее — см. III том — особое сказание.) Но и тогда остальные бейты не всегда согласуются с этой предпосылкой.

568

16443—16444 В оригинале нет упоминания о хакане, т. е. речь идет о войсках, рати, идущей на помощь Пирану — вообще. Чин-море — здесь может быть принято или в плане гиперболического сравнения, или речь идет о море-озере Аральском (или другом из озер Центральной Азии).

569

16445 В тексте Вуллерса: й"aки мехт"aр аз маверанн"aхр д"aр, т. е. «один (некий) набольший (вождь, вельможа) из Мавераннахра», т. е. из «Заречья» с территорий на правому берегу Аму-Дарьи, но в варианте Калькуттского издания вместо «из Мавераннахра» сказано «с той стороны реки» (что может быть понято шире, например из-за Сыр-Дарьи и т. п.). И говорится не «один вождь», а просто некий вождь. Переводное же «тот вождь» определенно связывает бейт с предшествующими, чего в оригинале нет.

570

16451 Фертус — здесь имя дано по варианту Калькуттского издания. В тексте Вуллерса (как и в Лондонской рукописи) назван Камус, что, быть может, и более обосновано, но тогда и всё изложенное до сих пор надо относить к нему, а не к хакану (см. разночтения стиха в прим. 16441—16442), что также можно подвергнуть сомнению. Оригинал ниже особо упоминает и Фертуса и Камуса уже конкретно. Далее в оригинале следует бейт, перенесенный в переводе ниже (см. стихи 16459—16460 и прим.).

571

16453 Меншур — Маншур, Mans^or (?) — с нарицательным значением: гневный, сердитый. Еще одно имя туранского бойца.

572

16455—16456 Здесь в оригинале вовсе не упоминается Ашкбус. Камус из Кешана — имя случайно напоминает современный Кашан (город в Западном Иране), а вероятнее всего связано с Кушанией — столицей империи кушанов на Заравшане. Камус, по-видимому, предводитель рати, властитель Сепиджаба, где-то в глубинах восточных территорий, тяготевших к Турану и Афрасиабу. Имя Камус (этимологически: Камос) иногда сопоставлялось с Камбизом (варианты: Камисус, Кумбисус).

573

16458 В подлиннике: чо х"aшм ав"aр"aд бад-о б"aрф ав"aр"aд, т. е. «когда приходит в гнев — приносит ветер и снег».

574

16459—16460 В оригинале соответствующий бейт дан выше, следом за бейтом, отраженным в стихах 16455—16456 перевода, причем в Лондонской (только) рукописи за ним непосредственно следует бейт:

ферестад"aм анк суйе карзар

берар"aд зе Тус о зе Хосроу д"aмар,

т.е. «я послал того, чтобы в сражении он уничтожил бы совсем (с корнем) Туса и Хосрова». (Переводчик толкует это «послал» как веленье хакана.) Вот здесь и выявляется реальное содержание термина (если оно есть!): «хакан-повелитель Чина, прибывший из Заречья, обладал территорией от Рума до Сепиджаба (зе м"aрз-е с"aп"aджаб та м"aрз-е рум). Второй стих оригинала — сепахи ке буд "aнд"aр абад бум!, т. е. «войско, которое было в населенной стране». Может быть, смысл тот, что все войска-рати, которые собрались здесь — в населенной — оседлой земле, — пришли из окружающих Туран степей, кочевых территорий (отражение борьбы кочевников с оседлым населением?). Но как бы ни понимали второй стих, первый дает границы кочевых территорий, совершенно очевидно не охватывающие подлинный, хотя бы и неведомо-таинственный, Чин-Китай.

575

16477 Река Шехд, как уже указывалось,— один из притоков Аму-Дарьи, т. е. территории союзников и вассалов Афрасиаба, которые располагались как бы по дуге от Индии (Кашмир) до Аму-Дарьи, т. е. на восток и северо-восток, от собственно Ирана с продолжением изгиба к западу вдоль северной границы Ирана, вплоть до Рума (?).

576

16479—16486 Здесь даны имена богатырей, союзников Турана или вассалов Афрасиаба, с указанием их «уделов» или подвластных территорий, что помогает несколько уточнить наши представления о территории и «сферах влияния» Турана, а также несколько разобраться в путанице имён и вариантов текста. Кондор из Соклаба, т. е. из страны славян. Биверд из Ката. Кат, Кят — древний город на Аму-Дарье, некогда — до переноса в Ургендж — столица Хорезма. Герче из Сегсара (см. прим. 6253 в томе I). С возможностью сопоставления с грузинскими — гордж, гордже ().

Шенгул, точнее Шенголь () из Хинда-Индии (см. прим. 414 в томе I).

Фертус из Чагана, уже упоминался, по-видимому, случайно, выше. Фертус (Fart^os), как имя, может быть сопоставлен с Тус (Ta^osa) (см. примечание 9181 в томе I), первая часть имени — «фарр» (?). Чаган ч"aган– город — область на востоке Ирана. И здесь Фертус уже опредёленно не хакан.

На наш взгляд, все это свидетельствует только о сложности и обилии вариантов текста, имея в виду как варианты стихов, так и варианты их расположения, в которых еще трудно разобраться.

Кехар из Гехана [?] () — витязь, по-видимому, только в «Шахнаме» упоминаемый.

Шемиран— женское имя, встретится позднее как таковое и в «Шахнаме», сопоставляемое с Семирамидой греков, но здесь, по-видимому, имя витязя, союзника или вассала Афрасиаба.

