Firefly. Признаки жизни
Шрифт:
Но не сегодня. Сегодня он не видел перед собой ничего, кроме медленного и неотвратимого угасания.
Вскоре капсула остановилась у дверей особняка. Дворецкий с важным видом проводил Мэла в огромный вестибюль, где уже ждал Лямур.
– Мэл. – Лямур протянул ему руку. – Рад вас видеть. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.
Его руку Мэл не пожал.
– Где она?
Лямур понимающе кивнул.
– Наверху, в комнате для гостей. Ее лечат лучшие онкологи, а сиделки ухаживают за ней круглые сутки. Я делаю все, чтобы сделать как можно
– Отведите меня к ней.
– Конечно, конечно. Сюда.
Они поднялись по большой лестнице, прошли по галерее, в комнаты, более просторные, чем большинство городских квартир. Бархатные портьеры и натертый до блеска паркет резко контрастировали с новой, суперсовременной медицинской койкой, отчего она выглядела еще более неуместной.
Койка, парившая в воздухе в полуметре от пола, ощетинилась мониторами и приборами. Со стоек, прикрепленных к ее раме, свисали мешки для капельниц, наполненные прозрачными жидкостями. Койка была немного наклонена – так, чтобы лежащий на ней человек мог смотреть в панорамное окно на стоящие посреди лужайки статуи, озеро и сад с искусно подстриженными деревьями.
Над кроватью склонилась сиделка, ухаживающая за пациентом. Увидев Мэла и Лямура, она отошла в сторону.
Мэл подошел к кровати. Теперь он уже не спешил. Он хотел увидеть Инару. Он не хотел увидеть Инару.
Она была одета в шелковое кимоно, на котором вручную были нарисованы цветы вишни. Ее лицо осунулось и приобрело землистый оттенок; губы пересохли и потрескались. Ее волосы утратили блеск и теперь стали тусклыми и ломкими, словно перекати-поле.
Но она все равно была прекрасна.
Инара повернула голову на подушке и с трудом сфокусировала взгляд.
– Мэл? – хрипло, еле слышно произнесла она.
Мэл не мог говорить.
– Ты пришел, – сказала она и, собрав все силы, улыбнулась.
Мэл по-прежнему не мог вымолвить ни слова. У него в горле застрял комок.
– Я рада тебя видеть, – сказала Инара.
– Почему ты мне не сказала? – спросил Мэл, к которому наконец вернулся дар речи.
Он хотел, чтобы это прозвучало жалобно, но это было больше похоже на обвинение.
– Я пыталась, несколько раз, но не могла себя заставить.
– Но ты знала – с самого начала, когда впервые пришла на «Серенити», ты уже знала. Лямур мне сказал.
Мэл посмотрел по сторонам, разыскивая Лямура, но миллиардер и сиделка вышли из комнаты, чтобы не мешать Мэлу и Инаре.
– И Саймон говорит, что ты намекнула ему об этом, – продолжил Мэл. – Когда на «Серенити» взорвалась компрессионная спираль и у нас заканчивался воздух, он сказал что-то вроде «не хочу умереть на этом корабле», а ты ответила, что вообще не хочешь умирать. В то время он не обратил на это особого внимания, но теперь, когда он знает, что ты больна…
– Он понял, что я намекала на свою неизлечимую болезнь.
– Да. Но это был единственный раз, когда ты пыталась с кем-то об этом поговорить.
– Как там Саймон, кстати? – спросила Инара. – Он с Кейли наконец… ну, ты понимаешь.
– Нет, они не вместе.
Инара
– Тьен сяо дэ! Ох уж эти двое. Они вообще не видят дальше своего носа. А остальные? Как дела у Зои, Уоша, Ривер… Я скучала по ним, даже по Джейну.
– Я здесь не для того, чтобы говорить о них.
Голос Мэла звучал все более сердито. Возможно, он действительно был рассержен.
– Если хочешь узнать, как у них дела, сама у них спроси. Только ты ведь их не пригласила. Сказала, что встретишься только со мной.
– Мэл… – Инара накрыла его ладонь своей – легкой словно воробушек. – Пожалуйста, выдохни, успокойся. Я не пригласила остальных, потому что не хочу, чтобы они видели меня такой. Пусть запомнят меня здоровой. И тебе я тоже не хотела показываться в таком состоянии, но Станислав убедил меня в том, что это нужно сделать. Но я смотрю на тебя и уже не знаю, прав ли он.
– Ладно, ладно…
Мэл попытался успокоиться. Его чувства сейчас не важны. Сейчас главное – состояние Инары.
– Просто я… Если бы я знал, это, возможно, что-нибудь изменило.
– Каким образом?
– Прежде всего я бы попросил тебя остаться на «Серенити». Я настоял бы на этом.
– Вот почему я ничего не сказала. Это было бы неправильно.
– Мы бы за тобой ухаживали, сделали бы все, что в наших силах. Это неправильно?
– Да, ты бы мне сочувствовал. И еще ты бы меня жалел, а жалости к себе я не потерплю ни от кого, а от тебя – тем более.
– Поэтому ты солгала – сказала, что возвращаешься на Синон, в дом Мадрасса. Ты заставила нас поверить в то, что мы недостаточно хороши для тебя, что ты стыдишься нас.
– Ты хочешь сказать «меня», а не «нас», да? Я почти уверена, что все остальные так не считали. И кроме того, я не солгала: я действительно вернулась в дом Мадрасса, хотя и ненадолго. Дело в том, что симптомы моего заболевания – миеломы Кила – можно сдерживать, по крайней мере поначалу. Есть лекарство, коктейль из ингибиторов протеасом и иммуномодуляторов, которое замедляет развитие болезни. Пока я была на «Серенити», я регулярно делала себе инъекции, и какое-то время этот метод работал.
– Я никогда не видел, как ты это делала.
– Думаешь, я стала бы тебе это показывать? Шприц я прятала и использовала его, только когда никого не было рядом. Но я знала, что вечно так продолжаться не может. Лекарства становились все менее эффективными, у меня болела голова, возникало головокружение, перед глазами все расплывалось. Такие приступы проходили, но постепенно они участились. Я знала, что скоро у меня начнутся обмороки. Именно так обычно протекает миелома Кила. Мои почки начнут забиваться, начнутся инфекции… и я уже не смогу скрывать свою болезнь, особенно от Саймона. Больше всего я боялась его – и его наметанного глаза. Однажды я чуть ему не проболталась, и была еще куча случаев, когда я успела вовремя прикусить язык. Возможно, мне было полезно поговорить об этом хоть с кем-нибудь из экипажа, и я знала, что Саймон будет соблюдать врачебную тайну.