Firefly. Признаки жизни
Шрифт:
– Ты могла бы довериться мне. Я бы сохранил твою тайну.
– Если бы я рассказала тебе, Мэл, об этом узнали бы все.
– Я бы ни единой живой душе не проболтался.
– Ты бы мог ничего не говорить – за тебя бы все сказало твое поведение. Ты бы по-другому со мной общался, ты был бы бережным, хмурым, печальным, чрезмерно заботливым – и остальные бы это заметили. Нет, я не хочу тебя обидеть. Ты бы просто не смог вести себя иначе.
Мэл подумал, что Инара права. Но это не значит, что она поступила правильно.
– Я должна была уйти, и все.
– Ты думаешь… ты думаешь, что покинуть корабль без объяснения причин – это лучше всего? Чтобы я думал, что сам во всем виноват?
Внезапно Инара зашипела от боли. По ее телу прошла судорога, заставив Инару выгнуться дугой. Несколько приборов, встроенных в кровать, начали негромко попискивать.
– Инара? Инара!
– Все… все нормально, – ответила она, стиснув зубы. – Просто подожди… немного. Кровать… реагирует. Вот так. – Инара расслабилась и упала обратно на матрас. – Уже лучше. – Она подняла руку и показала ему трубку, по которой через канюлю в вену текла жидкость. – Анальгетик уже срабатывает. Жень цы дэ фо цзу, как хорошо. Обычно боль не очень сильная, но иногда бывают эти приступы…
– Инара…
– Мэл, пожалуйста, не надо этих больших печальных глаз. У меня все в порядке, честно.
– Нет, не все в порядке. Ты умираешь!
Гнев вернулся, он усилился, и ничто не могло потушить его пламя. Мэл был в ярости – не на Инару, а на себя, на судьбу, на проклятую болезнь, которая постепенно пожирала Инару.
– И это нормально, – ответила она. – Все умирают. Сейчас просто пришло мое время.
– Нет, нет. К черту этот буддийский лэ сэ.
Глаза Инары вспыхнули, и на миг она стала похожа на себя прежнюю.
– Не смей называть мою религию «мусором», Мэл. Не смей.
Он покаянно склонил голову.
– Да. Прости, – пробурчал он.
Инара смягчилась.
– Иногда нужно просто принять тот факт, что ты ничего не можешь сделать, что мир такой, какой он есть. Злиться на него, воевать с ним – бессмысленно.
– Злиться и воевать – это моя тема. Я всегда так делаю.
– Знаю, Мэл, и прошу тебя на этот раз действовать иначе – ради меня и ради тебя.
5
Они поговорили еще минут пять. Мэл поведал ей последние новости из жизни команды.
– Платины мало, – сказал он. – Работы тоже.
– То есть все как обычно.
Мэл заметил, что Инара устает. Говорить ей становилось все сложнее.
– Мэл… – сказала она наконец. – Я творила злые дела.
– Нет,
– Почему я ушла из дома Мадрасса. Фидлерс-Грин… Мой клиент проговорился, что повстанцы собираются атаковать базу в Фидлерс-Грин. Я подумала, что об этом стоит сообщить властям. Мне казалось, что так я предотвращу кровопролитие.
– Да, ты рассказывала.
– Я не хотела, чтобы все вышло вот так. Альянс провел бомбардировку… уничтожил всю базу. Столько людей погибло… столько мирных жителей… Когда я в конце концов призналась тебе в этом, ты так разозлился.
– Знаю. Но сейчас не то время, чтобы осуждать себя.
– Потому что надо мной нависла смерть? Но если не сейчас, то когда?
– Вспомни свои добрые дела, – сказал Мэл, – а не свои ошибки. Подумай о том, как много ты значила для людей, о том, как ты делала их лучше.
– В том числе тебя?
– И больше всех меня. Правда, я никогда в этом не признаюсь.
– Не бойся, твою тайну я не выдам. Я заберу ее с собой в могилу.
Мэл увидел, что у нее уже слипаются глаза.
– Мне жаль, Мэл, – пробормотала Инара.
– Все нормально, – ответил он. – Просто спи.
– Мы с тобой… У нас с тобой могла быть…
– Знаю, Инара. Знаю.
Инара еще что-то сказала, но так неразборчиво, что Мэл не понял ни одного слова. Затем она закрыла глаза и уснула.
Он посидел у ее кровати еще полчаса, наблюдая за тем, как она спит, а затем вышел из комнаты. Ему хотелось кому-нибудь врезать. В коридоре стояла скульптура, трехмерная фигура из заплаток, видимо, сделанная из переработанного металла. Мэл не понимал, что она должна изображать – кошку на ходулях, пьяного жирафа? Его так и подмывало бросить ее на пол, растоптать, снова превратить в утиль.
– Пожалуйста, не надо, – сказал Станислав Лямур, подходя к Мэлу сзади.
– А?
– Это настоящий Оскар Наварре. Оч-ч-чень дорогой. Вы собирались сделать с ним что-то плохое.
– А вот и нет.
– И не вы первый. С творчеством Наварре связано множество скандалов. Одни считают его работы гениальными, другие…
– Другие уверены, что смогли бы за полдня смастерить такое у себя в сарае.
– Именно. Но это не мешает его работам уходить с аукциона за баснословные суммы. Вот эта называется «Редкая масть». Это своего рода каламбур. Видишь ли, это лошадь, сделанная из банок из-под мастики.
– А-а, лошадь. Ну, теперь, когда вы это сказали, я ее вижу.
Лямур сочувственно взглянул на него.
– Мэл, я все понимаю. Насчет Инары. Я чувствую то же, что и вы. Мы оба ее любим. Мы в ярости оттого, что с ней происходит. От таких мыслей хочется воевать против всего мира, но что хорошего из этого выйдет? Давайте лучше выпьем. У меня внизу есть бутылка «Цзиньсе де Мэнсян». Лучший односолодовый виски в мире.
– Мне не очень хочется пить.
Шесть больших порций виски спустя Мэл обнаружил, что его ярость превратилась в уныние. Такая вот магия бухла. Алхимия алкоголя.