577

16502 В Парижском издании дан вариант: «посмотрю Гехара Гехани и Фертуса», т. е. сопоставляются друг с другом туранские союзники, а не туранец с иранцем — Тусом.

578

16503—16504 Дословно: «Когда же я вернусь сюда — затяну пояс (приготовлюсь к бою)» (букв. извлеку из иранцев дыханье и дым).

[Прибытие хакана к горе Хемавен]

Достигнув стоянки прибывших дружин, ¹⁶⁵⁴⁰ Несчётных коней увидал исполин. Пурпурны, янтарны, лиловы, пестры Раскинулись в поле широком шатры Из чинской парчи, из шелков дорогих, Стяг воинский поднят над каждым из них. И долго стоял в изумленье Пиран, Взирая на тот ослепительный стан Не зная, то к пиру готовый чертог Иль рай, иль сияющий месяца рог? Приблизясь к шатру и покинув седло, ¹⁶⁵⁵⁰ Склонил до земли пред хаканом чело. Тот ласково встретил и обнял вождя, От силы его в изумленье придя, Высокой хвалой исполина почтил И рядом с собой на престол усадил. Сказал он: «Мне радостна встреча с тобой, Воистину я осчастливлен судьбой!» Спросил: «Из дружины иранской, скажи, Какие владеют венцами мужи? Какие в сраженьях искусны, храбры, ¹⁶⁵⁶⁰ И что привело их на склоны горы?» Ответил Пиран: «До конца бытия Пусть радостно жизнь протекает твоя! Мне сердце согрел ты приветом своим, Да будешь Творцом неизменно храним! По милости царской и здрав я, и цел, Я мыслью к тебе, о великий, летел! Скажу не тая: средь иранских мужей Не видно прославленных богатырей. Не раз против нас выходили на бой, — ¹⁶⁵⁷⁰ В добычу им камень достался нагой. Поняв, что грозит им бесчестье и плен, Разбиты, бежали к горе Хемавен. Водитель их — Тус, он с отвагой знаком, Сразится, не дрогнув, с неистовым львом. Но с ним лишь немногие витязи там: Гудерз, сын Гошвада, и Гив, и Роххам. Поклясться твоею звездою готов: Других не найдётся меж них смельчаков. Приютом избрали бесплодный гранит, ¹⁶⁵⁸⁰ Спуститься не смеют, их битва страшит». Промолвил хакан: «В мой шатер приходи, Пусть явятся также другие вожди. Сегодня заботы потопим в вине И думать не станем о завтрашнем дне». И в вешний цветник обратился шатёр, Роскошным убранством ласкающий взор.

[Иранцы держат совет]

