Фирма
Шрифт:
В прошлом году в этот же день Джо Ходж и Марти Козински пели вместе со всеми.
В прошлом году в это самое время он был в числе лучших гарвардских выпускников, и на него так и сыпались предложения о приеме на работу.
И вот он уже стал миллионером, и очень скоро за его голову будет назначена награда.
Вот как много вещей может произойти за год.
Пойте, пойте же, братья.
Митч повернулся и зашагал к машине.
Около полуночи вдоль Мэдисон-стрит вытянулась цепочка такси, и богатейших в городе юристов, усадив на задние сиденья, развезли по домам. Оливер Ламберт был, без сомнения, самым
Именно в это время на другом конце города на Фронт-стрит остановились два одинаковых “форда”-фургончика, раскрашенных желтым и голубым и с надписью по бортам “БОРЦЫ С ПЫЛЬЮ”. Датч Хендрикс распахнул ворота и позволил им въехать вовнутрь. Фургончики задним ходом подкатили к служебным дверям, из них высыпали восемь женщин в одинаковых комбинезонах и принялись выгружать пылесосы, ведерки с тряпками и баллончиками аэрозоля. Затем из фургонов извлекли швабры, половые тряпки, рулоны бумажных полотенец. Переговариваясь между собой, женщины входили в здание. Как было предусмотрено инструкциями, поочередно убирался каждый этаж, начиная с четвертого. По этажам ходили охранники и внимательно поглядывали за уборщицами.
А женщины не обращали на них никакого внимания, говоря на каком-то своем языке что-то одно им понятное о корзинах для мусора, протирке мебели, чистке пылесосами и отмывании кафеля в туалетных комнатах. Среди них была одна новенькая, которая двигалась чуть медленнее, чем ее подруги. Зато она была куда более наблюдательна. Когда охранник отворачивался, она тянула на себя ручки выдвижных ящиков стеллажей и письменных столов. Она на все обращала внимание.
Уже третью ночь она приходила в это здание заниматься уборкой, потихоньку узнавая все больше и больше. Кабинет Толара на четвертом этаже она обнаружила в первую же ночь, от удовольствия она едва не рассмеялась.
На ней были грязные потертые джинсы и разбитые теннисные туфли.
Комбинезона ей еще не выдали, только фирменную голубую блузу, которая была чрезмерно велика, зато скрадывала ее фигуру, делала похожей на других уборщиц, толстых и бесформенных. На кусочке ткани, пришитом поверх нагрудного кармана, было написано ее имя: Дорис. Дорис, уборщица.
Когда женщины уже наполовину закончили с уборкой на втором этаже, подошедший охранник велел Дорис и двум другим женщинам, Сьюзи и Шарлотте, следовать за ним. Вместе с ним женщины вошли в кабину лифта. Он вставил в какое-то отверстие на панели ключ, и лифт опустился вниз, в подвал. Выйдя из лифта, охранник открыл другим ключом тяжелую массивную металлическую дверь и жестом приказал им войти в довольно просторное помещение, разделенное перегородками на множество отсеков. На каждом из столов в помещении царил беспорядок из бумаг, повсюду стояли дисплеи компьютеров. Вдоль стен – черного цвета наглухо закрытые стеллажи. Никаких окон.
– Розетки там. – Охранник указал на туалетную комнату.
Включив пылесос и приготовив баллончики со спреем, женщины принялись за работу.
– На столах ничего не трогать, – предупредил он.
30
Завязав шнурки своих найковских кроссовок, Митч уселся на кушетку в ожидании телефонного звонка. Херси, за две недели отсутствия
В их разговоре не было никаких сентиментальностей типа “сердечко мое”, “детка” или “милый”. Голоса звучали холодно и отчужденно.
– Как твоя мать? – спросил он.
– Намного лучше. Она уже встает и ходит, только еще очень слаба. Но настроение бодрое.
– Рад это слышать. А что отец?
– Как обычно. Целыми днями занят. Как там мой пес?
– Тоскует без тебя. Боюсь, что он просто рехнется.
– Я очень по нему скучаю. Что нового у тебя на работе?
– Довольно нормально пережили всю эту суету вокруг пятнадцатого апреля. Народ приободрился. Половина партнеров на следующий день отправились в отпуска, так что сейчас у нас значительно тише.
– Надеюсь, ты уже перешел на шестнадцатичасовой рабочий день?
Поколебавшись, он решил пропустить вопрос мимо ушей. Какой смысл затевать сейчас дискуссию?
– Когда ты возвращаешься?
– Не знаю. Еще пару недель мне нужно побыть рядом с мамой. От отца, боюсь, помощи ждать не придется. У них, правда, есть прислуга, но сейчас здесь нужна я. – Она сделала паузу, как бы собираясь известить его о чем-то неприятном. – Я позвонила сегодня в школу и предупредила их, что в этом семестре на работу уже не выйду.
Он принял новость совершенно спокойно.
– До конца еще два месяца. Ты хочешь сказать, что в течение этих двух месяцев тебя не будет?
– По крайней мере, месяца, Митч. Мне просто нужно какое-то время, и все.
– Время для чего?
– Не будем начинать все сначала, хорошо? У меня нет сейчас желания спорить.
– Хорошо. Замечательно. Отлично. А какие у тебя сейчас желания?
Наступил ее черед не услышать вопрос. Пауза затянулась.
– Сколько миль в день ты пробегаешь?
– Парочку. Добираюсь шагом до трека, устраиваю небольшую пробежку и возвращаюсь.
– Будь осторожнее на треке. Там такая темень.
– Спасибо за заботу.
Опять долгая, долгая пауза.
– Мне пора идти, – сказала она. – Маме нужно ложиться спать.
– Завтра вечером позвонишь?
– Да. В это же время.
Она положила трубку, даже не сказав “до свидания” или “я люблю тебя”. Просто положила трубку.
Митч подтянул свои белые носки, одернул белую ветровку. Закрыв кухонную дверь на ключ, он быстрым шагом направился вниз по темной улице. Школа со спортгородком располагалась в шести кварталах на восток от Ист-Медоубрук. Позади школьных зданий, сложенных из красного кирпича, находилось поле для бейсбола, а еще дальше за ним лежало футбольное поле, вокруг которого шла гаревая, дорожка, или, как называли ее любители бега, трек.
Любителей было немало, но только не в это время – одиннадцать ночи, тем более что и луны на небе не видно. На треке было пустынно, а Митча это устраивало как нельзя более. Весенний воздух был чистым и полным прохлады, и на первую милю у Митча ушло всего восемь минут. Он перешел на расслабленный шаг. Проходя мимо трибун, сделанных из легких алюминиевых конструкций, установленных с той стороны, что была ближе к его дому, он краем глаза заметил чью-то темную фигуру. Митч продолжал двигаться размеренной, расслабленной походкой.