Лишь солнечный диск над вселенною встал, Встревожился Тус и Гудерзу сказал: «У недруга в стане движения нет: ¹⁶⁵⁹⁰ Вином упились или держат совет? Но весел заклятый наш враг иль угрюм — Недобрые мысли приходят на ум. Коль недругу войско в подмогу пришло — Нам время изведать тревогу пришло. Знай, будет иранская рать сметена, Коль бегством спастись не успеет она. Быть может, на помощь примчится Ростем, Не то суждено здесь погибнуть нам всем. Умрем без могил и надгробных камней, ¹⁶⁶⁰⁰ Нас в поле растопчут копыта коней». Гив Тусу на это промолвил в ответ: «Что сердце терзаешь предчувствием бед! Напрасно отчаяньем ты обуян: В беде не покинет иранцев Йездан. Ему поклоняясь во все времена, Мы сеяли в мире добра семена. Во имя Хосрова, царя-мудреца, Престола его и меча, и венца От участи злой нас избавит Творец, ¹⁶⁶¹⁰ Во власти врага не оставит Творец. Примчится Могучий на поле войны — От гибели будем тогда спасены. Хоть ночь среди белого дня воцарись, Верь в милость Йездана, с уныньем борись! Один только день без сраженья протёк, А сердце твое уж во власти тревог. Иль мир опрокинулся? Зла в эти дни [579] Сам, раньше чем недруг, себе не чини! А если всевышний Владыка светил ¹⁶⁶²⁰ Нам здесь не победу, а гибель судил — Напрасны тогда осторожность и страх, Беды не избегнем, поляжем во прах... Мы рвом окопаться глубоким должны, Как учит устав и обычай войны. Должны мы оружье из ножен извлечь И головы вражьи без промаха сечь. Увидим, что недруг готовил для нас, Он тайну свою обнаружит тотчас. А там и отчизна известье пришлёт,— ¹⁶⁶³⁰ И древо надежды для нас расцветёт!» Гудерз престарелый, покинув шатры, В смятенье спешит на вершину горы. Уж ясное солнце, минуя зенит, На запад свой бег величавый стремит... Вдруг с вышки донёсся дозорного зов: «Час горя настал для иранских бойцов! Вдали, на востоке, от пыли густой [580] Земля облачилась ночной темнотой. Лиловое солнце чуть видно сквозь прах — ¹⁶⁶⁴⁰ Так много слонов и знамён на слонах». И молвил Гудерз, престарелый герой: «Знать, время в земле мне укрыться сырой!» От горести лик потемнел, что смола; Сказал бы, его поразила стрела. «С тех пор, — говорит он, — как свет я узрел, Сражаться с врагами дано мне в удел. Злой рок расправляется круто со мной — Всё потчует только отравой одной! Я пестовал внуков, растил сыновей, ¹⁶⁶⁵⁰ Что славились в мире отвагой своей, — Все пали в недавнем кровавом бою! Несчастье звезду погасило мою, Надежда утрачена, мрачная тень Окутала мглою сиящий день. Уж лучше на свет не рождался бы я, И свод не вращал надо мной Судия!» Дозорному витязь промолвил потом: «О зоркий воитель с пытливым умом! На нашу и вражью дружину взгляни: ¹⁶⁶⁶⁰ На поле сраженья сошлись ли они? Найди полководца иранского стяг, Кто справа, кто слева, сражаются как?» И слышит: «Я сколь ни гляжу с вышины, Не вижу и признака жаркой войны. Движенье, волненье на той стороне, На этой, сказал бы ты — войско во сне». Боль сердце вождю обожгла горячей, И хлынули слёзы из скорбных очей. Воззвал он, стеная: «Седлайте коня! ¹⁶⁶⁷⁰ Могила отныне приют для меня. Хочу наглядеться на славную рать, Шейдуша и Гива в объятия взять, Бижена, Роххама и Туса и всех Отважных и славных воителей тех. Прощальным лобзанием к ним припаду, Слезами в смертельной тоске изойду». Спешат для него скакуна оседлать. Вдруг возглас послышался с вышки опять: «О доблестный витязь, расстанься с тоской ¹⁶⁶⁸⁰ И сердцу даруй долгожданный покой! Прах встал на пути из Ирана столбом, День ясный во мраке топя смоляном. К нам движется рать, и знамёна над ней Сияют, луны светозарной ясней. Вот первое знамя, волк вышит на нём, Серебряный месяц — на стяге другом, А далее — знамя, где вышит дракон, На древке же лев золотой водружён». «Будь счастлив! — Гудерз восклицает в ответ, — ¹⁶⁶⁹⁰ Да будешь храним от несчастий и бед! Коль правда открылась тебе в вышине И сбудется всё, что поведал ты мне, Тебя одарю, чтоб лишений вовек Не знал ты, живя средь довольства и нег. И после, когда возвратимся в Иран, К престолу Хосрова, властителя стран, Тебя поведу я: великий почёт Тебе по заслугам на долю падёт! Прошу я, теперь с этой вышки спустись, ¹⁶⁷⁰⁰ К водителю рати иранской помчись, Известье благое спеши отнести, От каждого помощи требуй в пути». Но молвил боец: «На часах я стою, [581] Не вправе покинуть я вышку свою. Но только на землю опустится ночь И даль различать уже станет невмочь — Как птица Симург, с этой вышки слечу, С известьем к иранским бойцам поскачу». Дозорному молвил воитель седой: [582] ¹⁶⁷¹⁰ «Будь счастлив, не знайся вовеки с бедой! Вглядись и ответствуй мне с вышки своей, Чтоб войску дойти, сколько надобно дней?» И слышит в ответ: «Хемавена с зарёй Достигнет иранских воителей строй». И радостью старый воитель объят; Он словно воскрес, силы снова кипят... Пиран, между тем, точно буря, на бой Несчётные полчища вёл за собой. Гонца расторопного выслал, и вот ¹⁶⁷²⁰ Рассказ о событьях посланец ведёт. Услышал Хуман и промолвил, смеясь: «Удача нам другом теперь назвалась!» Поведал известье туранским бойцам; Клич радости дружный взлетел к небесам... Иранцы в унынье, от злой маеты Уста почернели и лица желты; Смешались ряды, удручённая рать О доле своей принялась толковать. Теснятся в смятении толпы мужей, ¹⁶⁷³⁰ Все плачут о гибели близкой своей, И сетуют витязи царских родов: «О нас позабыли Иран и Хосров! Нам здесь суждено, обездоленным, пасть, Не прах нас поглотит, а львиная пасть». Услышал Бижен полководца приказ: «Поведай нам то, что сокрыто от нас. С вершины на полчища вражьи взгляни, Откуда идут, и сильны ли они, Какою дорогою движется рать, ¹⁶⁷⁴⁰ Да княжьи шатры не забудь сосчитать». И тотчас воитель отважный, Бижен, Взошёл на вершину горы Хемавен, Взглянул и увидел: несчётны, грозны, Несутся бойцы, выступают слоны. Бегом к предводителю кинулся он. С тревогою в сердце, душой удручён, Воскликнул: «К нам движутся столько дружин, Что с Нилом сравнялись просторы равнин! Лес копий, знамён нескончаемый строй, ¹⁶⁷⁵⁰ И солнце померкло от пыли густой. Отступишься, витязей не сосчитав, Оглохнешь от грома огромных литавр!» Скорбь Туса объяла при этих речах, И слёзы невольно сверкнули в очах. Воителей славных призвал он к себе, Поведал

о чёрной грозящей судьбе. Промолвил: «Я ныне в преклонных годах, Вся жизнь в боевых миновала трудах, Падений и взлётов я много знавал, ¹⁶⁷⁶⁰ В подобной беде никогда не бывал. Да, выход один перед нами сейчас, Хоть мало бойцов и оружья у нас. Ночное сраженье туранцам дадим, И землю в кровавый Джейхун обратим. Пусть гибель сулит мне соперника мощь, Жив был бы владыка — отыщется вождь! Коль пасть суждено нам в объятья земли, Не скажут: бесславно мужи полегли!» И все, как один, согласились на то, ¹⁶⁷⁷⁰ Из витязей сердцем не дрогнул никто... Мир словно густою смолою облит, Не светят ни Тир, ни Бехрам, ни Нахид. Но месяц над Рыбою встал, и тотчас [583] Разорван ночного покрова атлас. Примчался дозорный, пред Тусом предстал, От бега лицом пожелтев как сандал, Вскричал он: «Возрадуйся, славный герой! Спешит к нам иранских воителей строй». Ликуя, сказал полководец бойцам, ¹⁶⁷⁸⁰ Отважным, прославленным тем удальцам: «Сражение лучше теперь отложить, Разумней порой выжидать, не спешить. По воле Йездана Ростем-исполин Несёт нам спасенье от бед и кручин. Сегодня удача к нам лик повернёт, И слава Ирана, как солнце, сверкнёт». Бойцы, услыхав о герое родном, Забыли и думать о бое ночном. И каждый желанному вестнику рад, ¹⁶⁷⁹⁰ И щедро его одарил стар и млад. Спустились на бранное поле посты, Их клики звучат средь ночной темноты. Толкуют в шатрах про Ростема-бойца, Весельем и счастьем объяты сердца.

579

16617 Иль мир опрокинулся?.. — В оригинале: «Не заперли для нас дверь неба...»

580

16637—16638 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.

581

16703—16704 В оригинале:

«Сказал ему [в ответ] дозорный: с дозора

Не подобает уходить [мне] к иранскому войску».

Часовой отвечал, можно сказать, по современным уставам!

582

16709—16710 Дословно:

«Так сказал дозорному богатырь Гудерз

Будь и дальше бодрствующим сердцем и светлым душой».

583

16773 В оригинале: «Взошел месяц, находившийся в созвездии Рыб» ("aз бордже махи).

[Хакан обозревает иранское войско]

Лишь двинуло солнце победную рать, И ночь без оглядки пустилась бежать, Мужи боевые туранской земли Толпою к властителю Чина пришли. Он молвил Пирану: «Сегодня мы в строй ¹⁶⁸⁰⁰ Не встанем, отложим решительный бой. Ведь надобно этим мужам боевым, Разящим врагов удальцам верховым, Скакавшим сюда по степям и горам, Дать отдых себе и своим скакунам. Теперь же скорее отправимся в путь: На войско иранское должно взглянуть». Ответ был: «Исполнен величья хакан, Рассудок ему проницательный дан. Как сердце подскажет, пусть действует он, ¹⁶⁸¹⁰ Стан воинский ныне ему подчинён». В дорогу вожди и бойцы собрались, И трубные вопли окрест разнеслись. На мощных слонах — пять сидений златых, Из ткани китайской покровы на них; На золоте той бирюзовой парчи Искрятся, сверкают алмазов лучи. Лоснятся тигровые шкуры попон, Златых колокольцев разносится звон. В богатых уборах, в венцах седоки, ¹⁶⁸²⁰ Блестящие серьги на них, кушаки. Колышутся стяги: тот — зелен, тот — ал, Ты в Чине на торжище будто попал! Так блещет дружина, что пышный чертог В час пира сравниться бы с нею не мог; При громе кимвалов, пестра и стройна, Подобна фазаньему оку она. Летят копьеносцы, их клики грозны, От полчищ степные просторы черны. Их издали Тус увидал и тотчас ¹⁶⁸³⁰ Построиться ратникам отдал приказ. Готовы иранцы рвануться вперёд, Гив славный державное знамя несёт. С вершины к подножью, сходящему в степь, Иранской дружины протянута цепь. Могучий Камус и Меншур, и хакан, И зоркий Биверд, и Шенгул-великан Дивятся тому, что увидели там: Не ждали того, что предстало очам! Клич витязей слышен — что гром над горой. ¹⁶⁸⁴⁰ Взирает хакан на воинственный строй И молвит: «Да это сильнейшая рать, Привыкшая всё на пути сокрушать! Не то нам туранский рассказывал вождь, Скрывать неразумно противника мощь! Муж, вздумавший яму прикрыть камышом, По ней на охоту помчаться верхом, Не столь безрассуден, как тот, кто готов Мощь вражью замалчивать в пору боёв. Я ранее, сколько в боях ни бывал, ¹⁶⁸⁵⁰ Наездников столь удалых не знавал». Вождь вымолвил: «Так малочисленна рать, Что нечего, право, о ней толковать!» «Когда же пойдём, — вопрошает хакан, — На поле войны?» Отвечает Пиран: «В пути одолел ты долин и холмов Немало: и долог был путь, и суров. Три дня и три ночи в покое пребудь И рати измученной дай отдохнуть. Затем я бы надвое рать разделил, — ¹⁶⁸⁶⁰ Ведь час не таков, чтоб опасность сулил! С зарёю пускай половина бойцов, Услышав кимвала воинственный зов, По ратному полю помчится верхом, То луком иранцев губя, то клинком. С полудня, пока не погаснет закат, Бойцы остальные пусть грозно разят. А тёмною ночью, врагам на беду, Я всех, кроме раненых, в бой поведу. Врагам ни на миг отдохнуть не дадим; ¹⁶⁸⁷⁰ Борясь непрерывно, в бою победим». Промолвил Камус: «Не по мне твой совет, Откладывать битву желания нет. С такой многочисленной ратью к чему Искать промедления нам? Не пойму! В бой ринемся разом, иранцам на страх, Чтоб тесно им стало в полях и горах! Отсюда войска на Иран поведём. Престол и венец, и державу сметём, От края до края страну разорим, ¹⁶⁸⁸⁰ Бойцам-удальцам на расправу дадим. Повергнем владыку и рать, и вождей, И старых, и юных, и жён, и детей. Все сгубим, чтоб всюду была пустота: Ни сёл, ни дворцов, ни людей, ни скота. К чему опасения в сердце таить, Тоской и сомнением душу томить? Всю ночь простоим, охраняя пути, Во тьме не дадим супостатам уйти. А там, лишь рассеется сумрак ночной, ¹⁶⁸⁹⁰ Рать хлынет бурливой морскою волной. С индийским воителем кинусь вперёд, Мой стяг на вершине горы зацветёт. Увидишь ты, завтра до этой поры Тел вырастет груда у этой горы, И весь зарыдает, застонет Иран О павших, смертельной тоской обуян». Хакан откликается: «Быть по сему! Умом не сравниться с тобой никому». И спорить не стали мужи против слов, ¹⁶⁹⁰⁰ Что молвил Камус, повергающий львов. Сказали и встали, и врозь разошлись, И к битве готовить войска принялись.

[Прибытие Фериборза на гору Хемавен]

Лишь солнце, взойдя на лазурный простор, Воздвигло из жёлтого шёлка шатёр, Донёсся к Гудерзу дозорного зов: «О доблестный муж, предводитель бойцов! Приблизилось войско, уж рядом оно, От пыли клубящейся стало темно». Воитель, услышав отрадный призыв, ¹⁶⁹¹⁰ Тотчас полетел, на гнедого вскочив, С волнением в сердце и дрожью в руках, Туда, где вставал над дорогою прах. И вот он дружину отчизны своей Увидел и стяг Фериборза над ней — Венчанного мужа, героя того, Которого с шахом связало родство. Спустился с коня престарелый боец, Светило дружины, почтенный мудрец. Ему предводитель объятья отверз, ¹⁶⁹²⁰ И слезы кровавые пролил Гудерз. Сказал Фериборз: «О воитель седой, Постигнутый в битвах жестокой бедой! Ты, мстя за царя Сиавуша, печаль Изведал; жаль витязей доблестных, жаль! Но скоро, поверь, мы отплатим за них, Повергнем обидчиков злобных своих! Хвала Основателю ночи и дня, Что жив, невредим ты встречаешь меня!» В тоске зарыдал престарелый герой ¹⁶⁹³⁰ О тех, что в земле почивали сырой. Вождю отвечал он: «Безжалостный рок Меня злоключеньям несчётным обрек. И внуков война отняла, и сынов, И стяг, и литавры, и храбрых бойцов. Но думать не время о брани былой; Бой новый здесь грянет, невиданный бой! Сегодня земля, что воронье крыло: Великое множество полчищ пришло. Что наша дружина средь них! Волосок ¹⁶⁹⁴⁰ На белом быке так чернеться бы мог. Возьми ты Саклаб, Индостан и Китай, И Рум — просвещенный ли, дикий ли край — Нигде ни души не осталось одной, Что против иранцев не шла бы войной. Но где же Ростем, говори поскорей, Чтоб с плеч моих рухнуло бремя скорбей!» И слышит: «Прибудет он следом за мной, Исполненный мщения жаждой одной. Ночами, доколе заря не взойдёт, ¹⁶⁹⁵⁰ Могучий без устали мчится вперёд. О, славный, мне место теперь укажи, Где ставку раскинуть могли бы мужи». Но тот: «Повтори мне Ростема слова; Знать должен я, воля его какова». И слышит вождя Фериборза ответ: «„Бои отложить"» — вот Ростема совет. Он молвил: «На месте иранская рать Должна вдалеке от туранцев стоять. Вовлечь вас не должен в сражение враг, ¹⁶⁹⁶⁰ Доколе вы мой не увидите стяг“». И двинулся в путь, и Гудерз вместе с ним, Спеша к Хемавену, к отрядам своим.

[Пиран совещается с хаканом]

Прибывшее войско с высот увидав, Туранский дозорный помчался стремглав И молвил, представ пред туранским главой: «Пора, приготовься к страде боевой! Стан недругов ныне весельем объят, На помощь к ним движется новый отряд!» К хакану в шатер устремился Пиран, ¹⁶⁹⁷⁰ Сказал он: «Прислал подкрепленье Иран. Не знаю, их сколько и кто их глава; Что делать нам, воля твоя какова?» Воскликнул испытанный в битвах Камус: «Тебе, предводитель туранцев, дивлюсь: Не ты ли войска Афрасьяба-царя Привёл, необъятные, словно моря; Пять месяцев долгих минуло — каков Твой подвиг в сражениях с горстью бойцов? Теперь наводнил наш воинственный стан ¹⁶⁹⁸⁰ Всю землю, Меншур здесь и я, и хакан. Дай нам отличиться, мы в битву пойдём, Ключ сыщем, утерянный робким вождём. Стань мир даже стали китайской темней От хиндских, кабульских, забульских мужей — Им всем не сравниться со мною одним. Стан вражеский сгинет, покончу я с ним! Страшить именитым Ростемом к чему? С ним первым расправлюсь я, горе ему! Пусть только он в сеть попадется мою, ¹⁶⁹⁹⁰ Его уничтожу в кровавом бою. Ты, витязь, трепещешь при слове Систан, Тоской и смятеньем твой дух обуян,. Увидишь, как в битве, свиреп и могуч, Я темную пыль поднимаю до туч — Узнаешь тогда, чья десница сильна, И что есть отвага, и что есть война!» «Будь счастлив! — Пиран восклицает в ответ, — Не знай никогда поражений и бед! Благою звездою будь вечно храним, [584] ¹⁷⁰⁰⁰ Не станем перечить желаньям твоим». Тут Чина властитель Пирану сказал: «Не сам ли на помощь Камуса ты звал? Всё то, что сулил, многомощный свершит: Повергнет он гору, слона сокрушит! Не так уж опасны иранцы, к чему Стращаешь ты ими бойцов, не пойму. Грозой по иранскому краю пройдём, Мужей боевых не останется в нём. Знатнейших, носящих величья печать, ¹⁷⁰¹⁰ В тяжёлые цепи велю заковать, К царю Афрасьябу с позором пошлю, А прочих мечом обезглавить велю. Листка не оставлю я там на ветвях! Всё сгинет — и трон, и корона, и шах». Услышал и радостью вновь осиян, Мужей и хакана восславил Пиран; В свой стан воротился, и тотчас пришли Вожди боевые туранской земли — Хуман, Фершидверд и свирепый Леххак. ¹⁷⁰²⁰ Пирану воители молвили так: «К иранцам пришли на подмогу войска, Стяг чёрный у них над главой вожака. Разведчик проворный, навстречу помчась, С известием к нам возвратился тотчас: Вожак — Фериборз, сын Кавуса; сильна Дружина его и владыке верна». На это Пиран говорит им в ответ: «Сегодня причин для смятения нет. Когда не Ростем он, страшиться к чему ж? ¹⁷⁰³⁰ Другой не спасёт их от гибели муж. [585] Хотя и сулит нам Камус торжество, Твердит, что Могучий — ничто для него, Хоть чудищу вод не уступит храбрец, А все ж от Ростема храни нас Творец!» «О доблестный, — молвил воитель Хуман, — Напрасно тревогой твой дух обуян. На нас не Ростем из Систана идёт; То князь Фериборз, — гибель дерзкого ждёт!» Сказал предводитель: «Поверишь иль нет, ¹⁷⁰⁴⁰ Постыл мне венец и престол — целый свет! С тех пор как известие мне принесли, Что войско пришло из иранской земли, Меня опасения стали терзать, Я горьких стенаний не в силах сдержать». Промолвил Гольбад: «Убиваться зачем? Иль плакать заставят нас Тус и Ростем? Оружья немало у нас. Ветерок Меж наших рядов проскользнуть бы не смог. Я с горсткою пыли сравнил бы врагов. ¹⁷⁰⁵⁰ Не страшен ни Тус, ни Ростем, ни Хосров!» Поднявшись, на этом закончили спор, И каждый к себе возвратился в шатёр. Тем временем Тус-предводитель узнал, Что грохотом землю наполнил кимвал, И славный герой из Ирана идёт, Послав Фериборза с дружиной вперёд. Забили в литавры, гора Хемавен От пыли густой обратилась в эбен, И склоны от ржанья коней затряслись, ¹⁷⁰⁶⁰ И воинов клики вокруг разнеслись. Бойцам предводитель в немногих словах Напомнил о мазендеранских боях. [586] О том, как исполненный сказочных сил, Злокозненных дивов Могучий косил, Как бился он, жизни своей не щадя... И воины радостно славят вождя. «Твои да умножатся слава и честь! Не жаль и души за отрадную весть. Когда на подмогу Могучий придёт, ¹⁷⁰⁷⁰ Не сломят нас даже чудовища вод! [587] Сражаться мы будем с врагом до тех пор, Покуда с Ирана не смоем позор. Мы знамя хакана, венец вырезной, Щиты золотые и трон костяной, Убранство слонов и венцы вожаков, Их серьги и золото их кушаков, И те колокольцы, что, дух веселя, Трезвонят, — таких не видала земля, — И царский из перьев павлиньих навес, ¹⁷⁰⁸⁰ Где камни бесценные — чудо чудес — И много захватим добычи другой, С отвагой невиданной ринувшись в бой!» В раздумье промолвил воителям Тус: «Страх тяжек, позора нам тягостней груз. Подножье горы обступила орда, Над славной дружиной нависла беда. Страшусь я услышать суровый укор, Увидеть Ростема разгневанный взор. Он скажет: — Как жалкий птенец, в западне ¹⁷⁰⁹⁰ Сидел ты, побед не добился в войне! Какой предводитель, такая и рать. Здесь, верно, никто не дерзал нападать! — Нагрянем на недруга, схватимся с ним, Его от подножья горы оттесним!» «Опомнись! — бойцы восклицают в ответ, — Не время теперь добиваться побед. Нам дальше горы не ступить ни на шаг, Лишь силой Ростема сражён будет враг. Всевышнему должно мольбы вознести, ¹⁷¹⁰⁰ Ведь он указует ко благу пути. По воле Создателя звёзд и луны Примчится Могучий на поле войны. Свой дух для чего омрачаешь ты сам? Будь радостен, злато даруй беднякам!» И радости клики несутся с горы. Бойцы разошлись, веселы и бодры, И каждый в душе упованье унес, А Тусу от дум до утра не спалось.

584

16999 В оригинале: м"aбадах"aмав"aрд-е то хич к"aс, т. е. «никто да не будет противником тебе!».

585

17030 Дословно:

«Дыхание его [т. е. Фериборза] — не исцеление (противоядие) от этой отравы».

586

17062 Т. е. о неудачном походе Кавуса на Мазендеран и о том, как Ростем спас и легкомысленного шаха, и всё иранское войско, одолев страшных врагов (см. том I — О походе Кавуса на дивов Мазендерана). Тут явная аналогия в положении иранского войска,— отсюда и напоминание Туса именно об этом подвиге Ростема.

587

17070 Чудовища вод — наиболее точный перевод слова н"aх"aнг — обычно — крокодил или акула.

[Гив и Тус бьются против Камуса]

Тельца восходящее солнце когтит, ¹⁷¹¹⁰ И пение птичье над степью летит. [588] У ставки Камуса послышался зов, Он первый был витязь, губитель бойцов. Построил мужей, роздал панцири им, Безудержной жаждою битвы палим. Оделся, рубаху кольчугой сменя; Шлем — шапка ему, одеянье — броня. Построил отборную рать, сосчитал Воителей грозных, одетых в металл. Пыль встала над полем, окутала даль, ¹⁷¹²⁰ Покрыли равнину железо и сталь. На вышке иранской вскричал часовой: «Вплотную приблизился строй боевой! Уж стяг именитого богатыря Явился очам, словно солнце горя. А полчища вражьи с другой стороны Несутся, как тучи, страшны и черны. Вождь грозен: гора — ты сказал бы о нём, Трясется земля под его скакуном. Пред ним копьеносцы, а дальше — войска, ¹⁷¹³⁰ Свою булаву с головою быка [589] Вознёс на плечо и, очами грозя, Несётся, — ему не дивиться нельзя!» Лишь с вышки дозорной раздавшийся крик Ушей предводителя Туса достиг — От радости лик у него просветлел, И грохот литавр к небесам полетел. Гонца расторопного тут же найдя, Послали в шатёр Фериборза-вождя. Везёт он седого Гудерза наказ: ¹⁷¹⁴⁰ «Напасть приготовился недруг на нас. Ужели себя мы дадим окружить, Рассеять, ударом одним сокрушить? Ты доблесть, достойную рода, яви: Сын царский, отвагу хранишь ты в крови. Средь пыли дружина Ростема видна, На помощь тотчас подоспеет она». Едва предводитель посланье прочёл, Он к Тусу и Гиву дружину повёл, Построилось войско, вожди во главе, ¹⁷¹⁵⁰ Над ними — заветное знамя Каве. Вот правое с левым сравнялось крыло, И войско могучее в стройность пришло. Знак подан — пора трубачам заиграть, И двинулась небу подобная рать. Навстречу стремительно тою порой Вёл войско Камус, именитый герой. Неслись удальцы, побеждая простор,— Так буйный поток низвергается с гор. И вот уж они под Горой Хемавен; ¹⁷¹⁶⁰ Земля — невидимка, а воздух — эбен. На гору глядит, усмехаясь, Камус И рати своей говорит он: «Клянусь, Все те, с кем сражалась иранская рать, Ничтожны, нельзя их мужами назвать! Сегодня пред ней не Пиран и Хуман, А грозных могучих воителей стан. Кому по плечу из иранских дружин Со мною сразиться один на один?» И крикнул он строю иранских мужей: ¹⁷¹⁷⁰ «Эй, витязи, гордые силой своей! Взгляните на мощь этих рук, этих плеч, На палицу эту, на пагубный меч!» Тот вызов услыша, воинственный Гив Помчался навстречу, булат обнажив. К Камусу приблизившись, думает он: «С ним мог бы тягаться лишь бешеный слон!» Однако свой лук оснастил, натянул, Йездана, Дарителя сил, помянул И множество стрел в исполина пустил — ¹⁷¹⁸⁰ В весеннюю тучу свой лук обратил. Кешанец не дрогнул при натиске том, Копьё выставляя, прикрытый щитом, Грозней носорога он ринулся вдруг — Пыль встала столбом, смерть витала вокруг. Приблизился к Гиву, с размаха всего Копьём в поясницу ударил его, И доблестный Гив покачнулся в седле, Мгновенье — и был бы простёрт на земле, Но силы собрал и не рухнул седок; ¹⁷¹⁹⁰ Он вырвал из ножен булатный клинок И, громко назвавшись, уменье своё Явил: расщепил исполина копьё. Тут издали глядя на бой удальцов, Встревожился Тус, предводитель бойцов. Подумал он: «Гиву не сдастся Камус! Для битвы подобной пригоден лишь Тус». Клич грянул, и вождь покидает ряды, Чтоб выручить Гива из тяжкой беды. На руку поводья Камус намотал ¹⁷²⁰⁰ И разом сражаться с обоими стал. Под Тусом коня поразил он мечом; Вождь рати, чернее эбена лицом, С коня соскочить невредимым успев, Взревев от досады, что яростный лев, Стал, пеший, с огромным копьём наступать, Над недругом лютым победы искать. Но как ни разили копьём и мечом, Не справились двое с одним силачом! Кипел среди, поля неистовый бой, ¹⁷²¹⁰ Пока небеса не окутались тьмой. Когда ж затопила равнину смола, Борьба исполинов конец обрела. И сном уж объяты два войска в шатрах: Одно — на равнине, другое — в горах.

588

17110 В оригинале: «С равнины донесся возглас (хоруш) жаворонка (чекав)», или с равнины донесся звук «мелодии жаворонка», т. е., очевидно, напев особой утренней мелодии. Мелодия «Чекавек» — одна из тридцати знаменитых мелодий Барбеда — великого певца-музыканта сасанидского Ирана (VI век), примерно звук нашей военной «зари» (?)

589

17130 Бык — символ мощи, и палицы с изображением его головы, выражаясь военным языком, «состояли на вооружении» знаменитой парфянской (хорезмийской) и сасанидской рыцарской конниц, а ретроспективно, как всё вообще в «Шахнаме», и эпической — кеянидской.

[Прибытие Ростема к иранцам]

День гаснет, и светоч ночной не зажжён. [590] Дозорные вышли с обеих сторон. Вдруг с вышки иранский дозорный вскричал: «Прах чёрный в просторе темнеющем встал! Равнина и горы движенья полны, ¹⁷²²⁰ Свет факела виден и речи слышны. То, верно, Ростем — несравненный герой. С ним храбрых забульских воителей строй». Гудерз, сын Гошвада, услышав о том, Спустился к подножью, помчался верхом. Сквозь павший на землю ночной полумрак Увидел драконом украшенный стяг. Навстречу Гудерзу, быстрее огня, [591] Ростем устремился, покинув коня, И обнял вождя престарелого он. ¹⁷²³⁰ У каждого вырвался горестный стон О чадах Гудерза, которых уж нет, О бедах, нагрянувших вместо побед. Промолвил Гудерз: «О великий герой, Боец прозорливый, с отважной душой, Ты лживых речей не ведёшь никогда, — Тобою держава безмерно горда. Иранцу милей ты, чем мать и отец, Казна и алмазы, престол и венец. Как рыба — без влаги, мы все без тебя, ¹⁷²⁴⁰ Главою на плахе! мы все без тебя. Едва я увидел твой ласковый лик И слово услышал приветное, вмиг О павших сынах перестал я рыдать, И смех на уста возвратился опять». «Будь радостен, — молвит в ответ исполин, — И сердце храни от забот и кручин! Всё в мире земном — суета и обман; Сулит он добычу — приносит изъян. На ложе ль недуга, в огне ли войны, ¹⁷²⁵⁰ Со славою, или со срамом — должны Мы все удалиться из мира сего, — Позорная смерть мне страшнее всего! Не будь же о близких печалью томим, Все думы отныне к войне устремим!» Лишь доблестный Гив с именитым вождём И все удальцы услыхали о том, Что славный Ростем Хемавена достиг И видел Гудерз ненаглядный тот лик, — Все двинулись в путь, оседлав скакунов, ¹⁷²⁶⁰ Разнёсся трубы торжествующий зов, И спешилось войско с вождём боевым, Ликуя при встрече с героем родным. Все думы о мести, и каждый, в слезах, Горюет о витязях, павших во прах. [592] Когда о потерях дружины узнал, Пронзённый печалью, Ростем застонал. В нем ярость пылает все жарче, грозней. Клянясь отомстить за убитых друзей, Он долго мужей наставлял и потом ¹⁷²⁷⁰ Воскликнул: «На смертную битву пойдём! Сражений таков неизбежный конец: Тот счастлив победой, а этот — мертвец». [593] Воздвигнут шатёр именитым вождём, И все меченосцы Нимруза кругом Разбили свои боевые шатры, И знамя вождя — на вершине горы. Воссел он и кругом уселись друзья, Воителей доблестных, славных семья. Гив с мудрым родителем справа сидят, ¹⁷²⁸⁰ А слева — Тус гордый и витязей ряд. Свеча восковая пред ними зажглась, Беседа о том, о другом полилась: О солнце лучистом, о светлой луне, О подвигах витязей в долгой войне. Немало про новую грозную рать Успели герою бойцы рассказать. Ашкбус ими назван, Шенгул и хакан, Меншур и герои, кем славен Туран: «А что до Камуса — и слов у нас нет! ¹⁷²⁹⁰ Нам всем на него и глядеть-то не след. Он — дуб, на котором булат с булавой Взрастают, и длит он без устали бой, Хоть падай горячие камни из туч; Сразит он и льва — беспредельно могуч. Меншуром земля, ты сказал бы, полна, Вождю небывалая сила дана. От круч Хемавена до Шехда-реки — Знамёна и кони, слоны и полки. Недаром воителей грусть извела: ¹⁷³⁰⁰ Нет шлемам и латам конца и числа. В широкой степи до подножья горы — Повсюду парчёвые княжьи шатры. Ты вовремя, славный герой, подоспел, Иначе наш горестен был бы удел. Ты с нами, о доблестный! Слава Творцу, Привёл он страдания наши к концу!. С тобою дождёмся побед боевых, А то уж не чаяли быть и в живых». Вождь, плача о павших, главою поник, ¹⁷³¹⁰ Глубокой тоской затуманился лик, И полные мудрости речи слышны: «От тёмного праха до ясной луны — Везде воздыханья и стоны звучат, То мира земного обычай и лад. Нам, смертным, посменно судьба подаёт [594] Яд брани и мира целительный мёд. Мы землю покинем в назначенный срок, Не нам переспорить изменчивый рок! На ложе, иль в битве, но каждый умрёт. ¹⁷³²⁰ Сомнения прочь, без боязни вперёд! В бою торжество да пошлёт нам Творец, Врагов да постигнет бесславный конец! Все силы для мщенья теперь соберём, И недругов с лика земли мы сотрём!» И слышит хваленья бойцов исполин: «Воитель венчанный, опора дружин, Живи, высоко вознесённый судьбой! Весь век да гордится владыка тобой!»

590

17215 В оригинале:

«Когда от солнца и месяца стали пусты небеса».

591

17227 Дословно:

«Пешим приблизился к Гудерзу, словно дующий ветер» (чо бад-е д"aман).

592

17264 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.

593

17272 Дословно:

«Одному — поминки, другому — пир» (йакираст мат"aм й"aкираст б"aзм).

594

17315 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.